— Господин бригадир Миргородский, — обратился Миних к одному из ближних офицеров, который воевал рядом с Норовым. — Справятся ваши подопечные?

— Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство! — чётко ответил Миргородский. — Подобные маневры отрабатывались ранее.

Миних с невозмутимым лицом вернулся к наблюдению за боем.

— Сигнал стрелкам к отступлению! Готовьте две линии в два ряда. Кавалерии также оставаться готовой, — отдавал приказы главнокомандующий.

Русские стрелки, наделав шороху на передовых позициях турок, истребив немало французов и османов, а также умудрившись попасть и взорвать два небольших склада с порохом, стали организованно отходить назад.

Сперва одна тысяча стрелков удалилась на двести метров, перезарядилась, встала на колено и направила свои винтовки в сторону прикрывавших их отход товарищей. Конечно, никто не хотел стрелять в побратимов, но вот в тех, кто может их преследовать, — определённо да.

И вот такими перебежками русские стрелки уходили на исходные позиции. Точнее, они должны были оставаться немного выдвинутыми вперёд, так как призваны в дальнейшем поддерживать наступление русских пехотных линий.

И как же не оставить для столь отвратных сердцу врагов подарки? Обязательно нужно. Никто не может считать русских скупыми на смертоносные презенты для врагов. Около сотни фугасов были заложены в тех местах, где ещё недавно состязались в меткости русские стрелки.

И это были уже не простые бочонки с порохом, внутри которых также находились и камни, и железные шарики. Теперь фугасы выглядели как огромные коровьи лепёшки, приплюснутые, изготовленные из не слишком толстого чугуна. И подобные мины, как показали не так давно проведённые испытания, были более эффективны, чем предыдущие способы минирования.

Земля задрожала. Сипахи — гроза врагов Османской империи, гордость османского падишаха и султана, славные воины, наводившие ужас на государей Европы и Азии. Эти воины набирали разбег, чтобы сокрушить насекомых. Таких, кусачих, стреляющих издали, коварных, русских стрелков.

Не менее резво турецкая кавалерия заходила на атаку. Наиболее зоркие сипахи видели уже спины уходящих, а в их восприятии — так и бегущих трусов в русских мундирах. Каждый всадник, особенно в передних линиях, ощущал себя хищником-охотником, что его добыча показала спину, а значит, будет удобно рубить саблей или колоть копьём.

Сипахи-лучники даже не стали надевать тетиву на луки, понимая, что в их задачи входит быстрый налёт и уничтожение наглых и коварных русских, которые обескровили турецкую артиллерию, выбили великое множество прислуги и артиллерийских офицеров.

— Стоим! — приказал подполковник Шамшурин, командир Первого Гатчинского стрелкового полка.

Тут же по всем подразделениям полка полетел приказ, и воины встали, как вкопанные. А потом последовали следующие приказы русских офицеров, и стрелки стали изготавливать свои винтовки к новым выстрелам.

Казалось, что полк обезумел. Какое бы чудесное оружие ни было, оно не может противостоять многочисленной лавине лучших турецких кавалеристов. Тем более, не в каре.

А у турецких конных глаза кровью наливались. Они видели добычу, им было обидно наблюдать за тем, какой ужас и сколько смертей русские принесли на передовые позиции османского войска. Они жаждали отомстить неверным, покарать их именем Аллаха.

Сипахи ускорились, следом за ними вдогонку устремились разноплеменные отряды, в том числе и остатки татар Буджакской орды, той, которая после исчезновения Крымского ханства стала сиротой. И той, которой придется лишиться своих кочевий в Бессарабии и во всем Северо-Западном Причерноморье.

Илья Петрович Шамшурин тяжело дышал, его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Но его лицо, его движения не выдавали ни грамма волнения офицера. Он, один из тех «молодых да ранних», которых вокруг себя собирает генерал-лейтенант Норов, ещё не доказал, что право имеет быть подполковником. Ведь чин этот он получил всего лишь две недели назад.

И теперь всё то чему он учился, как горячий песок впитывает воду, так впитывал в себя офицер знания, всё это теперь нужно было продемонстрировать на поле боя.

— Бах-бах-бах-бах! — земля задрожала, и даже некоторые русские солдаты не смогли устоять на ногах и на одном колене, упали в траву.

Множество взрывов прогремело настолько мощно, что, даже находясь от эпицентра этого апокалипсиса более чем в четырехстах шагах, всё равно закладывало уши и начинала кружиться голова. Что же должны чувствовать те турки, сипахи, которые попали под воздействие самого ужасного на данный момент оружия?

Столб дыма и пыли поднимался всё выше и выше, взрывы гремели, земля увесистыми клочьями вырывалась вверх и не сразу осыпалась на головы лучших кавалеристов Османской империи.

Наступление турецкой конницы было остановлено. Ещё предстояло оценить тот ущерб, который нанесли взрывы заложенных фугасов, но по всему было видно, что не одна сотня сипахов нашла свою смерть. А может, это уже и тысячи. В той непроглядной тьме, которая нависла над османскими кавалеристами, было ничего не разобрать.

— Пали! — хотел сказать не громко, но спокойно, однако с нотками истерики прокричал Шамшурин.

Его поглощало сражение, он наслаждался им, он чувствовал себя вершителем судеб. Он видел, насколько сейчас становится эффективным, как он отдаёт приказ на тотальное уничтожение всех тех конных отрядов, которые выдвинули османы в сторону русских стрелков.

Тысяча конусных пуль с расширяющимися юбками устремились во всё ещё непроглядную тьму из песка и дыма. Казалось, что это какой-то иной мир, что приоткрылись врата ада. И часть царства Сатаны вырвалось в мир людей. Везде, в четырехстах шагах, было относительно ясно, но там…

Там начинался другой мир, в котором раздавались крики, откуда, казалось, распространяются волны боли, страданий. Чем не ад? Ведь там мучаются грешники.

Быстрая перезарядка заняла менее двадцати секунд — и вновь послышались выстрелы. И всё-таки немалое облако пыли и дыма начинало рассеиваться, и большинство русских стрелков стали стрелять просто в ту сторону, как это делали раньше, когда использовали фузеи, отворачиваясь, чтобы не видеть те ужасы, которые открывались их глазам.

Кровавое месиво из человеческих тел, лошадей, грязи, замешанной на крови. Кого-то прижало изрешечённой тушей коня, кто-то стоит и безумным взглядом смотрит в сторону русских стрелков, орёт и при этом без руки. Смотреть на это было тяжело.

— Смотреть, куда стреляете! — кричал Шамшурин. — Офицеры! Наведите порядок!

Кто-то из русских стрелков стрелял, словно бы не человек, а механизм, перезаряжал винтовку, снова стрелял. Иные делали тоже самое, но рыдали. И нет, бойцам не жалко врага, им, скорее, жалко себя. Вот такой ужас они способны сотворить. Оказывается, человеку по силам создать свой локальный ад. Так, может быть, никаких демонов как физических существ и нет? Может, демоны — это одна из сущностей человека?

Продолжая делать свою работу, над такими вопросами задумывались и некоторые из офицеров, особенно из младших чинов, молодых парней.

— Отходим! — насилу, откашлявшись, так как не мог говорить, будучи сам под впечатлением от увиденного, приказал подполковник Шамшурин.

Ещё ни разу так быстро и слаженно его солдаты не исполнялся приказ на отход. Ещё ни разу приказ так быстро не доносился до ушей бойцов. И это несмотря на разрывы фугасов, плач, крики, общую тягостную атмосферу всего происходящего.

Стрелки сделали свою работу, теперь откатываются, чтобы хоть как-то привести чувства в порядок.

А между тем русские пехотные линии уже были выстроены. Выдвинутые вперёд «демидовки», как и другие пушки, способные стрелять дальше прочих орудий, продолжали отрабатывать по передовым позициям турок.

Турецкие войска уже проснулись, уже открылись ворота Бендер, и оттуда колоннами выходили солдаты, чтобы строиться в линии и встречать русские полки. Сжав зубы до скрежета, в нетерпении драки и мести готовились вступить в бой янычары.