— Если ты еще раз сбежишь, как капризный подросток, я уволюсь, — пригрозил мой менеджер, как только я переступил порог зала прибытия.

— Я тоже рад тебя видеть, Джон.

— Надеюсь, ты устал от этого перелета, потому что мы будем вдвоем.

Я игнорирую его выходки королевы драмы.

— Ты скрыл ее от прессы?

— Это все, что тебя волнует? — спрашивает он.

Я борюсь с желанием встряхнуть его.

— Ты сделал это или нет? — Рявкаю я на этот вопрос.

— Да, да, — говорит он, махая рукой. — Дело сделано. Твоя маленькая подружка в ближайшее время не попадет в заголовки газет, так что успокойся.

Я громко вздыхаю с облегчением. Я бы никогда не простил себе, если бы испортил ей жизнь.

— Хорошо.

Он подозрительно смотрит на меня мгновение, прежде чем оглядеться по сторонам, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь достаточно близко, чтобы услышать нас.

— Ты же не обрюхатил эту цыпочку, не так ли?

— Какого хрена, Джон? Конечно, нет.

— Ты спал с ней?

— Это не твое собачье дело.

Он прищуривается, глядя на меня.

— Господи. Ты хотя бы заставил ее подписать соглашение о неразглашении?

Я свирепо смотрю на него.

— Знаешь что? У меня только что закончились бланки.

Он бормочет что-то себе под нос, подозрительно похожее на «Я, блин, увольняюсь», прежде чем придумать еще один вопрос, которым можно было бы меня взбесить.

— Ты ведь не разрешал ей фотографировать тебя, не так ли?

Я, должно быть, выгляжу смущенным, потому что он стонет.

— Это была всего одна фотография, расслабься. С таким же успехом их могло быть и сто — я ей доверяю, — успокаиваю я его.

Он качает головой.

— Я бы сказал тебе, что ты идиот, но, думаю, ты и так это знаешь.

Да, я идиот, но не из-за того, что сделал дурацкое фото с Блэр. Я идиот, что позволил ей уйти. Я идиот, что не заставил ее поехать со мной.

— Где твое барахло, нам нужно убираться отсюда, пока слухи не распространились?

Я поднимаю сумку, которую таскал с собой последние несколько недель.

— И это все?

— Я простой человек, — говорю я ему с ухмылкой.

— Простой, — ворчит он, указывая на дверь, через которую нам нужно выйти. — Перед входом была пара человек, которые, я уверен, были папарацци — они все кружили вокруг дома, как акулы, ожидая твоего возвращения, так что просто опусти голову, и будем надеяться на лучшее.

— Меня не было всего пару недель, Джонни, я еще не забыл, как это бывает, — говорю я ему.

— Только поторопись и садись в машину, — предупреждает он меня, и я делаю мысленную пометку выслать ему премию и дать отгул. Эта маленькая выходка, которую я выкинул, явно сказалась на ворчливом старом ублюдке — возможно, отпуск на Гавайях исправил бы это.

Мы выходим на улицу, обдуваемые теплым ветерком, и я вздыхаю. Может, мне и не хотелось бы сейчас здесь находиться, но я чувствую себя здесь как дома.

Этот момент удовлетворения длится недолго, когда начинают щелкать камеры и выкрикивать мое имя.

— Беккет!

— Я здесь, мистер Торн!

— Беккет Торн, у Вас найдется минутка?

— Где ты был, Беккет?

— Я думал, ты сказал, что их было всего пара? — Я кричу Джону, пока он изо всех сил пытается отогнать стервятников, чтобы мы могли прорваться сквозь толпу.

В одно мгновение я оказываюсь в окружении людей, и мне кажется, что они проглотили бы меня целиком, если бы я остановился и позволил им это сделать.

Звук моего имени, который повторяют снова и снова, и щелчок затвора фотоаппарата — все это сливается воедино.

— Там была гребаная парочка, — кричит он мне в ответ — единственный голос, который я могу разобрать среди множества других.

— Без комментариев, — говорю я любому, кто готов слушать.

Вот что характерно для людей в этой отрасли. Они похожи на стаю чаек.

Ты бросаешь что-то одному, а остальные слетаются стаей — с криками и визжанием просят добавки.

В половине случаев все они приходят просто из-за боязни упустить кусочек пирога.

В данном случае пирогом являюсь я.

Я добираюсь до машины, где-то в полтора раза дольше, чем мне хотелось бы.

Я захлопываю дверь и вздыхаю, когда крики стихают. Тонированные стекла обеспечивают мне некоторую защиту от придурков, которые направляют объективы камер в мою сторону, но этого явно недостаточно после тишины и покоя, к которым я привык.

— Вот черт. Я знаю, что меня долго не было, но уверен, что до моего отъезда все было не так уж плохо.

— Все изменилось… обострилось.

Он крепко прижимает руку к рулю и отмахивается от папарацци, окруживших машину.

— Уйдите с дороги, черт возьми, или, клянусь Богом, я вас задавлю! — кричит он, но они его не слышат.

— Какого хрена они все здесь делают? Я даже не делаю ничего интересного.

Он выезжает с парковки, каким-то образом умудряясь никого не задавить, и мчится вниз по улице.

Половина из них, вероятно, попытается последовать за нами; другая половина, вероятно, отправится искать какого-нибудь другого бедолагу, чтобы подстрелить его.

— Они получили весточку из той маленькой захолустной страны, в которой ты оказался. Я думаю, они все решили, что это только вопрос времени, когда ты вернешься домой и они смогут увидеть тебя мельком.

— Но почему их это волнует? — Раздраженно спрашиваю я.

— Ты теперь суперзвезда, Бек, благодаря этому фильму ты был номинирован на «Золотой глобус», парень. Всем не все равно. Ты думал, что был востребован до того, как ушел? Это было пустяком. С этого момента ты и шагу ступить не сможешь без того, чтобы кто-нибудь не напечатал статью об этом.

— И что мне это дало? — Я выдыхаю, сосредоточившись только на начале его речи.

— Ты меня слышал. Я пытался дозвониться до тебя целую неделю. Поздравляю, Бек, ты теперь в одной команде с большими парнями.

Я, блядь, не могу в это поверить.

Номинация на «Золотой глобус»…

Я смотрю в окно, как мимо пролетает место, которое я называю домом, и все, о чем я могу думать, — это о том, как сильно я хочу рассказать об этом женщине на другом конце света. Она была бы так взволнована, но в то же время я не могу представить, чтобы она позволила этому прийти мне в голову.

Я думаю о том, как она просила меня найти, что сказать. Она была права. Пришло время.

— Здесь все изменится, — тихо говорю я ему. — Ты не ошибаешься на этот счет. Возможно, тебе придется нанять охрану. — Я качаю головой.

— Я не это имел в виду.

Он бросает на меня взгляд краем глаза.

— Ты знаешь того продюсера, для которого я должен был зачитать реплики?

— Что насчет него?

— Отмени. Мне не интересно.

— Но это же блокбастер.

— Мне насрать. Это больше не то, чего я хочу.

Он несколько раз открывает рот и снова его закрывает, и я вижу, как жилка на его шее бьется от разочарования.

— Не знаю, что на тебя нашло, парень, но...

— Я тоже не знаю, что на меня нашло, — признаюсь я. — Но я знаю одно — мне наконец-то есть, что сказать.

— Что это значит?

Я делаю глубокий вдох.

— Увидишь.

Блэр

— Срань Господня, — шепчу я себе под нос, въезжая на парковку отеля, где я высадила Беккета прошлой ночью.

Повсюду люди с камерами. Большинство из них выглядят как девочки-подростки с мобильными телефонами в руках, иногда встречаются женщины средних лет, но кем бы они ни были, все они явно ждут Беккета, и это дает мне надежду, что, возможно, я еще не опоздала.

Я паркуюсь на той же стоянке, где он поцеловал меня прошлой ночью.

Я стараюсь не думать об этом. Не хочу, чтобы это был последний момент, который я проведу с ним.

Отель, должно быть, нанял охрану, потому что у входных дверей стоит пара крепких на вид мужчин.

Я открываю дверцу машины и выскальзываю наружу. Медленно подхожу ко входу.