Ну вот, зарядила так зарядила, — прошипел я мысленно, глядя на неприличную выпуклость в штанах. — Теперь целый час я буду ходить и думать только о том, что будет? О том, как и каким образом она заставит меня кончить.

Чёрт… она умеет! Ух, ещё как умеет возбудить! А я там ещё что-то переживал, ха-ха… Да мой член же за секунду встал! Она просто гений… заклинательница хуев, блин…

Я сделал несколько глубоких, прерывистых вдохов, пытаясь силой мысли выгнать кровь из одного конкретного места. Бесполезно. Она там, в мозгу, уже поставила метку. Запах, вкус, ощущение её ягодиц в ладонях — всё это въелось в подкорку, как татуировка.

Не заставляй ждать, — вспомнились её утренние слова. — Ага… и кто кого теперь заставляет? Неужели это её месть за то, что я опоздал? Чёрт, она что, хочет, чтобы следующий час я проходил с постоянным, ноющим возбуждением, с этой «зарядкой», которая на самом деле была самой изощрённой пыткой — пыткой ожиданием? Так же нельзя! Это коварство! Это противозаконно!

Фух, нет, надо выйти отсюда, — решил я и выбрался из гардеробной, она уже сидела за столом, снова уткнувшись в планшет, будто ничего и не было.

Через пару секунд её телефон завибрировал, она подняла трубку и ответила:

— Да, слушаю… — её голос был деловым, ровным.

Она обсуждала какие-то поставки, графики, договоры. А я стоял и думал.

Мля, что это вообще было? — крутилось в голове. — Такой пошлый, грубый поцелуй… она же будто мой рот изнасиловала! Не поцеловала, а именно изнасиловала! Захватила, подчинила, использовала! И самое страшное, что это было чертовски… возбуждающе… Да, немного унизительно, особенно когда она прижимала моё лицо к своей промежности, но по-звериному честно и, млять, так… приятно. Чёрт… сука… какой же я изврат!

Я стоял, слушая её ровный голос по телефону, и ждал. Ждал, когда этот «стимул» в штанах поутихнет. Член, сучара, сдавался медленно. Минуту. Две. Наконец, он угомонился, превратившись из боевой единицы в усталого ветерана. Она в этот момент продолжала разговор и периодически бросала на меня быстрый взгляд.

Я поймал один из таких, когда следы возбуждения практически полностью исчезли, и кивнул в сторону двери: «Мол, можно?» Она подмигнула. Один раз. Быстро и игриво, а затем кивнула в сторону двери, как бы разрешая. И в этот миг я почувствовал новый укол возбуждения. Слабый, но чёткий.

Млять, уже достаточно одного лишь её взгляда! И всё, я готов трахать всё, что движется, а что не движется — двигать и трахать!

Я поспешил выйти, чувствуя, как щёки начинают гореть, а член снова наливаться кровью. В коридоре я остановился, опершись о стену, и подумал: «Час. У меня есть час». Стояк потихоньку то возвращался, то снова угасал, подпитываемый возникающими образами в голове и воспоминаниями о том, что было между нами.

Капец… мне надо отвлечься! Но… куда идти? В кабинет? Нет, нельзя, вдруг не удержусь и подрочу, а зачем дрочить самому, если это могут сделать другие? Логично же. В комнату персонала? Нет, там рядом всегда Света с её томным взглядом и намёками на бордовую тетрадь.

Не, не готов.

Через минуту метаний от одной идеи к другой инстинкт, подкреплённый профессиональным любопытством, потянул к катку. Захотелось взглянуть на Алису не как на клиентку, а как на живую медицинскую загадку. Проверить её технику, движения, попытаться понять, где именно тело даёт сбой. И, возможно, этот процесс поможет мне отвлечься от мыслей о том, что будет через час.

Я направился к арене. Звук ударил по ушам знакомой какофонией: визг лезвий, крики, музыка из динамиков. Воздух был холодным и влажным. Я прислонился к бортику, чувствуя, как его прохлада через футболку немного приглушает внутренний жар.

Первой увидел Софью. Она не каталась, а, казалось, парила над льдом. Легкая, улыбчивая, она отрабатывала дорожку шагов, и каждый её элемент был наполнен такой естественной радостью, что на душе сразу стало светлее. Она промчалась мимо, поймала мой взгляд и, не сбавляя скорости, весело помахала рукой. Я кивнул в ответ, и на миг показалось, что мир может быть простым, нормальным, обыденным.

Потом мой взгляд нашёл Алису. И контраст был разительным. Она готовилась к прыжку. Разбег, толчок — и что-то пошло не так. Не срыв, а какая-то помятость в движении, будто идеальный механизм дал сбой в миллиметре. Она приземлилась на две ноги, едва не поскользнулась. Её лицо, обычно бесстрастное, исказила гримаса чистой, нефильтрованной злости и досады. Не на кого-то — на саму себя.

И тут же, будто нарочно подчёркивая этот контраст, на соседней дорожке мелькнула рыжая молния. Ирина. Не прыжок, а просто красивая, размашистая дуга с лёгким вращением — элемент несложный, но сделанный с такой нахальной лёгкостью и артистизмом, что глаз не оторвать. Закончив, она бросила быстрый, победный взгляд в сторону Алисы. Та, поймав этот взгляд, будто сжалась внутри, и злость на её лице стала ещё острее, но и при этом ещё беспомощнее.

Я продолжал смотреть за разворачивающейся картиной перед глазами еще минут десять. Софья в это время просто каталась, наслаждаясь процессом, не обращая внимания на чужие драмы. А драма разворачивалась любопытная.

Разница между Ириной и Алисой становилась всё очевиднее. У Ирины каждое движение было наполнено уверенностью, почти дерзостью. У Алисы — внутренней борьбой. Я всё больше убеждался: «с ней что-то не то». И дело, казалось, было не в травме, а в её внутренних метаниях, в каком-то глубоком сломе, который я пока не мог понять, но уже чувствовал кожей.

Еще через несколько минут из-за бортика появилась Татьяна Викторовна. Уже переодевшись в спортивное и на коньках.

Она несколько секунд молча наблюдала за очередной неудачной попыткой Алисы, потом покачала головой.

— Захарова! — её голос, чёткий и громкий, прорезал шум. — Что за скованность? Ноги одеревенели?

Алиса замерла, опустив голову. Плечи напряглись так, что, казалось, вот-вот лопнут швы на одежде.

— Извините, ошиблась. Исправлюсь, — прозвучал её тихий, но отчётливый голос, полный внутренней, плохо скрываемой ярости.

— Конечно, исправишь, — сказала Татьяна, и её взгляд скользнул ко мне, стоящему у бортика. На её губах играла лёгкая, усмехающаяся улыбка. — Алексей, что-то наши ледовые принцессы сегодня не летают… Уж не побочный ли это эффект от твоих оздоровительных процедур?

Я почувствовал, как кровь ударила в лицо. Не от страха, а от неловкости. Алиса резко подняла голову и бросила на меня быстрый, колкий взгляд. В нём было не столько обвинение, сколько что-то вроде: «И ты ещё здесь? Всё видишь?» Она резко оттолкнулась и умчалась прочь, но теперь её движения были отравлены явным раздражением.

Татьяна, будто удовлетворившись, развернулась к другой части катка. Туда, где Ирина, рыжая бестия, не просто каталась — она владела льдом. В этот момент она заходила на прыжок — не простой, а двойной аксель. Разбег, мощный толчок, вращение в воздухе — и чёткое, уверенное приземление на одну ногу, без намёка на сомнение или помятость.

— Вот молодец, Ирина! — голос Татьяны стал теплее, одобрительным, и в нём явно читалась гордость. — Чисто, энергично. Видно, что в форме.

Ирина, закончив, подкатила к Татьяне, сияя, как солнце после грозы. Щёки горели, глаза искрились. Она не сказала ничего про меня вслух, но её взгляд, быстрый и горячий, нашёл меня у бортика и явно сказал: «Это и тебе спасибо». Я едва сдержал улыбку, чувствуя странную гордость.

Потом она сделала круг по катку — лёгкий, разминочный, будто показывая, насколько ей легко. И вдруг направилась прямо к тому месту, где стоял я. Подкатила вплотную к бортику, так, что её грудь упёрлась в ограждение.

Она была так близко, что я почувствовал её тяжелое дыхание, затем она оглянулась на лёд, где вовсю шла тренировка, и её уверенность на миг дрогнула. В глазах мелькнула знакомая тень неловкости.