Она улыбнулась.

— Прогиб засчитан.

— Еще напишу, что Кромка очень толстая, поэтому использование магии затруднено, что мы находимся на континенте, условно «севернее» субтропической зоны, с мощной островной грядой к условному «западу». Напишу, что всех любим и что если они физически не могут или не успевают нас спасти, то у нас все хорошо, мы стараемся многое сделать и ни о чем не жалеем.

— Хороший текст, — согласилась Алёна. — Поддерживаю.

— На самом деле я жалею, — вздохнул я, с трудом отрываясь от нее и поднимаясь на ноги. — Мне не надо было тащить тебя с собой на ту конференцию!

— Вообще-то, официально это я была приглашенной стороной, а ты поехал, как мой плюс один. Если забыл. Главное, ты жив, еще раз говорю. Я не сомневалась, что ты погиб!

— Как будто ты меня не знаешь, — заметил я легкомысленно.

— В том-то и дело, что знаю! — мрачно сказала Алёна. — Ты все время пытаешься сдохнуть! Помнишь, как мы с тобой познакомились?

— Ну что ты опять начинаешь… — закатил я глаза.

— Ты свое собственное сердце вырвал! Руками! И теперь — «ой, да что такого, было и было»…

Я расхохотался и, не в состоянии удержаться, снова уселся рядом на землю, обнял ее.

— Все, все! Мне нужно писать письмо! А тебе нужно готовить этот удар Черного Солнца…

— Да, конечно, — Алёна вздохнула. — Эх, Морковка. Как жаль, что ты скоро от нас улетишь!

Дракон ткнулся ей в плечо, и она ухватилась за его надбровные выступы, чтобы встать.

* * *

Письмо было написано, запечатано — к счастью, слуга Сорафии не подвел, положил все, что нужно: и бутылку, и воск. Я упаковал его в кожаный мешочек и аккуратно, толстым шнуром примотал его на шею дракона. Еще раз поцеловал Морковку в нос, погладил его. Алёна последовала моему примеру. Очень жалко было отпускать зверя — я даже сам не понимал, насколько по нему соскучился, пока он не появился! Впрочем, я не позволял себе думать о доме, о детях и друзьях. Об Алёне тоже запрещал бы себе думать, если бы только не знал, что она здесь и что я должен ей помочь.

Должен ей помочь! Оказывается, это она помогала мне — причем почти что с самого начала.

— Я готова, — сказала Алёна деловым тоном. Она стояла на краю обрыва, заходящее солнце алыми бликами горело на ее черном бархатном плаще и белых волосах. Все-таки фразу «соберись для поездки за город» она или ее слуги поняли странно: кроме этого бархатного плаща с шерстяным подкладом, на ней было еще белое платье лишь слегка короче тех, что она обычно носила. Правда, еще и кожаные сапоги. Может, это элемент образа? Кажется, я ни разу не видел Сорафию не в платье, разве только ранним утром во дворе графа Флитлина во время тренировки. — Если эти слизни будут падать на лес, возможно, стоит найти поляну? Или хотя бы прогалину? Чтобы легче было их сжигать, не устроив лесной пожар?

— О слизнях в этот раз позаботится Морковка, — я покачал головой. — И о прочих существах, если они появятся. Нет гарантии, что каждый раз будут только слизни.

— Понятно, — кивнула Алёна. — Ты уверен, что другого вреда Черное Солнце не наносит?

— Цензору не нанесло. Оровин погиб от слизня, а не от самого удара. Но если вдруг почувствуешь себя плохо, я тут же тебя исцелю.

— Хорошо. Но на всякий случай отойди назад на несколько шагов.

Я послушался.

Она вытащила из ножен кинжал и вытянула перед собой. Впечатляющая аура Великого мастера закружилась вокруг, собираясь в точку на конце лезвия. Поймав мой взгляд, Алёна начала объяснять свои действия тоном университетской преподавательницы, с легкой улыбкой в голосе.

— Главное — концентрация внутренней энергии. Тонкость в том, чтобы собрать ее на самой границе предмета, иначе такая мощь в ограниченном объеме разрушит любой материал, не говоря уже о человеческом теле. Как мы теперь знаем, она даже специфическое пространство Кромки разрушает. И, кстати, первому рангу будет труднее, чем высшему или Великому мастеру — тебе придется дольше концентрировать энергию, коль скоро у тебя ее в принципе меньше.

Так странно было слышать привычные интонации Сорафии в речи на моем родном языке, да к тому же еще и знать, что это говорит моя жена! Она прежде никогда не звучала так академично.

— Понял, — сказал я.

— Насколько я понимаю, техника не зависит от, скажем так, средства доставки — удар Черного Солнца можно наносить хоть кулаком, хоть оружием. Школа Цапли универсальна, но меня учили на мече. Кинжал, впрочем, сгодится не хуже. Ну и удар нужно наносить не просто так, а, опять же, как меня учили, в «в зазор между пространством внутренней энергии и обычным пространством». Вот так.

С этими словами Алёна сделала выпад, вонзая кинжал в пустоту.

Тонкая черная трещина побежала прямо по воздуху, одновременно трехмерная и двухмерная — поразительное зрелище! Прорыв черным солнцем возник над нашими головами, от него разбежались длинные «лучи» вторичных трещин.

Я снова почувствовал привычную волну эйфории: магия вливалась в тело.

Морковка взревел и тут же рванул вверх, чуя близость родной среды. Первого же слизня, появившегося из прорыва, он играючи схватил зубами, заглотил — и был таков. А потом, в последний раз оглянувшись на нас, сам исчез в разрыве. Больше из черной щели никто не появился.

— Он с той стороны их всех перебьет, — сказал я. — А нам нельзя терять ни секунды. Раздевайся.

С этими словами я сорвал с себя плащ и начал расстилать на земле.

Алёна приподняла брови, но тоже послушно дернула завязки плаща.

— Вот как? — спросила она с дразнящей, игривой интонацией. — Настолько не терпится?

— Именно. Снимай платье и ложись на живот.

— А сил-то у тебя хватит, старый ты лис? — снова та же дразнящая ирония.

— На глаза — не знаю, — я иронии не принял. — Что там у тебя, нервы или мозг? А вот снять боль в спине должно хватить. Грыжа, да?

— Грыжа, несколько неудачных шрамов, защемление нервов — насколько мы с Иаром смогли диагностировать, — Алёна тоже заговорила серьезно, послушно избавилась от платья, под которым у нее, как я и подозревал, оказалась черная тренировочная форма Цапель из очень тонкой, но плотной ткани. Затем моя жена улеглась на подстеленный плащ, подложив себе под руки и подбородок собственный, бархатный. — Я ведь трансплантолог, а не врач общей практики! Хотя тут, конечно, пришлось отказаться от «роскоши специализации», как говорил Валерий Иванович… Помнишь его?

— Еще бы, — я сел рядом, положил руки ей на затылок. — Он очень долго с тобой работал. Как я понимаю, Иэррей — вовсе не чудо-лекарь? Он прикрытие?

— Ну почему. Для здешнего уровня — практически чудо-лекарь. Очень умный и способный юноша, приехал к нам на континент не чтобы просто зарабатывать деньги на варварах, как большинство оиянцев, а чтобы учиться — и в Лидасе у оптиков, и в нашей Гильдии Медиков… Но в хирургии он, конечно, ничего не понимал, оиянские лекари этим не занимаются… — Алёна добавила с улыбкой в голосе: — Он мне очень тебя напомнил.

— Меня?.. — мои руки замерли.

— Ну да. У тебя были очень похожие манеры, когда ты был прикован к постели да к инвалидному креслу! Такой невозмутимый, слегка аутичный молодой человек. Иэррей еще и болен был, когда мы с ним встретились — тоже как ты. Камни в почках, тяжелый случай. Бедняга уже на тот свет готовился.

— И ты его спасла?

— Да, рискнула… Страшно было — ни освещения нормального, ни инструментов, сама еле вижу. Хорошо, у Иара эта линза оказалась, он ее не совсем законным путем из Лидаса притащил, чуть ли не контрабандой. Но пиелолитотомия — относительно простая операция, и мальчику терять было нечего, дело у него уже очень далеко зашло. Так что вот. После этого он был мне очень благодарен и согласился даже врать про то, что это он меня учит медицине, а не наоборот.

— Ну надо же, — усмехнулся я. — А я сначала принял его за тебя!

— Что⁈

— Представь себе. Я догадался, что тебя забросило в чужое тело, как и меня. Но не знал, в мужское или женское. Искал подозрительных. У Иэррея медицинские знания — раз, манера говорить — тоже такая… современная. Он у тебя нахватался, да?