* * *

Русская пехотная линия сближалась с турецкими войсками. Турки уже остановились и стали изготавливаться к обмену залпами. Турецкие офицеры понимали, что у них не настолько хорошо выученные солдаты, чтобы иметь возможность быстро и качественно подготовить своих подчинённых к стрельбе. Нельзя становится рядом с русскими, соревноваться с ними в быстроте изготовки к стрельбе. Подальше встать, выжидать, когда пехотные линии фельдмаршала Миниха подойдут к туркам сами. Это единственный шанс.

Уже уставший, даже изнуренный, подполковник Шамшурин, но впечатлённый тем разгромом, который его стрелки устроили турецкой кавалерии, находился в пехотной линии.

Стрелки вышагивали рядом с обычными русскими пехотинцами, в некоторой степени расстраивая чёткую линию и ощущая на себе недовольные взгляды русских офицеров. И без того стоило трудов построить солдат и стройно выдвинуться вперёд, а теперь ещё среди их бойцов находятся стрелки.

Солдаты же знали, кто именно должен стоять рядом, чье плечо должны подпирать. А тут чужаки. Вот и терялись. Но линия все равно шла вперед. И пока еще оставалась линией.

Били барабаны, офицеры выкрикивали приказы, порой даже употребляя красное словцо, чтобы загнать вырывавшихся вперёд солдат или подогнать тех, которые отстают.

Подполковник Шамшурин не кричал. У его солдат были другие задачи. И они свои маневры знали. Да и начал бы отдавать приказы подполковник, то все запутались бы что им делать. И тогда могло случиться страшное. Так что лучше молчать.

И вот турки уже остановились, и их офицеры стали бегать перед линией, подгоняя, иногда даже ударяя не только руками, но и ногами нерадивых турецких пехотинцев, чтобы те стояли в чёткой линии и приготовились стрелять.

Триста шагов. И такая «вкусная» цель для стрелков. Турки стояли плечом к плечу. И теперь у стрелков просто не было шанса промахнуться. Однако задача стояла в том, чтобы ещё до момента остановки русской пехотной линии выбить хотя бы часть турецких офицеров.

Шамшурин, продолжая идти, приложил свой штуцер к плечу, прицелился. На прицельной мушке показался турецкий офицер, скорее всего, даже полковник. Вдох… выдох… указательный палец начинает плавно выжимать спусковой крючок. Щёлкает замок, и курок ударяется о затравочную полку. Небольшое воспламенение, искры летят, но не попадают в глаза подполковнику, так как небольшой щиток на штуцере защищает.

— Бах! — звучит выстрел.

Турецкий офицер хватается за ногу. А ведь подполковник целился ему в грудь. Но расстояние ещё слишком велико. Кроме того, Шамшурин не стал забирать себе одну из пяти винтовок со зрительным прицелом, здраво рассудив, что лучше будут использовать это оружие те, кто стреляет лучше полковника. Его задача — управление боем.

— Бах-бах-бах! — стали стрелять стрелки.

Турки, не ожидавшие, что с такого большого расстояния русские могут открыть огонь, явно опешили. Несколько десятков турецких солдат умудрились даже в это время развернуться и побежать прочь. Но османские офицеры пришли в себя и стали криком, угрожая оружием, наводить порядок.

Вот по таким крикунам и продолжали стрелять русские стрелки.

В это время Гатчинский пехотный полк, долженствующий в скором времени стать гвардейским, где и служит немалое количество бывших преображенцев, семёновцев и измайловцев, косым строем заходил почти что во фланг первой турецкой пехотной линии.

Подобный манёвр было необычайно сложно исполнить, особенно в условиях сражения. И он впервые применялся, до того множество раз опробованный на полигонах.

Выгода от такой тактики заключалась в том, что в то время, как противник нацелен стрелять вперёд, ему сложно заставить солдат, которым вбили в голову правила построения, развернуться по фронту к наступающим косым строем врагам.

Турецкий правый фланг попробовал развернуться. Но там началась просто сумятица. Даже не все офицеры понимали, что и как нужно делать, а солдаты и вовсе растерялись. В это время русская линия, состоящая всего лишь из одного полка, остановилась.

— Готовьсь! — прокричал подполковник Казанский.

Опять же молодой человек, который лишь благодаря тому, что во всех подразделениях, подчинённых генерал-лейтенанту Норову, очень быстро растут в чинах, не так давно получил подполковника. Мало того, Сергею Ивановичу приходится каждую минуту доказывать многим матёрым и не утратившим честолюбие бывшим гвардейцам, что он имеет право командовать полком.

Так что сейчас огромный груз ответственности лежал на этом офицере. И если совершаемый им манёвр принесёт существенную пользу для русского воинства и окажет влияние на исход сражения, то он может окончательно утвердиться в роли командира полка. Ведь мало быть назначенным командиром, нужно быть ещё и фактическим военачальником — умным, решительным и в немалой степени удачливым.

— Пали! — прокричал Казанский, голос его дал петуха, но с замедлением в несколько секунд весь строй русских разразился выстрелами.

Левый фланг турок уничтожался, не успев произвести хоть какой-то выстрел. Более того, там не нашлось достойного и решительного офицера, который оценил бы ситуацию и погнал своих солдат в рукопашный бой. Ну какие сейчас линии, когда русские имеют возможность стрелять, а турки не могут разобраться со своим построением. Косой строй — это ещё один козырь, отбить который турки не знали какой картой.

— Второй ряд! — командовал Казанский, понимая, что тактика «стреляй и беги в штыковую» для данной ситуации является неверной.

Турки давали возможность перезаряжаться и расстреливать себя практически безнаказанно.

— Пали! — командовал подполковник.

В это время его солдаты и офицеры показывали истинные чудеса скорости перезарядки. Именно в этом полку, который должен был выделяться из всех подразделений под началом генерал-лейтенанта Норова, научились совершать в минуту пять выстрелов. Да, при этом использовался картонный патрон, который немного ускорял процесс перезарядки. И все же…

— Пали! — на разрыв голосовых связок продолжал кричать подполковник.

Да, эмоции его захлёстывали. Однако в голове крутилась мысль, которая не давала войти в кураж, потерять связь с реальностью.

«Холодный рассудок…» — заставлял себя вновь и вновь повторять Сергей Иванович.

Турки вынуждены были вырывать ещё один полк из своей большой пехотной линии. Купировать опасность с фланга они были просто обязаны. Тем более в тот момент, когда норовские стрелки уже начали разряжать свои винтовки, находясь в приближающейся русской пехотной линии.

— Отход! — после очередного, уже восьмого залпа, нехотя, вынужденно, сражаясь внутри себя с мальчишкой, который рвётся в штыковую атаку, всё же приказал Казанский отступать.

Своевременно.

* * *

— Мне нужно было Норова не отправлять куда-то, а заставить хотя бы месяц позаниматься с моими офицерами и солдатами, — плохо скрывая радость, бурчал Христофор Антонович Миних. — Это же надо! Во время марша взяли, развернулись и заходят под углом на противника!

— Ваше высокопревосходительство, прошу простить меня, но не могу вас не спросить… Не кажется ли вам, что по левому флангу вполне удачно может ударить кавалерия? — спросил генерал-поручик Салтыков Петр Семенович.

— Вы правы… Вот только кирасиры возвращаются с атаки. Кони у них уставшие. Их нельзя. И действительно, левый фланг требует какого-то оперативного вмешательства… — Миних задумался.

В его распоряжении было порядка двенадцати тысяч иррегуляров. Это башкиры, калмыки, казаки. Но он держал эту конницу до последнего. Ведь именно таким родом войск удобнее всего гнать противника и крушить, ударяя ему, бегущему, в спину.

— Распорядитесь, господин генерал-поручик. Думаю, что и казакам впору придётся порезвиться, — приказал Миних.

Сам же командующий прильнул к зрительной трубе и посмотрел, где сейчас находятся русские кирасиры.

Вот их бы с ходу направить на левый фланг, где и случился недавнишний разгром османской тяжёлой конницы. Но Христофор Антонович Миних, не будучи ни разу кавалеристом, всё же понимал, что лошади в той лихой атаке явно устали. И наспех собранные кирасирские полки далеко не полностью укомплектованы лучшими лошадями. Частично животные менее выносливы и на второй заход растянутой по расстоянию атаки могут и не пойти.