Он протягивает руку и проводит ладонью по моему лбу.

— Что ты делаешь? — Шепчу я.

Он пожимает плечами, опускает руку и улыбается мне.

— Понятия не имею. Проверяю, не жарко ли тебе? Так делают в кино.

Смешок поднимается у меня из горла и вырывается изо рта, пока я не начинаю хохотать во весь голос.

Он наблюдает за мной так, словно наслаждается тем, что видит.

Он убирает волосы с моего лица и заправляет их за ухо жестом, который кажется слишком интимным для замужней женщины, когда она встречается с мужчиной, который не является ее мужем.

— Ты все еще чувствуешь себя так, будто можешь разлететься на куски? — спрашивает он, и вот так мы снова становимся друзьями.

— Фууу. — Я легонько толкаю его в плечо. — Это было лишнее представление, в котором я не нуждалась. Держу пари, ты не так говоришь девушкам в кино.

Он одаривает меня дерзкой улыбкой, от которой у меня в груди порхают бабочки, и выпрямляется во весь рост. Он протягивает мне руки, чтобы я могла за них взяться, и я, даже не задумываясь, беру их.

Он поднимает меня на ноги, и его пальцы задерживаются на моих на несколько секунд, пока он пристально смотрит мне в глаза, прежде чем оторваться от меня… и это звучит глупо, даже для меня, но клянусь, что это был момент, прямо как в кино.

Беккет

— Ты не можешь заставить меня это съесть.

Она снова машет передо мной мороженым нелепых размеров.

— О, я могу и сделаю.

— Я не буду этого делать, — возражаю я. — Сколько сейчас? — Я хватаю ее за запястье, чтобы посмотреть на часы. — Девять тридцать утра. Я не собираюсь есть это в такую рань.

Она пристально смотрит на меня, облизывая сливочное мороженое, и, клянусь богом, мой член подпрыгивает.

Если бы я не знал ее лучше, я бы подумал, что она флиртует со мной.

Она замужем. Мой мозг снова говорит мне об этом, в сотый раз за последний час. Но, честно говоря, это не заставляет меня хотеть ее меньше.

Она так соблазнительна в этих коротких джинсовых шортах, с длинными стройными ногами и тонкой талией.

И не только это, она еще и интригует. В ее больших карих глазах столько глубины, и я бы отдал все на свете, чтобы узнать, куда они меня могут завести.

Я знаю, что на самом деле у меня ничего не получится. У меня есть время только на то, чтобы побыть с ней прямо сейчас, а может, и до конца дня, если повезет, так что мне нужно извлечь из этого максимум пользы.

Она снова облизывает мороженое, и на этот раз мой член определенно подпрыгивает. Боже.

— Дай мне. — Я забираю рожок у нее из рук, и она победоносно улыбается.

Меня так и подмывает сообщить ей, что ее победа была вызвана моим желанием не испытывать сильного стояка в общественном месте, но я решаю, что есть вещи, которые лучше оставить при себе.

Я откусываю верхушку мороженого и должен признать, что оно действительно чертовски вкусное. У нас дома такого мороженого нет.

— Господи, ты просто дикарь. Ты его кусаешь. Прояви к нему немного нежной любви и заботы.

— Это мороженое, Блэр, а не минет, — язвительно замечаю я, откусывая еще кусочек.

Она краснеет и снова прикусывает губу. Я не знаю, осознает ли она, что делает, и догадывается ли о том, какую реакцию это вызывает во мне.

Я отвлекаюсь на мороженое, а когда снова поднимаю взгляд, хвала долбаному Господу, она уже отпустила свою чертову губу.

— Вот тебе и мистер «Я не буду», — говорит она, приподнимая бровь. — В конце концов, не так уж и плохо, а?

Преуменьшение века — это вкусно. Я поглощаю это мороженое так, словно не ел несколько дней.

Я облизываю его одним долгим глотком.

— Я никогда не мог удержаться от того, чтобы не воспользоваться своим языком, — говорю я ей.

Я знаю, что веду себя вызывающе, но мне плевать. Я здесь ненадолго и хочу, чтобы мы хорошо провели время.

С Блэр, несомненно, время проводить очень хорошо.

Я наблюдаю, как она отводит взгляд от моего рта, и ухмыляюсь.

— Тебе обязательно следить за тем, что ты ешь, когда возвращаешься домой? — спрашивает она, глядя на горизонт.

Я киваю.

— Не могу есть дерьмовую пищу. Мне приходится каждый день по нескольку часов заниматься спортом. То тело, которое ты видишь в кино, не дается без усилий. Я бы ни за что не смог поддерживать его все время.

Ее взгляд скользит по моей груди, обтянутой футболкой.

— Не знаю.… С того места, где я стою, все выглядит довольно привлекательно.

Теперь у меня румянец на щеках.

Сотни женщин ежедневно хвалят меня, и, если уж на то пошло, это чертовски раздражает, но, услышав эти слова от этой женщины, я испытываю совершенно противоположный эффект.

Я отправляю в рот остатки своего мороженого.

Она все еще лениво меня осматривает, и, черт возьми, я не могу с этим справиться.

— Продолжай так на меня смотреть, и твой муж будет недоволен тем, что произойдет дальше, — предупреждаю я ее.

Ее глаза встречаются с моими и расширяются, когда она понимает, на что я намекаю.

— Может, мне лучше уйти...

Я хватаю ее за запястье, когда она пытается пройти мимо меня, и она останавливается, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными неуверенности.

— Не уходи, — бормочу я. — Пожалуйста.

Ее уход — это последнее, чего я хочу. У меня не так много друзей, но я чувствую, что она нужна мне. Хотя бы еще на несколько часов.

— Прости, — шепчу я.

Она переводит взгляд с моего лица на то место, где моя рука держит ее за локоть.

Она проводит рукой по моим пальцам и вверх по обнаженному предплечью, оставляя за собой дорожку из гусиной кожи.

— Я играю с огнем, думаю, мы оба это знаем. — Ее голос едва слышен, но я слышу каждое слово так, словно от этого зависит моя жизнь.

— Я люблю огонь, — бормочу я.

— Но кто-то всегда обжигается.

Я так сильно хочу наклониться и поцеловать ее, но знаю, что не могу. Я понимаю, о чем она говорит.

Она чувствует это — что бы ни происходило между нами, — но она не собирается реагировать на это, и я тоже не могу. Я перешел черту.

Я отпускаю ее руку.

— Я буду вести себя хорошо, — обещаю я ей. — Просто останься.

Ее рука опускается с моей кожи, и она вздыхает.

— Ты действительно привык получать то, что хочешь, не так ли?

Однако я не получаю того, чего хочу. И должен признать, что это горькая пилюля, которую приходится проглатывать.

— Я избалованный богатенький ребенок, — пожимаю плечами. Я пытаюсь поднять ей настроение, и, должно быть, это срабатывает, потому что я вижу, как на ее губах появляется намек на улыбку.

— Ты действительно такой. — Она закатывает глаза, и для такого детского жеста это выглядит чертовски сексуально.

— Итак, куда ты поведешь меня дальше? — Спрашиваю я, пытаясь нащупать почву и попытать счастья.

Она не отвечает несколько секунд, и я почти физически вижу, как она внутренне спорит сама с собой.

— Как ты относишься к рыбе?

Она поворачивается и медленно идет в том направлении, откуда мы пришли. Я следую за ней, радуясь, что она больше не говорит о своем уходе.

— Есть или ловить?

— Есть… Хотя, я, наверное, могла бы пригласить тебя попробовать поймать одну, если хочешь. — Она морщится, когда спрашивает.

— Я пас. — Я усмехаюсь. — Я никогда не был большим охотником-рыболовом.

— О, слава Богу. Я не уверена, что смогла бы съесть одну из них, если бы мне пришлось убивать ее самой. — Она вздрагивает, и я громко смеюсь над ее очевидным отвращением к убийствам.

Она заставляет меня улыбаться. Все, что она говорит, вызывает у меня глупую ухмылку на лице.

— Итак, с обедом решено. Но куда еще я могу тебя сводить... — Она морщит нос, размышляя, и я не знаю, что, черт возьми, со мной происходит — я превращаюсь в полного идиота из-за этой женщины, — но это действительно самая милая вещь, которую я когда-либо видел.