— Не думаю, чтобы я был тем человеком, который заслужил честь первым ознакомиться с достоинствами этой машины, — скромно сказал я. — По сравнению с вами я полный невежда… в этой области.

Профессор снисходительно усмехнулся.

— В принципе вы правы, — сказал он. — Однако хотелось бы, чтоб кто-нибудь подтвердил мои выводы. Меня, старика, можно заподозрить в галлюцинациях, игре воображения и так далее… К тому же есть некоторые неясности, которые мы могли бы совместно выяснить. Вы подойдете к вопросу объективно, без личной заинтересованности, более критично…

Мы молча пили чай с сухими сдобными булочками, которые старик извлек из ящика письменного стола. Я смотрел на аппаратуру, пытаясь угадать принцип ее действия. По образованию я электроник, однако расшифровать схему аппарата, глядя на щит, я не мог. Аппаратура была оригинальной и не походила ни на одно известное мне устройство.

— Пора включать питание, — сказал Гиснеллиус.

Он подошел к щиту и нажал несколько клавишей. Одна за другой загорелись контрольные неоновые лампочки, за стеной загудели сердечники трансформаторов. Машина ожила. Пол едва заметно завибрировал, как в зале со счетными машинами, где я работал.

— Обслуживание аппаратуры требует определенного навыка, — сказал профессор. — Это напоминает работу на коротковолновой радиостанции. Надо подстраиваться к потоку информации. Улавливать его наподобие радиоволн… Прошу вас, сядьте! — он указал на кресло перед пультом. — Здесь, в этой точке, фокусируются трансдукторы конечного усилителя, которые перешлют в ваш мозг все, что думает и чувствует человек, с которым мы в данный момент устанавливаем связь…..

— Вероятно, правильнее было бы сказать «думал и чувствовал», если это человек из прошлого?

— Я умышленно употребил tempus praesens,[6] — усмехнулся Гиснеллиус. — Когда мы имеем дело со временем- пространством, понятия одновременности или разновременности событий теряют привычный смысл… Нельзя говорить о прошлом или настоящем в обычном понимании. Никакая consecutio temporum[7] в этом случае не годится.

— Вы все время говорили о… телехронопатии — так, видимо, следует называть это явление — из прошлого, — сказал я. — А ведь, учитывая относительность времени, которую обуславливает обобщенное пространство…

Старичок взглянул на меня, с трудом пытаясь скрыть подозрительное беспокойство.

— Вы… знакомы с этой проблемой? Вы говорите так, будто… Кто вы, собственно, такой?

Не знаю, что удержало меня от признания.

— Я пишу кандидатскую по римскому праву… Что-то на стыке истории и юриспруденции, — не моргнув глазом, солгал я.

Он сразу успокоился, но я теперь был осторожнее.

— Когда-то я по-любительски интересовался наукой о пространстве, — добавил я быстро.

— Ах, так, — проворчал он. — Ну, садитесь!

Я не торопился — даже не знаю, что меня сдерживало!

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я.

— Простите, на какой? — он рассеянно посмотрел на меня, но я видел, что он притворяется, и это подстегнуло мою настойчивость.

— Я спрашивал о возможности улавливания информации из будущего.

— Ах, нет, нет! — резко выкрикнул он, махая рукой около уха, — это совершенно невозможно… Ведь будущее не детерминировано…

— А вы откуда знаете?

Он смутился и некоторое время искал ответа, бессознательно шаря глазами по комнате.

— Знаю! — выкрикнул он наконец. — Но не вижу необходимости разжевывать. Достаточно будет только своего рода reductio ad absurdum,[8] доказательства методом от противного, доказательства отрицательного: допустим, возможно уловить информацию из будущего. Этакая рабочая гипотеза. Что из этого следует? Вы улавливаете некое известие о событии, которое может касаться вас лично. Вы можете воспользоваться им, «смоделировав» позже свое будущее иным образом… Одним словом, наше предположение приводит к выводу, что будущее «действительное» может быть иным, нежели то, которое вы увидели методом телехронопатии. Это противоречие, очевидно, опровергает справедливость нашего предположения. Вам этого достаточно?

— Нет! — резко сказал я. — Может существовать способ обойти это противоречие в рассуждениях!

— Это как же? — недружелюбно буркнул он.

— Не знаю… — я задумался. — Может, так: сам процесс мысленной связи с будущим возможен лишь постольку, поскольку он не дает информации, которую «путешественник во времени» мог бы использовать для воздействия на собственное будущее…

— А если он все-таки нападет на такую информацию? Ведь это невозможно предвидеть a priori[9]… — старичок хитро усмехнулся. — И что тогда, как вы думаете?

— Допустим, это вызвало бы его… немедленную смерть! — выпалил я, не думая.

Профессор залился беззвучным смехом.

— Вот… — сказал он, вытирая платком губы, — вот как можно попасть в собственные сети. Ведь если ваш «путешественник во времени» погибнет во время эксперимента, значит, в будущем не было такой информации, которую он мог бы использовать для своего спасения, а во-вторых, он, покойник, вообще уже не мог бы ничего сделать. Порочный круг, классический порочный круг! Вот вам второй весьма убедительный довод в пользу того, что в будущее заглянуть невозможно!

Однако мне этого было недостаточно. Незаметно для самого себя я поверил не только в то, что старик говорил о своем изобретении, но и в то, что он сам столь горячо отвергал. Подсознательно я рассуждал, видимо, примерно так: если вся история с улавливанием информации из прошлого правда, то, рассуждая логически, будущее в этом смысле должно быть равноправным. Я размышлял бессистемно, в голове у меня перемешались все мои не очень-то обширные знания, впутывались вопросы обратимости явлений в микро- и макромире, симметрии времени и так далее.

— Хорошо, начинаем! — сказал я наконец. — Все готово?

— Прошу вас, прошу! — профессор, потирая руки, указал на кресло. — Для начала сделаем небольшой экскурс в прошлое…

— С кем вы меня свяжете? — спросил я, уже сидя в кресле.

— О, это будет для вас неожиданностью! Вы даже не догадываетесь!

— Однако я хочу знать! — сказал я с неожиданным испугом.

Он, видимо, это почувствовал, потому что быстро ответил.

— Сидите и ничего не бойтесь. Вы совершите экскурс в недалекое прошлое.

— Но, так сказать, в чьей шкуре?

Он не ответил. Стоя за спинкой моего кресла, он костлявым пальцем нажал красную кнопку на пульте. Я почувствовал легкое головокружение…

Видимо, он уже давно стоял у меня за спиной, потому что, когда я повернулся, чтобы уйти, он криво улыбнулся и сказал:

— Вы, я вижу, любитель древности…

Он угадал, и не удивительно: я долго не мог решить, что взять — Плутарха, Геродота или Флавия и в конце концов купил «Жизнь Цезаря» — на другое просто не хватило денег.

— Вы угадали, — сказал я, пытаясь пройти мимо, но он увязался следом.

— Времена Империи — чрезвычайно любопытный период, — сказал он, энергично и как-то бестолково жестикулируя. — Хотя лично я предпочитаю Древний Восток.

— Ну и как? — Профессор стоял рядом с креслом и заглядывал мне в глаза. — Точно попал?

— Вы отправили меня к моменту нашей первой встречи?

— Вот именно! Вы улавливали свои собственные впечатления, которые ощущали несколько дней назад.

— Я не подумал о такой возможности, — изумленно ответил я.

— О, вы не предвидели еще многого другого. Это было легче легкого: связь с самим собою, сверхвременная автотрансмиссия. Эффектно, правда? Самое настоящее путешествие в обратную сторону. Увы, это возможно только в рамках, ограниченных периодом жизни «путешествующего». Телехронопатор настроен на автотрансмиссию. Теперь вы можете спуститься в более отдаленное прошлое.