— Господа, как вы успели услышать, певец из меня никудышный, — сказал я.

Действительно, что-то я изрядно разгорячился. Если со стихами ещё кое-как получается, то с песнями не очень. Еще и с гитарой сбивался. Голос… Чтоб его! Никак не годится.

Я раньше, уже в этой жизни, если и музицировал, то делал это тихо, редко, немного ностальгируя по прошлой жизни. Даже жене своей ни разу не пел, всерьёз считая, что Юля может в некотором смысле разочароваться во мне. Но это если она считает меня сплошь идеальным и тем, кому любое дело по плечу.

А тут… Ну не певец.

— А давайте, господа, я вам лучше стихи почитаю, — отложил я гитару.

Инструмент оказался в сторонке, а я так и поворачивал голову к гитаре. Вот же… прет меня на музыку, вопреки всему. И ведь понимал, что у меня сейчас такое состояние, как у многих горе-гитаристов, которые выучат пару аккордов и считают, что они уже великие мастера дворовой песни.

Интересно, а если спою им «Золотые купола», какая реакция будет? Генерал-лейтенант Норов сошёл с ума или вовсе обвинят в ереси? Вроде бы на кострах в этом времени, в России, не жгут. Но для меня явно сделают тогда исключение.

— Нет, господа, всё же спою. И вашей помощи попрошу. Там будут повторяющиеся строки, вы мне подпоёте, — сказал я.

— Не изволите сомневаться, господин генерал-лейтенант! — выкрикнул Юрий Фёдорович Лесли.

И он тут был. Мёд, пиво, может, и не пил, но вот от вина набрался изрядно. Офицерское собрание было весьма представительным. В основном генералы, бригадиры, пара полковников. А нет, ещё вот Шамшурин и Казанский, мои два подполковника, по сравнению с присутствующими аксакалами так и вовсе юнцы. Ну как я, может, только чуть старше.

Удивительное единение было в этом обществе, и думаю, что причина не только в множестве пустых бутылок, что не успевали уносить слуги. Главное же опьянение — от победы!

Из того, что я узнал о сражении, головной боли у всех европейских игроков явно прибавится. И не хочется расстраиваться, но, похоже, что о новом русском оружии, Европа узнает. Генералы поймут, что штуцера стреляют далеко и метко, может и узнают, почему именно.

Но было бы глупо предполагать, что такая новинка, массово используемая на поле боя, не будет известна нашим потенциальным союзникам или потенциальным врагам. Кто из них кто — ещё предстоит разобраться.

— Выйду ночью в поле с конём, ночкой темной тихо пойдем, мы пойдём с конём по полю вдвоём… — затянул я, после того как для храбрости осушил немалого размера бокал с вином.

А вот в таком состоянии мой голос уже не кажется противным. Причём не только мне, но и людям, собравшимся здесь. Сильная песня, в ней много русского, необъятной души. Скорее, она бы понравилась казакам, но и эти люди представляли, что они выходят в поле с конём поговорить, побыть наедине со своими мыслями.

Горькими слезами скоро плакало выпитое вино. Или люди впечатлились текстом и тем посылом, который я в своём исполнении давал. Но половина офицеров прослезились, прониклись. Удивительной восприимчивости люди.

— Превосходно! — выкрикнул Шамшурин, покачиваясь, еле стоя на ногах.

Вот этому я своих офицеров ещё не учил — как много пить, но при этом не переусердствовать, не перейти ту черту, когда человек возвращается к своим истокам, к звериному, лишённому рассудка.

— Господин генерал-аншеф, вы для меня открываетесь с совершенно другой стороны, — нарочито громко, акцентируя на моём чине, сказал Вильям Вильямович Фермор.

Установилась полная тишина. Вот же паразит — испортил веселье.

— Как так? — нарушил тишину Юрий Фёдорович Лесли. — Генерал-аншеф?

— Господа, прошу меня простить. Не успел сшить мундир. Всё в делах. Пришлось шпиона немецкого в Петербурге изловить. Представляете, Андрей Иванович Остерман посчитал, что ему лучше служить прусскому государю, — сказал я.

Вот теперь я, наверное, окончательно испортил праздник. Ведь здесь, в высоком офицерском собрании, присутствовали ещё и военные наблюдатели от Австрийской империи и Прусского королевства. И во хмели вопросы к ним могут прозвучать по типу такого: «И какого х… твой король шпионов посылает?»

Наблюдатели сидели в уголочке, в сторонке, по большей части наблюдая за всем происходящим, лишь пригубляя вино. Хотели, наверно показать себе другими, цивилизованными. Скорее всего… А у себя в доме напились бы вусмерть… цивилизаторы.

Раздалась немецкая речь:

— Как смеете вы упоминать о моём короле⁈ — выкрикнул прусский генерал. — Я вас…

— Подумайте трижды, господин генерал, прежде чем вызывать на дуэль канцлера Российской империи, — сказал я.

Ну всё. Любая тема и любое веселье теперь точно закончилось. Ощущение, что я будто бы матёрый волк, пришёл на день рождения к зайцам. Теперь будут меня сторониться, опасаться, чтобы я не сожрал кого. Даже так, походя, что заскучаю. Чтобы присутствующих не постигла судьба Андрея Ивановича Остермана.

— Честь имею, господа. Я покину вас, утром жду у себя моих офицеров. Но напоследок подниму здравицу за Её Великое Высочество и за здоровье будущего русского императора! — провозгласил я.

При этом, не глядя на меня, срочно, судорожно, офицеры сами себе наливали вино, чтобы поспеть и обязательно выпить.

— Честь имею! — сказал я и поспешил прочь.

У властимущих людей, как я сейчас уже уверился, огромнейшая проблема — они редко могут проявлять слабину, обязаны быть на людях всегда сдержанными, в какой-то степени даже сторониться нормального человеческого общения.

Все сплошь тщеславные и высокомерные. Будто бы им некомфортно себя вести в обществе с людьми статусом пониже. И другие никогда не могут расслабиться, если рядом с ними пытается веселиться человек намного выше рангом.

Так что я направился спать, нечего мешать. Пусть веселятся. Они, как никто в России, достойны иметь возможность и выпить, и закусить, и заполучить любовь женщины.

Не имея здесь своего дома, приходится ютиться в шатре. Но погода стояла хорошая, тёплая, почти безветренная. Охрана у меня надёжная, так что смогу выспаться. И выспался. Проснулся бодрым, сделал зарядку.

Утром я видел помятые лица. Опухшие, раскрасневшиеся, с заплывшими узкими глазами. Не Военный Совет, а собрание опухших китайских пчеловодов.

— Вижу, что всем тяжко. Долго задерживать не буду. Готовьте все наши силы к выходу в Хаджибей. Пора, господа, нам совершать подвиг. Будем готовить десант через Дунай на Измаил.

Наверное, присутствующие не поняли весь грандиозный замысел, который я сейчас им в двух словах поведал.

Так что пока моя цель — Измаил. А потом я бы хотел принудить турок к сдаче. В конце концов, нужно же кому-то будет копать Волгодонской канал! Где я наберу столько рабочих, чтобы сделать это относительно быстро?

Я против рабства. Но я за эксплуатацию пленных врагов. Не пожизненную и, может, даже без унижений, с нормальной кормёжкой, но почему бы им не сделать для России что-то хорошее, учитывая то, что они, особенно их вассалы, столетиями делали России только плохое.

Да воздастся всем по грехам их!

Следующий том: https://author.today/work/517300