– Вот так вот, ребята, – подытожил капитан, закрывая сейф, когда последняя папка исчезла в его стальной утробе. – Это все, что у нас есть, и касательно не только нашего района.

– Обрастаем, – грустно пошутил Костиков.

– И во всем этом надо подробно разобраться, в кратчайшие сроки.

– И что же немцы все это оставили? – перечитывая опись, спросил Ватагин. – Вот так просто?

– Сомневаешься, лейтенант? – прищурился Шадрин.

– Николай к нам из милиции прибыл. Подмечает…

– Такой объемный архив, и не уничтожили, не спрятали… – продолжил Ватагин.

– Хотели вывезти – не получилось, – пояснил капитан. – Но ты, Коля, мозгуй, мозгуй, только без отрыва от основной работы.

Вечером вернулись Севчук и Грач, долго что-то докладывали Шадрину. Все происходило в общей комнате, в группе Шадрина было так заведено.

– И почему ты, Грач, ее не привез? Опять схемы строишь?

– Командир, – весело, словно не замечая недовольства начальства, стал говорить Грач. – На чем ее брать? По факту, конечно, повод найти можно, но по уму, рано. Если ничего нет, провозимся, а если есть, так надо не спугнуть. Старуха хитрая. Командир, ну ты же меня знаешь…

– Оттого и терплю тебя, что знаю, как ты работаешь. Только у нас с завтрашнего дня работы прибавится. И больше суток я тебе на твою старуху дать не смогу. А может и суток не дам. Так что ускоряй работу.

– Мне нужно знать точно, – стальным голосом отрезал Грач. – Если я прав…

– Через трое суток, – оборвал его капитан, расстилая карту, – на участке Кратово – Ворчуково – Усца должно быть организовано рокадное движение. Через нас будут круглые сутки идти войска. И времени, чтобы перехитрить твою старуху, у тебя не останется. Нету времени. Завтра вернется Дмитриев и привезет нам еще работы. Так что завтра подъем в четыре утра. Получаем задачи и вперед.

– Составы групп? – уточнил Севчук.

– Как обычно, – ответил Шадрин. – Вы с Грачом и возьмете Берегового. Костиков с Ватагиным. Кстати, кто не знаком, знакомьтесь, Николай Ватагин, прибыл сегодня. С корабля на бал.

– Гриша, – протянул руку улыбчивый Грач и, кивнув в сторону напарника, добавил: – Севчук Иван.

– Николай. Можно Коля, – ответил Ватагин, пожимая протянутые руки.

– На сегодня все, всем отдыхать, – приказал капитан. – Кроме Костикова. Пойдем, Антон, прикинем планы на завтрашний поиск.

На ночлег определились быстро. Грач сразу растянулся на своем лежаке, скинув сапоги и ремень. Гимнастерку он повесил в сенях.

Севчук и Ватагин оказались соседями. У Ватагина особых дел не было, и он тоже лег, но долго лежал, уставившись в потолок и прислушиваясь к окружающим звукам. Иван Севчук еще долго бродил по двору, плескался из ведра, вроде что-то стирал или умывался.

– Надо будет завтра старшине приказать баню организовать, – коротко сказал он, когда вернулся в хату, шлепая по полу босыми ногами. – А ты, Коля, что не спишь?

– Привычка.

– Не спать? – оживился Иван.

– Нет, – усмехнулся Ватагин. – Привычка перед сном еще раз обдумать все, что было днем.

– Рассчитываешь во сне увидеть ответы на неразрешенные вопросы? – предположил Иван, ворочаясь, желая улечься поудобнее. – Ненадежное это дело. Я вот снов вообще не вижу.

– А что там за хитрая старуха? – поинтересовался Ватагин.

– Есть такая старуха, – полушепотом сказал Иван. – Средний сын у нее на фронте. Младший перед самой войной получил срок, а старший, имея в колхозе бронь, пропал.

– Ну! – протянул Ватагин. – Таких старух сейчас везде полно.

– Так-то оно так, – продолжил Иван. – Только сын ее, который с бронью пропал, нашелся. И нашелся у немцев.

– Полицай?

– Работал с местным бургомистром. Организовывал взаимодействие оккупационных властей с местной администрацией. Занимался всем понемногу. Имел благодарности. А теперь снова пропал.

– Ушел с немцами?

– Может, и ушел, а может, и нет, – глядя в потолок, скривил губы Иван. – Только как обосновался у немцев, так мать из деревни в город перевез. А теперь она обратно вернулась. Значит, если с собой не забрал, то и сам не ушел. Но ты прав, Коля, сегодня таких старух много и будет еще больше. Или у вас там в тылу как-то иначе?

– В тылу тоже по-разному. Но мне в основном со спекулянтами и несунами пришлось дело иметь. Хотя и всякой блатной шушеры наползло, но и с ней все ясно. Хотя блатные – народ ушлый, вертятся так, что в стакане не ухватишь.

– Значит, и там фронт.

– Только не всякого врага можно к стенке поставить.

– Здесь тоже не всякого. Здесь по уму надо. Тут иной мертвый немец опасней живого.

– Как так?

– А так. Наши подопечные с автоматами по лесам не бегают. Как говорит капитан, и я с ним согласен: «Каждый сидящий на табурете и говорящий немец – это возможность что-то узнать. А каждый мертвый – упущенная ниточка». Вот и поди знай, кто, когда и где потом об эту ниточку споткнется. Может, один ты, а может, весь фронт?

Севчук замолчал, а Ватагин снова уставился в потолок, еще раз прокручивая в голове последние события. Что-то в утренней засаде не укладывалось у него в голове. Что-то было не так, а что, он пока не мог понять.

В октябре сорок первого, когда их небольшой отряд почти две недели выходил к своим из-под Вязьмы, шарахаясь от каждого треска мотора, трясясь над каждым патроном, ему, вчерашнему студенту, было не до размышлений. Из уцелевших до линии фронта добрались только пятеро.

Мир менялся вокруг него как картинка в калейдоскопе, который крутит рука самой судьбы. Только потом долгими днями в фильтрационном лагере, когда его раз за разом просили вспоминать их скитания, он снова научился запоминать, сопоставлять и анализировать.

Николаю повезло, что никто из тех, с кем он вышел к своим, ни дня не провел в немецком плену. И еще что в отряде не было ни одного чужого, то есть прибившегося по дороге. Все они были из одной роты, одного призыва. Московские ополченцы. Студент-юрист, преподаватель консерватории, инженер-транспортник.

Дознавателям предъявить им было нечего, хотя один из них и попытался перевернуть все с ног на голову, упирая именно на то, что слишком уж все гладко у них получается. Но это была уже уловка бессильного.

Ватагин еще со школы не любил таких людей. Истина для них была тем, что следовало не отыскивать, а опровергать. Причем делать это следовало любой ценой. Не для истины, а для галочки. Для галочки, невесть кем уже давно и заранее поставленной. Со временем Ватагин даже стал понимать мотивацию таких людей, но от этого его отношение к ним становилось еще хуже. Они так сильно боялись ошибиться, что не допускали самой возможности ошибки в собственной убежденности. Несомненно, были случаи, когда они оказывались правы, и тогда истина всплывала. Но эти случаи еще больше укрепляли их в своей собственной твердолобости. А Ватагина эти случаи только убеждали в обратном.

Несомненно, цель вполне способна оправдывать средства, но где уверенность, что примененные средства приведут именно к нужной цели. Что с ней не произойдет та неуловимая метаморфоза, которая ее полностью обесценит.

– Сложно ты все это объясняешь, – сказал ему как-то его напарник по Хотьковскому отделу милиции Петька Заклунный. – Вот, к примеру, вчера взяли Хлыста. Вагонный вор, что тут размышлять. На нем уже есть срок и побег, а сейчас три кражи. Что тут доказывать? В чем сомневаться? Жалко, к стенке его нельзя поставить. И он поедет в лагерь, где будет жрать и играть в карты на чужие пайки. Пока страна воюет.

– Ну с Хлюстовым-то как раз все ясно, – отмахивался Ватагин. – И взяли мы его по горячим следам. Уголовная среда – это отдельная песня.

Тогда они с Заклунным так и не договорили. На следующий день пришла разнарядка и Ватагина мобилизовали в действующую армию. А так они, может, и договорились бы до чего-нибудь.

Мысль наконец-то сформировалась в голове Николая. Почему один из немцев оставался на холме, пока остальные побежали к машине? Не остался же он на шухере. Раненым он не был и нападения явно не ждал. С этим Николай и уснул.