— Пали! — начали отдавать приказы офицеры.

Казалось, что сама земля извергает огонь, начинает дымиться, посылая «подарки» в виде пуль в сторону турок. Редкие стрелки становились на колено, но чаще отрабатывали лёжа.

Сразу же появились раненые и убитые среди турецкой артиллерийской обслуги. Стрелки заходили с флангов, давая возможность русским пушкам продолжать делать свою работу. И такой манёвр, при котором русские артиллеристы не допускают ошибок и не стреляют в сторону, где уже работают русские стрелки, — это сложнейший приём, который без профессиональной подготовки осуществить никак нельзя.

Одно из главных преимуществ русской армии в том, что за последний год она была подготовлена куда как лучше, как только стали поступать значительные средства на учения и стрельбы. Миних приложил к этому руку, не экономя, а заставляя артиллеристов отрабатывать стрельбы на неделе, как минимум, по несколько раз, делая из них истинных богов войны.

Такой подготовке способствовало ещё и то, что в Крыму было взято огромное количество припасов и пушек. Так что русские артиллеристы были готовы так, как не может позволить себе подготавливать своих пушкарей ни одна армия мира. Слишком это дорого и разорительно для государства.

— Кавалерия может выдвигаться, — сказал фельдмаршал Миних.

Если и до того момента, как начала выдвигаться русская кавалерия, земля дрожала от выстрелов и взрывов, то теперь она стала вибрировать ещё сильнее и не переставая. Если бы русский фельдмаршал не знал, как это происходит, то мог бы подумать, что начинается землетрясение.

— Усильте на двадцать долей заряд пороха в пушки! — приказал фельдмаршал.

Сразу же ядра стали лететь чуть дальше, нанося ещё больший урон турецкой артиллерии. Это был эффект, который в совокупности с обстрелом штуцерников должен был полностью дезорганизовать турецких артиллеристов, купившихся на уловку и принявших артиллерийскую дуэль.

Скоро русская кавалерия выскочила из укрытия, построилась в ряды по фронту и начала разгоняться. Медленно, потом всё больше ускоряясь, кирасиры и уланы, а следом за ними и казаки, шли в бой.

Вперёд всех, на воодушевлении, выскочил командир кирасирского полка барон Мюнхаузен. Эта впечатлительная особа в порыве боя позабыла, что нужно держать строй.

Однако приближение огромной лавины русских войск вынудило турок начинать откатывать свои пушки — из всех французских, которые можно было ещё успеть спасти. Турецкие же орудия оставались на поле боя, прислуга бежала. И не было выстрелов в сторону русской кавалерии. Мюнхайзен сможет потом сложить одну из своих баек, приписав себе в этом бою сказочные действия.

И мало оставалось тех, кто вразумит солдат и заставит остаться возле пушек, чтобы стрелять по надвигающейся русской кавалерии. Ведь, прежде всего, русские стрелки отстреливали офицеров.

Русская кавалерия врезалась между турецкими пушками, разряжала свои пистолеты и начинала отрабатывать тяжёлыми кавалерийскими палашами. В это же время стрелки побежали в сторону артиллерийских орудий турок.

Нужно было ещё немного времени, чтобы заложить фугасы и подорвать орудия. Со всеми не получится, но часть артиллерии врага будет уничтожена.

— Трубите отступление, — спокойным, но явно удовлетворённым тоном сказал фельдмаршал. — Сегодня мы победили. Пора уже думать о генеральном сражении.

Демонстративно показывая всем, что выполнил свою работу, Христофор Антонович Миних покинул наблюдательный пункт и направился к себе в шатёр. Там он останется ожидать докладов о утреннем бое. Здесь же он напишет реляцию в Петербург о первой серьёзной победе русской армии под Бендерами.

День на то, чтобы насладиться такой победой и потом нужно еще раз проработать план генерального сражения. Необходима корректировка. Ведь турки сегодня лишились не мене пятидесяти пушек.

Нет такого дела, в котором не пригодился бы шпион.

Сунь Цзы

Петербург.

21 апреля 1736 года.

Два взрослых мужика стояли напротив меня, понурив голову. Могло создаться впечатление, что это будто бы шаловливые детишки разбили любимую папину кружку для пива. А еще как будто бы крестьяне пришли на поклон к барину. Картузов только не хватает в руках, чтобы нервно их мять.

Вот только ситуация была такова, что лишь одной постановкой в угол дело никак не обойдётся. Мало будет и ремнем по задам отхлестать. Налицо факт попытки измены, не менее злостное преступление — убийство человека.

— Ваше превосходительство, господин Норов, отработаю так, что вы останетесь довольны. Покорным буду воле вашей во всём и всегда, — говорил старший из братьев, Пётр Иванович Шувалов. — Пощадите брата, прошу.

Я посчитал не обязательным говорить о том, что только лишь он, Петр, и способен спасти своего брата от смерти, так как старший Шувалов мне, в отличие от Александра, нужен первостепенно.

Наверное, подобные ощущения были у Петра Великого, когда он понимал, что рядом с ним находится Александр Данилович Меньшиков — самый злостный казнокрад Петровской эпохи. Знал царь, не мог не знать, что Меньшиков сотни тысяч рублей крадёт.

И за что-то подобное император казнил тобольского губернатора Гагарина. А вот Меньшиков избежал кары царской. Всё потому, что своим рвением в службе сумел даже перевесить вред от многих краж, что совершил.

Пётр Иванович Шувалов не был замечен в воровстве, по крайней мере, в злостном. Домик-то он себе строит очень небедный. Причём купил дом рядом с Английской набережной, неподалёку от Миллионной улицы. Но приказал разрушить и на месте заложил вдвое больший, да еще и землицы для сада нарезал себе. Как-то не соответствующей нынешнему статусу Петра Ивановича дом получается. Министр-министром, но по средствам Шувалова нужно скромнее жить.

Но я же вижу и другое. Если сейчас жёстко поступлю с Александром Ивановичем, то потеряю у себя в соратниках Петра. Но именно старший из братьев сейчас, на мой взгляд, делает это лучше, чем кто другой смог бы, а именно — поднимает промышленность и финансовую сферу.

— Русский банк когда открывается? — спросил я у министра развития торговли и промышленности.

Он опешил, не ожидал вопроса. Но быстро сориентировался.

— Как прикажете, так и откроем. Если нынче открывать, капитализация будет миллион рублей. Более чем хватит на первое время, — поспешил заверить меня Пётр Иванович.

— Когда будет Всероссийская выставка достижений науки и промышленности? — последовал следующий вопрос.

Удивлённый тем, что я не кричу, пока обхожу стороной тему, которую в первую очередь нужно было бы разбирать здесь, в одной из палат лечебницы Шульца, Пётр Иванович хотел угодить мне во всём.

— Всё уже готово, ваше превосходительство. Через две недели, почитай, и начнём. Купчины со всей России прибывают, отказов от посещения выставки мало, — заверял меня Пётр Иванович. — Всех расселяем, на довольствие, коли такое потребно, ставим. С Мартой в этом деле сотрудничаю.

Я встал со стула, прошёл к застеклённому двойной рамой окну. Во дворе в полном разгаре шла тренировка бойцов, которые прибыли к лечебнице для моей и Юлины охраны. Ах да, ещё одной прелестной особе, очень мной любимой, следовало быть охраняемой — Анастасии Александровне.

Мне даже казалось, что я пару раз дёрнулся в сторону выхода, чтобы присоединиться к тренировкам. Но есть такие физические состояния, когда тренироваться нельзя. Я был не выспавшийся, чувствовал себя уставшим. И, может быть, не повредила бы только лишь небольшая, без особых усилий, зарядка, но не полноценная тренировка. Да и нет времени.

Я же чувствовал, будто бы предаю Россию, Миниха. Должен же быть на войне. Но тут… Хотя и в Петербурге своя война идет. А мне клонироваться, раздваиваться, никак нельзя. Не могу даже представить, что сделаю со своим клоном, если он поцелует мою жену.

Еще три дня… И в путь, опережая новый большой обоз с пополнениями и с вооружением. Эти телеги в лучшем случае дойдут через месяц до театра военных действий. И то, если этот «театр» не сместиться сильно на юго-запад. На что я очень рассчитывал.