Она же только что, буквально пятнадцать минут назад, напомнила, что я «её». И презервативы в моём кармане, купленные в разгар рабочего дня, были бы равносильны объявлению мятежа.

Прямому неповиновению…

После того, как я только что… кончил ей между сочных прекрасных сисек, это был бы мой окончательный и бесповоротный смертный приговор. Её месть была бы страшной!

Божечки, кошечки, — с отчаянием, граничащим с истерикой, подумал я, — я только что отдал все свои соки, всю свою волю, всю свою жалкую гордость одной женщине, а другая, похоже, не менее ненасытная, уже требует… своей порции?

Да я же пуст! Выжатый! Сухой! У меня ничего нет! Буквально нихера! Яйца пустые!

Нет. Покупать нельзя. Слишком опасно. Слишком дорого. Слишком поздно. Да даже сама эта мысль просто абсурдна!

Да и вдруг я вообще надумал себе это всё? Может, она имела в виду что-то другое? Млять…

Я стоял, как парализованный, посреди пустынного коридора, чувствуя, как на меня накатывает новая, ещё более изощрённая волна безумия. Моё тело, предательское и похотливое, уже откликалось на намёки Ирины, вспоминая её гибкое, отзывчивое тело, её наглые, требовательные стоны и её горячую, влажную кожу.

В паху заныла знакомая, тупая тяжесть, возвещая о том, что, вопреки всем законам физиологии, во мне ещё что-то осталось. Но разум, забитый страхом, усталостью и осознанием полной своей беспомощности, кричал одно-единственное слово: «СТОП!».

Ладно, — смирился я, чувствуя, как апатия, тяжёлая и серая, как свинец, снова затягивает меня в свои безразличные объятия. — Просто сделаю ей массаж. Как обычно. Разомну её длинные ножки, её упругие ягодички, её гибкую спинку и… сиськи…

А вдруг что — сделаю вид, что я глухой и слепой. А если она начнёт… это… если её рука снова поползет вниз… то что тогда? Резко одёрнуть? Сказать: «Ирина, хватит, мы не можем, я не готов, это непрофессионально»? Звучит до жути жалко, фальшиво и смешно, особенно после того, что уже успело случиться.

Я уже давно пересёк все возможные границы профессионализма. Где же та последняя, условная черта, за которую мне было страшно заступить? Та, что отделяла просто похабность от чего-то более серьёзного, более опасного?

Или… или пускай? Пускай делает что хочет. Чего я, в сущности, боюсь? У меня же ничего нет. Ни презервативов, ни сил на полноценный секс, ни воли, чтобы ей отказать.

Пусть развлекается, если ей так надо. А я просто буду лежать… нет, работать… и стараться не сделать ничего лишнего.

Это была слабая, никудышная, трусливая позиция, и я это прекрасно понимал. Но другой у меня не было. Я был полностью истощён, морально раздавлен, загнан в угол и физически, и психологически.

Сейчас я был пустой оболочкой, которую ветер порочных событий нёс прямо на скалы в виде сисек.

Бред, — с горькой, почти что болезненной усмешкой заключил я, медленно бредя обратно в свой кабинет. — Полный, окончательный и беспросветный бред. Ладно, выкручусь как смогу. Буду действовать по ситуации.

Я шагнул в свою клетку, захлопнув за собой дверь. Впереди был очередной виток этого сладострастного ада. Впереди была Ирина. А у меня в карманах была пустота, в голове — хаос, а в душе — смутная, идиотская надежда, что у меня хватит сил просто пережить этот бесконечный день.

Будь что будет, — прошипел я сам себе, плюхаясь на стул. — Действуй по ситуации. Главное — не смотреть ей в глаза. Не поддаваться на провокации. Просто работать руками. Руки помнят, что делать.

Я поднялся и принялся бешено наводить порядок, которого не было в моей голове. Поправил бутылочки с маслами, разгладил простыню на массажном столе до идеальной гладкости, подоткнул каждую складку. Это был глупый ритуал, попытка построить хлипкий частокол из профессионализма против надвигающегося хаоса.

И снова тишина. Но теперь она была иной — напряжённой и наполненной ожиданием. Каждый скрип половицы за стеной, каждый отдалённый голос заставлял моё сердце бешено колотиться.

Это она? Нет, не она.

Прошло ещё пять минут. Затем десять. И тут… «Тук-тук-тук».

Стук в дверь прозвучал не как робкий щелчок, а как уверенный, наглый ультиматум. Моё сердце ёкнуло и провалилось куда-то в пятки.

— Входите, — выдавил я, и голос мой предательски дрогнул.

Дверь открылась, и в кабинет впорхнула Ирина. Не вошла, а именно впорхнула, словно вихрь из рыжих волос, зелёных глаз и дерзкой улыбки. Её взгляд сразу же нашёл меня и пригвоздил к месту, заставив нервно сглотнуть.

— Ну что, готов? — бросила она, окидывая кабинет довольным взглядом хищницы, осматривающей свою территорию. — Я, как и обещала, пораньше и… — Она развернулась и щёлкнула замком, затем обернулась и произнесла: — Чтобы ничто… и никто… нам не мешал.

Ну пиздец… — пронеслось в голове. — Она явно настроена серьезно!

Она подошла к столу и провела по нему ладонью, будто проверяя качество работы. Её пальцы скользнули по ткани с таким сладострастием, что у меня по спине пробежали мурашки.

— Раздевайся… до белья, — скомандовал я, стараясь придать голосу металлические нотки, но получилось лишь жалкое подобие.

— Ох, сразу к делу? — она игриво надула губки, но в её глазах читалось торжество. — Мне нравится такая… решительность.

Она повернулась ко мне спиной, и её пальцы медленно, с театральной неспешностью, потянули за край топа. Ткань соскользнула, обнажив спину, покрытую лёгкими веснушками.

Затем последовали её штаны, которые она снимала так сексуально изгибаясь, что я тут же отвернулся.

Но когда я услышал, как они упали на пол, обернулся, и она предстала передо мной в одном лишь чёрном белье, которое подчёркивало каждую линию её молодого, гибкого и спортивного тела.

Увидев её, я сглотнул и резко отвернулся, делая вид, что что-то ищу среди масел, чувствуя, как жар разливается по моему лицу, а в паху начинает назойливо пульсировать предательский, едва заметный, но всё равно ощутимый отклик.

Сука ты, Орлов! Зачем ты вообще решил посмотреть? Полный придурок!

Краем глаза, этим предательским периферическим зрением, я видел, как она легко взобралась на стол и устроилась на животе, положив голову на сложенные руки. Её поза была одновременно расслабленной и вызывающей.

— Ну, я вся в твоих руках, — прошептала она, и её голос прозвучал томно и сладко. — Заставь меня чувствовать себя хорошо.

Я подошел, налив на ладони масло с запахом цитруса. Оно пахло слишком жизнерадостно для того, что должно было произойти.

Мои руки дрожали.

Я положил их ей на плечи, и кожа под моими пальцами оказалась удивительно горячей и шелковистой.

— Ой, какие холодные, — вздохнула она, слегка вздрагивая. — Согрей их… согрей свои руки об меня.

Мои руки замерли на её плечах, и в голове пронеслось: «Вот чёрт… она прям знает, что говорить!» Буквально каких-то десять минут назад мне даже казалось, что я ничего не чувствую ниже пояса, но сейчас я ощутил, как мой член начал предательски напрягаться.

Вздохнув воздух, в котором витал цитрусовый аромат, через нос и собравшись с мыслями, я продолжил массаж. Сначала были просто поглаживания, чтобы разогреть мышцы. Но под тонкой кожей плеч и лопаток я чувствовал не просто мышечные зажимы, а напряженное, живое ожидание. Казалось, каждое мое движение она встречала легким, едва слышным стоном, а каждое прикосновение, нажим — мелкой дрожью.

Через несколько минут я спустился к пояснице, а потом к ягодицам. Работал основанием ладони, глубоко и профессионально, пытаясь загнать себя в знакомую колею.

Musculus glutaeus maximus, — твердил я про себя. — Большая ягодичная мышца. Просто большая ягодичная мышца. Но… это была не просто мышца. Сука…

Это были две идеальные, упругие полусферы, обтянутые тончайшим черным шелком. И каждый раз, когда я надавливал, ткань сдвигалась, обнажая смуглую кожу, и мой взгляд против воли цеплялся за ту самую ленточку, что затерялась в ложбинке между ними.