– Через полчаса, – сказал Бьорк. – Не понимаю только, почему у тебя постоянно какие-то секреты.

– Никаких секретов нет, – сказал Валландер. – Просто иногда лучше говорить не по телефону, а глядя друг другу в глаза.

– Драматизм нарастает, – усмехнулся Бьорк. – А не позвонить ли тебе и Перу Окесону?

– Уже позвонил. Значит, через полчаса в твоем кабинете.

Подъехав к управлению, Валландер не сразу вышел из машины. Он выключил мотор и посидел немного, собираясь с мыслями. А может быть, не стоит затевать этот разговор? Есть вещи и поважнее. Но нет, Бьорк должен понять, что то, что он сделал, недопустимо. Иначе неизбежно возникнет кризис доверия, и Валландеру ничего другого не останется, как уйти со службы.

Он сидел в машине и удивлялся, с какой невероятной скоростью развиваются события. Еще неделю назад он гулял по песчаным пляжам Скагена и готовился навсегда покончить с полицейской службой. А сегодня он был полон решимости защищать свое достоинство и свою профессию. Надо будет обязательно написать об этом Байбе в Ригу, решил он. Интересно, поймет ли она, почему все так резко изменилось?

А сам-то он мог бы дать ответ на этот вопрос?..

Он вошел в кабинет Бьорка и сел на диван для посетителей.

– Выкладывай, что там у вас произошло, – сказал Бьорк.

– Прежде чем вникать в ход следствия, я должен решить другой вопрос, – сказал Валландер, отметив, что Бьорк озадачен.

– Ты что, опять собрался уходить? – спросил он.

– Нет, – сказал Валландер, – не собрался. Я хочу знать, почему ты позвонил в Фарнхольмский замок и предупредил о моем приезде. Сказал, что к ним явится полицейский из Истада, занимающийся расследованием убийства. Мало этого – ты ни слова не сказал ни мне, ни кому другому.

Бьорку вопрос явно не понравился.

– Альфред Хардерберг – уважаемый человек, – сказал он. – К тому же против него нет никаких подозрений. Это было просто проявление вежливости с моей стороны. А позволь спросить, откуда ты знаешь об этом звонке?

– Они были подозрительно хорошо подготовлены.

– И что в этом плохого? В сегодняшних обстоятельствах…

– Это было совершенно ни к чему, – угрюмо сказал Валландер. – Ни к чему со всех точек зрения. К тому же такие штуки всегда негативно влияют на работу следственной группы. Люди должны знать, что от них ничего не скрывают и не водят их за нос. Они хотят работать в обстановке полной откровенности.

– Должен сказать, что я несколько удивлен, что именно ты заговорил со мной об откровенности, – сказал Бьорк, не скрывая злости.

– Мои недостатки вовсе не повод для других делать то же самое. Особенно если это мой шеф.

– Я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне, – ледяным голосом сказал Бьорк и встал. Лицо его налилось кровью. – Еще раз говорю – это был просто жест вежливости, и ничего другого. В сегодняшних обстоятельствах – чистая рутина, не имеющая никакого значения.

– Эти обстоятельства уже не действуют, – сказал Валландер, понимая, что надо остановиться. Сейчас важно как можно быстрее посвятить шефа в то, что им удалось узнать.

Бьорк стоял и смотрел на него.

– Выражайся ясней, – сказал он. – Что ты имеешь в виду?

– У нас появились данные, что за всем происходящим может стоять не кто иной, как Альфред Хардерберг. И тут, никуда не денешься, приходится признать: обстоятельства изменились.

Бьорк снова сел и уставился на него недоверчиво.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил он.

– Я имею в виду вот что: у нас есть причины подозревать, что Альфред Хардерберг прямо или косвенно замешан в убийстве адвокатов. И в покушениях на фру Дюнер и на меня.

– И что, я должен воспринимать это на полном серьезе? – спросил Бьорк скептически.

– Да, – сказал Валландер. – Пер Окесон даже не очень удивился.

Не вдаваясь в детали, он рассказал Бьорку о вчерашнем открытии. Бьорк выслушал, не перебивая, и углубился в размышления.

– Это, конечно, крайне неприятно, если только это правда, – сказал он наконец.

– Убийства и полыхающие автомобили – достаточно неприятные вещи сами по себе, – сказал Валландер.

– Надо быть максимально осторожными, – продолжил Бьорк, словно не заметив ехидного комментария. – Нам нужны совершенно неопровержимые и исчерпывающие улики, прежде чем мы что-либо предпримем.

– Обычно мы этого принципа не придерживаемся, – сказал Валландер. – Чем этот случай отличается от других?

– Тем, что я убежден, что твоя версия никуда нас не приведет, – сказал Бьорк и встал, давая понять, что разговор закончен.

– Такой риск есть, – сказал Валландер, направляясь к двери, – но может быть, и приведет.

Было десять минут девятого. Он взял кофе и заглянул в кабинет Анн Бритт, но она еще не пришла. Он прошел к себе и позвонил водителю такси Вальдемару Коге в Симрисхамн. Ему дали номер его мобильного телефона. Он представился и попросил дать ему номер счета для перевода. Записал номер на бумажке, потом написал «230 крон» и обвел кружочком, чтобы не забыть. Подумал, не позвонить ли по горячим следам продавцу в «Системете», которому досталось от разбушевавшегося отца, и попросить его не возбуждать уголовного дела, но отложил на потом. Оперативка начиналась в половине десятого, и ему надо было сосредоточиться.

Он подошел к окну и посмотрел на улицу. День был серый, воздух холодный и влажный. «Уже поздняя осень, скоро зима. Я опять у себя в кабинете. А где Альфред Хардерберг? В Фарнхольмском замке? Или на десятикилометровой высоте, в личном самолете летит куда-то заключать свои замысловатые сделки? Что же вам такое довелось узнать, Ларс Борман и Густав Торстенссон, что стоило вам жизни? Если мы с Анн Бритт правы… если два таких разных человека, разных поколений, с разными представлениями о мире, пришли к одному и тому же выводу, это что-нибудь да значит».

Ровно в половине девятого он вошел в комнату для совещаний. Бьорк уже сидел на председательском месте. Пер Окесон стоял и смотрел в окно, а Мартинссон со Сведбергом вели оживленный разговор, похоже, о зарплате. Анн Бритт Хёглунд заняла свое обычное место напротив Бьорка. Ни Мартинссон, ни Сведберг, казалось, не удивились присутствию Окесона. Валландер кивнул Анн Бритт и наклонился к ней, опершись рукой на стол.

– Как ты себе представляешь их реакцию? – тихо спросил он.

– Я проснулась утром и решила, что все это мне приснилось. Ты уже поговорил с Бьорком и Окесоном?

– Окесон в курсе дела. Бьорку я успел рассказать только главное.

– И что сказал Окесон?

– Он нас поддержит.

Бьорк постучал по столу карандашом, призывая к вниманию. Все начали рассаживаться по своим местам.

– Мне нечего сказать, кроме того, что я предоставляю слово Курту, – сказал Бьорк. – Но если я понял правильно, в следствии произошел серьезный поворот.

Валландер кивнул, соображая, с чего начать. Голова была совершенно пуста, и он даже растерялся на секунду. Потом собрался с мыслями и начал доклад. Он в деталях описал экономический анализ, сделанный однокурсником Анн Бритт в Эскильстюне. Потом пересказал содержание ночной дискуссии, подчеркнув, что они ни в коем случае не должны будить медведя в его берлоге. Он говорил почти полчаса, потом спросил Анн Бритт, не хочет ли она что-то добавить. Она покачала головой – нет, он сказал все, что необходимо было сказать.

– Вот что мы имеем на сегодня, – закончил он. – Я думаю, для всех очевидно, что мы должны поменять приоритеты, поэтому я пригласил сюда Пера Окесона. Вопрос только в том, нужна ли нам помощь извне. Должен предупредить, что нам предстоит большая и тяжелая работа – проникнуть в мир Альфреда Хардерберга. Дело еще осложняется тем, что он не должен ничего заметить.

Валландер сел, не будучи уверенным, что ему удалось объяснить все так, как нужно. Анн Бритт поощрительно улыбнулась ему, но он все равно сомневался, обводя глазами напряженно застывшие лица коллег.

– Тут есть над чем поработать, – прервал затянувшееся молчание Пер Окесон. – Не надо забывать, что у Альфреда Хардерберга безупречная репутация в шведском деловом мире. Если мы начнем просто так, ничтоже сумняшеся, подвергать эту репутацию сомнению, ничего, кроме протеста, не дождемся. С другой стороны, совершенно очевидно, что оснований для того, чтобы заняться им поплотнее, более чем достаточно. Конечно, трудно себе представить, что Альфред Хардерберг лично замешан в убийствах и прочем криминале. Но где-то в его окружении вполне могут происходить вещи, на которые он не может повлиять.