Другая часть моего разума довольно отметила, что Лела — из той породы, откуда выходят мученики, подвижники и фанатики, в зависимости, так сказать, от градуса накала; и что такой ценнейший кадр, да еще бойца первого ранга с потенциалом на высший, будет глупо не использовать в своих целях.

Однако от небольшой вербальной мести я все же не удержался.

— Тетушка, — ласково сказал я. — Ну что вы так убиваетесь? Вы же так не убьетесь.

Этот каламбур отлично перевелся на местный язык, как родной!

Лела резко развернулась ко мне, чуть не упала. Побледнела еще сильнее.

— Лис! — воскликнула она. — Ты… ты явился ко мне?

— Я вообще явился, — сухо сказал я. — Из Тверна, на лошади. Всю задницу опять отбил, задолбало! Терпеть не могу верховую езду!

Лела ошеломленно моргала.

Я подошел, рывком вздернул ее на ноги и крепко обнял. Судя по запаху пота, женщина реально сидела здесь со вчерашнего вечера!

— Никуда я от вас не денусь, — мягко сказал я. — Даже если решу куда-нибудь улететь — с собой заберу. Имей в виду!

Лела схватила меня за талию, прижала к себе — и вдруг зарыдала.

…Но мою «программную проповедь» полчаса спустя она слушала с совершенно сухими глазами — в которых даже без старания художника по спецэффектам без труда можно было увидеть звезды.

Ох, как я намучился, подбирая для этой проповеди верные слова! Пусть Алёна пыталась меня убедить, что рассказать здесь об истинной вере — данная мне Творцом миссия, сам я отнюдь не был в том уверен. Кроме того, мне казалось: малейшая ошибка, и я обрекаю этих людей на повторение самых кровавых страниц нашей истории, а себя (и Алёну, как мою соучастницу) — на вечные муки.

«Кровь в нашей истории лилась не из-за религии, а из-за экономических и политических процессов, которые прикрывались религией или ересями, будто ширмой, — хмуро возразила Алёна. — Уж ты, как историк, должен это понимать лучше меня! Что же касается ада… — она печально улыбнулась. — Никто из нас не знает, на что обречен. Но ты столько раз уже успел мне намекнуть или сказать прямо, что именно там и ожидаешь очутиться!» «Допустим, — ответил я ей в тон, — но я надеялся, учитывая мою богатую биографию, что мне дадут спецзадание и пулемет! И что насчет тебя? Не боишься?» «А я в любом случае прошу Творца, чтобы он больше не разлучал нас». У меня от этих ее слов временно пропал дар речи, а когда вернулся, я только и мог сказать: «Вообще-то, на этот счет сказано: если твоя рука смущает тебя, отсеки ее и иди за Господом». Алёна пожала плечами. «Руку я могла бы отсечь. Тебя — никогда». После паузы она добавила: «Но в этом и не возникнет необходимости. Ты преодолеешь это искушение, я знаю».

Я не был так в этом уверен, но теперь выбора все равно не осталось. Так что я старался говорить о том, во что верил — и о том, что считал полезным и нужным именно здесь и сейчас.

— На самом деле есть только один Бог, — начал я вещать перед всей Школой, молчаливой толпой собравшейся под священным Дубом. — Он сотворил все, он поддерживает все, он вовсе не равнодушен к нам и не хочет, чтобы мы сражались на потеху ему! Он любит всех нас, он и есть любовь! Но любовь его не похожа на любовь матери, это любовь отца — строгая и честная. Он хочет, чтобы люди сами делали свой выбор, сами исправляли ошибки и сами шли к своему спасению, потому что без участия человека Он ничего сделать не может. Много раз Он присылал к людям своих Пророков, которые учили их, как надо поступать по воле Его. Но всякий раз люди, понукаемые злыми духами, не понимали их, искажали их слова, придумывали свое! Так появились те, кого мы знаем, как богов — ошибки в Великой Книге Бытия! А некоторые — боги лишь по названию, за которыми прячутся злые духи, которые только и хотят, что напиться нашей крови! — я ожидал, что на этом месте поднимется ропот среди моих слушателей, но нет, все молчали и внимали. — Они говорят, что всякий такой бог покровительствует какой-то бойцовской Школе и хочет, чтобы бойцы этой Школы сражались с другими! И ради чего мы должны проливать свою кровь? Якобы ради того, чтобы попасть на пир к этому богу! Чепуха! Никто из этих богов не накрывает стол своим жертвам! Есть только одна вечность, истинная и великая, в которую войдут все достойные, возродившись для новой жизни! И не только пир там будет, а истинное Царствие Небесное, продолжение этого мира — но лучшее, новое и прекрасное, где всякому воздастся по милости Божьей и по делам его!

Все по-прежнему молчали. Неожиданно заговорил Фиен.

— Лис. Ты говоришь, что истинный бог прежде посылал пророков, но их слова не так поняли. А как же святой предок, что основал нашу Школу? Его тоже поняли не так? Что же, Коннахи и Школа Дуба все это время служили ложному богу?

— Нет, — сказал я. — Наш бог Подземного Царства, который любит, славит и ценит жизнь, ближе всего к истинному богу! И все другие боги, если в них верят искренне, если прославляют их достойными делами, тоже становятся зеркалами истинного бога в умах верующих! — тут я понял, что говорю слишком сложно, и поправился. — Бог велик. Он знает, что люди глупы. И потому если кто делает хорошие дела во славу дурного бога — он принимает их во славу свою. А наш святой предок, первый Коннах, был одним из Пророков — но козни врагов и злых духов не дали ему выполнить задание, которое дал ему Бог. Он был вынужден все время сражаться, отбиваясь от полчищ злодеев и предателей. Где уж ему было вести длинные проповеди! Если бы он не погиб молодым, едва успев дать начало нашему роду, мы бы услышали рассказ об истинном Боге намного раньше.

Тут я слегка передергивал: согласно преданию, первый Коннах погиб, когда его старшему сыну исполнилось уже лет пятнадцать — во всяком случае, по сюжету фамильного эпоса, ему уже активно искали невесту. Но пусть уж. Опять же, согласно тому же эпосу, этот самый первый Коннах женился едва ли в более старшем возрасте, чем Герт! То есть на момент гибели ему было лет тридцать. С моей точки зрения, это уже не ясельки, конечно, но возраст вполне еще юный.

Но в целом Фиен очень кстати и вовремя задал свой вопрос. Мы это не обсуждали, но мой умный заместитель сразу выделил слабое место проповеди, которое необходимо прояснить для всех остальных.

— Поэтому, — продолжал я. — Сами понимаете: раз никакого пира богов нет, попасть я туда никак не мог! А вот что случилось на самом деле. От других бойцов вся Школа уже, наверное, знает, что мы сражались с цензором-изменником, Иргисом Оровином. Он на свою поживу пытался отобрать у графа Флитлина деньги и земли. Но этого ему показалось мало, он решил уничтожить наших союзников — а заодно и нашу Школу. Но дух нашей Школы оказался сильнее. Мы почти его победили, хоть и огромной ценой! Гертис Коннах, мой брат, соратник и друг, оказался смертельно ранен. Также тяжелые раны понесли многие из наших людей. И вот, упав с обрыва, с переломанными ногами, понимая, что сейчас погибнет, Иргис Оровин зажег Черное Солнце! Я думал, нам придет конец! Но! — я сделал театральную паузу. — Истинный Бог через Святого Предка даровал мне великую милость: я как наяву увидел, что нужно сделать, чтобы обратить силу Черного Солнца во благо! Я подчинился воле Творца — и на краткое время обрел способность исцелять. Я вылечил всех, кого мог, но увы, эта способность работала только пока горело Черное Солнце. Тогда я взмолился Творцу: прошу, дай мне также силу исцелить моего брата, потому что я люблю его и потому что без него мне куда труднее будет выполнить твою задачу! — говоря это, я коротко посмотрел на Герта — он стоял, покраснев. Мы встретились взглядами, и оба синхронно смущенно отвели глаза. Да, слишком прямолинейные слова для «настоящих мужских чувств», но иногда такие вещи говорить все-таки надо. — И тогда Творец послал мне демона, живущего за гранью мира, специально, чтобы тот отвез меня к Герту и я мог исцелить его, пока сила Черного Солнца еще живет во мне! А потом этот демон отвез меня в Тверн, к женщине, на которую указал мне сам Творец, чтобы я сочетался с ней браком.