— Но мы не встретим его в поле! — обрушил я на них следующую фразу.

Радостные и горделивые возгласы вмиг схлынули, уступив место недоверчивой тишине. Она усилила другие звуки… За стеной прокаркал ворон, я услышал, как трещит смола в зажженных факелах. Сотни глаз уставились на меня в полном недоумении.

— Мы не готовы к открытому бою, — сказал я прямо, глядя в самые скептические лица. — Половина наших воинов еще не сняли повязок и ходят, опираясь на копья. Наши стены хоть и уцелели, но этого все равно недостаточно. Мы не знаем о численности противника. У нас слишком мало сведений…

Лейф стоял по правую руку от меня и сжимал свои пудовые кулачищи. Ему не понравились мои слова. Его честная, прямая натура, воспитанная в кодексе чести и открытого противостояния, восставала против самой идеи отступления.

«Потерпи, друг», — мысленно попросил я его и переключил взгляд на Астрид с Эйвиндом, что разместились неподалеку от трона.

Молчаливая поддержка, исходившая от них, была крепче любой стены.

— Поэтому мы останемся здесь! — припечатал я нарастающую бурю. — В Буянборге! За нашими стенами! И мы будем ждать его здесь. Более того… — я сделал паузу, давая им приготовиться к худшему. — Мы вывезем всех людей, весь скот и все запасы из Гранборга. А то, что не сможем забрать, — сожжем. Дотла.

И, конечно же, зал взорвался.

— Что⁈ — взревел молодой бонд. Он раскраснелся от мгновенной ярости. Я сразу узнал его. Это был Хергильс, сын одного из уважаемых хёвдингов, горячий и неуемный. — Отдать ему Гранборг⁈ Без боя⁈ Это трусость, Рюрик! Настоящие воины встречают врага лицом к лицу, а не прячутся по домам!

— Трусость! — подхватили десятки голосов. — Позор! Мы не зайцы, чтобы бежать! Мы мужчины!

Я ожидал подобной реакции, поэтому дал им выплеснуть свой праведный гнев. Просто стоял и молчал, чувствуя, как на висках пульсирует кровь. Они не понимали. Они видели только свою честь, свой порыв. Я смотрел на них, и мне вспоминались лица моих студентов, такие же горящие и уверенные в своей правоте, спорящие на семинарах о тактике давно умерших полководцев. Но здесь ставка была не на баллы, а на жизни…

Когда шум начал стихать, переходя в недовольный гул, я медленно повернул голову и нашел в толпе того, кого искал.

— Берр! — мой голос с легкостью пробил этот дикий гул. — Твой торговый флот и половина наших боевых драккаров займутся эвакуацией жителей Гранборга. Ты вывезешь всех! До последнего ребенка, до последней овцы. А все зерно, что не сможешь погрузить, — спалишь. Это приказ твоего конунга.

Все взгляды устремились на хитрого торговца. Он стоял чуть в стороне, прислонившись к косяку двери, его глаза-щелочки бесстрастно наблюдали за происходящим. Он поклонился, и в его движении была какая-то театральная, слащавая уступчивость.

— Ты — наш конунг, Рюрик, — произнес он, и его голос был гладким, как отполированный янтарь. — Ты честно победил на тинге и доказал свою волю на хольмганге. Мои корабли и люди к твоим услугам. Приказ будет исполнен. Не сомневайся.

«Лис», — пронеслось у меня в голове.

Я бы уверен, что старый делец уже подсчитывал, сколько добра сможет нажить на этой эвакуации…

— Отлично! — хищно улыбнулся я. — Но мой человек, Эйвинд, будет на твоем флагмане. Он будет следить за исполнением приказа. Попробуешь саботировать команду, «случайно» сесть на мель или припрятать пару мешков зерна для выгодной сделки… И твоя голова станет первым трофеем в этой войне. Понятно?

Берр смерил меня долгим, тяжелым взглядом. В его глазах мелькнула целая гамма чувств: укоризна, обида, холодная злоба… и, к моему удивлению, крошечная, словно искорка, крупица уважения.

— Ты не доверяешь мне… — протянул он с наигранной печалью. — Я понимаю. Старые обиды — как шрамы, они болят при смене погоды. Надеюсь, когда-нибудь я докажу тебе, что слово купца, данного своему конунгу, стоит дороже серебра.

— Слово купца меня пока не согреет и не накормит моих воинов, — холодно отрезал я, не отводя взгляда. — Кормит и согревает дело. Исполняй приказ. Беспрекословно.

Но, понятное дело, утихомирить бурю одним лишь давлением на Берра было невозможно. Хергильс снова выступил вперед, отталкивая тех, кто стоял на его пути.

— Хватит лисьего красноречия! — крикнул он. — Я против! Я против сдачи Гранборга этому выродку Торгниру! Наша честь, честь викингов, велит нам идти туда и встретить его, как подобает мужчинам! Мы покажем ему острие наших копий, а не пятки наших башмаков! Ты зовешь себя конунгом? Тогда веди нас в бой!

Его слова, как искра в сухостое, снова разожгли костер недовольства. Десятки, сотни голосов поддержали его. Я видел, как Астрид, стоявшая рядом, сделала шаг вперед, ее глаза вспыхнули огнем, губы приоткрылись, чтобы бросить вызов этой глупости. Но я снова резко поднял руку, останавливая ее. Это должен был сделать я.

— Ты хочешь чести, Хергильс? — мой вопрос повис в воздухе, обращенный лично к нему и ко всем, кто думал так же. — Я дам тебе ее. Но истинная честь воина — в победе! В том, чтобы отстоять свой дом, своих женщин, своих детей! А не в том, чтобы сложить свои буйные, но глупые головы в чистом поле, оставив своих жен вдовами, а детей — сиротами, чтобы они пополнили ряды трэллов под пятой Торгнира!

Я прошелся взглядом по молодым горячим, необстрелянным лицам.

— Мы дадим бой. Клянусь вам Одином, клянусь моим правом на этот трон, мы дадим им такой бой, что о нем скальды будут петь веками! Но мы дадим его тогда, когда мы решим! На нашей земле! По нашим правилам! Мы заманим этого спесивого, сытого кабана в наш капкан и сломаем ему хребет! И тот, кто выживет в этой мясорубке, будет пить мед долгими зимними вечерами, глядя в глаза своим внукам, а не гнить в сырой земле, став пищей для воронов! Вот в чем настоящая честь воина! Прокладывать жизнь грядущим поколениям, а не удобрять своим трупом чужие поля!

В этот момент Астрид все же вышла вперед. Она встала рядом со мной, ее платье ярким пятном алело в полумраке зала. Ее голос был чистым и звонким, как удар хрустального кубка о край пиршественного рога.

— Воины Буяна! — обратилась она ко всем викингам. — Опомнитесь! Оглядитесь вокруг! Разве перед вами стоит трус? Вглядитесь в него! В его лицо, в его глаза!

Она повернулась ко мне.

— Разве трус мог придумать, как дотла сжечь целый флот Харальда Прекрасноволосого в нашей родной бухте? Разве трус мог выстоять в честном хольмганге против Альмода Наковальни, когда его собственное тело было переломано и истекало кровью? Разве трус мог отправиться в логово к Ульрику Старому, рискуя каждую секунду получить нож в спину от его стражников или сыновей? Разве трус сделал бы все это⁈

Она обвела зал пламенным взглядом, бросая вызов каждому, кто осмелится усомниться.

— Вам несказанно повезло, что ваш конунг не только могуч, как медведь, но и хитер, как лис, и мудр, как ворон Одина! Он видит на десять шагов вперед, тогда как вы видите только острие своего копья! Доверяйте ему! Его избрали не только вы на тинге. Его избрали боги! Разве они могут ошибаться⁈

Ее горячие и убедительные слова падали на благодатную почву. Люди переглядывались, кивали. Они вспоминали и «Пламя Суртра», испепелившее драккары Харальда, и мой изможденный вид после поединка с берсерком, и мое возвращение из Альфборга с договором о союзе. В их глазах сомнения начали медленно таять, сменяясь тяжелой решимостью.

Я поднял руку, завершая спор.

— Повторяю! Мы многого не знаем о противнике. Но мы точно знаем, что мы обескровлены. Что наши стены — далеко не крепость, а обычный и грубый частокол. Разум — наше главное оружие сейчас! Разум, а не слепая ярость! Разумнее встретить Торгнира здесь, на наших условиях, измотав его и заставив платить кровью за каждый шаг! И это мое последнее слово как вашего конунга!

Гневная самоуверенность сменилась напряженной задумчивостью. Викинги не были в полном восторге. Им претила сама мысль о сожжении Гранборга. Но семя сомнения в их собственной правоте было посеяно. И на данный момент этого было достаточно.