– Она и отомстила, повесилась именно в день свадьбы сестры! – вставил Алексей.
– Да, и я думал об этом. Много думал. И ведь знаешь, она, в смысле Аня. Она ведь мне почти объяснилась в любви, и даже больше того, она меня отговаривала на Насте жениться, и себя предлагала… Представляешь?
– Да братан, далеко у вас тогда зашло…
– А я, Алеха, теперь думаю, она же всего навсего попросила меня только переспать с ней, чтобы испытать, что такое близость с мужчиной, чтобы преодолеть свое уродство, представляешь! Так может тогда бы и не погибла она?
– Дурак, ну и был бы на тебе грех кровосмешения!
– Ну?
– Баранки гну, просто не всякое спасение есть спасение.
– То есть?
– Да ты тупой, что ли? Ей бо! Просто не всегда и не все действия человека, направленные на фактическое спасение его жизни имеют характер спасающих, а порой наоборот, губят его душу и тут надо точно понимать, что важнее – душа или тело, и даже сама жизнь?
– А как же крик утопающих на море – СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ? Разве это не говорит о равно-увешенном значении этих понятий, душа и жизнь?
– Нет, не говорит, потому как есть тоже понятие, НЕ ГУБИ ТЫ МОЮ ДУШУ!
– И кто из нас двоих идеалист? – подытожил Геннадий.
– А никто! Ни ты, ни я…
И снова помолчали несколько минут.
– Она бы, если б ты имел глупость переспать с ней, она бы все равно повесилась, но до этого так бы напортила тебе всю оставшуюся жизнь, что ты бы света белого не взвидел бы, а то бы и убила! – сказал Алексей.
– Зачем так о мертвой! Тем более, что ее сестра Настя тут где то сейчас среди нас летает.
– Ну, тогда расскажи про Настю, что-нибудь хорошее расскажи.
Геннадий оживился, крякнул и в темноте было слышно, как он заворочался на своем кресле-кровати и повернувшись на бок, приподнялся на локте.
– Помню, как мы, как мы…
И тут же осекся…
– Ну, что?
– Нет, это очень личное…
– Ну, тогда не надо, тогда спи…
И Гена снова откинулся на подушку.
И принялся он вспоминать, как пришла к нему любовь.
Как он полюбил Настю.
Как он полюбил ее после того, как родился Кирюшка.
Настя была сложена как обычно бывают сложены балерины.
И грудь ее не была большой.
А Кирилл всегда мечтал о женщине с бюстом…
И когда родив, Настя кормила сына грудью, в этот счастливый период их жизни, она так изменилась внешне, что Геннадий вдруг обнаружил в жене искомое!
И тогда он воспылал к ней самой сильной и неподдельной страстью.
И он теперь молча вспоминал, как был счастлив с ней, со своей Настюшей в те дни, когда он полюбил ее.
И полюбил на всю жизнь, сохранив это свое обретенное тогда чувство…
С этим и заснул…
Заложив руки за голову, подальше от напрягшихся воспоминаниями чресел. …
Заснул и его друг Алексей…
А утром, проснувшись, сказал:
– Знаешь, мне приснилось, что у меня дочь, и что ей должны отрезать ногу.
– Дурак, пить надо меньше! – ответил Геннадий.
В этот день были похороны.
А сперва надо было ехать в аэропорт – встречать тестя с тещей из Байкальска.
Тяжелый, трудный предстоял день. ….
Марианна Евгеньевна, такая высокая, статная, в преклонных годах не растратившая своей женской красоты, и будучи седой, никогда не красившаяся, потому как была совершенно хороша тою крайне редкою специфической красотой, какой бывают хороши разве что только и в шестьдесят лет следящие за собой кинозвезды, вдруг сдала…
А Николай Александрович, тот вообще стоял в церкви словно африканский зомби.
Совсем не живой – желтый весь, как завсегдатай гепатитного отделения Боткинской больницы.
В церкви Марианна Евгеньевна держалась. Не плакала. Только прижимала черные кружева к уголку рта и все мелко кивала, словно соглашаясь с распевными возгласами батюшки отца Василия.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!…. Новопреставленной рабе Божией Анастасии… Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
А на кладбище Марианна Евгеньевна отпустила вожжи. Упала на гроб, зарыдала на крик:
– Настя, Настенька, не уберегли тебя, Настенька!
Гена вздрогнул, крик тещи относился явно в его адрес.
Он шагнул было к Марианне Евгеньевне, но твердая рука Николая Александровича удержала его.
– Пускай поплачет, пускай попрощается, вторую дочь свою хороним, Гена, вторую, такая доля у нас с Марианной, обеих дочек своих пережили, пора и нам во след…
Геннадий больше беспокоился за тестя.
У него вообще уже два инфаркта было… И как раз за неделю до Настиной смерти теща звонила, жаловалась, мол хворает Коля. А тут такое, да шестичасовой перелет, да ночь без сна…
А в больницу то отправили не тестя, а Марианну Евгеньевну.
На поминках она совсем черная на лицо стала.
И за столом вдруг бросила Геннадию в лицо, – ты ее не уберег, разиня, ты ее не уберег! И ответь мне, где сын Настин!?
А потом и совсем плоха стала.
Закричала, – тыж услал его в Америку, потому что знал, что не твой это сын, что Кирюшка у Настеньки от Равиля, от Равиля Ахметовича! Ты его и не любил за это!
Ах, зачем она это!?
И при всех!
Первую скорую, что бесплатная муниципальная – Николай Александрович к жене не подпустил.
Распорядился вызвать платную.
Те приехали, долго смотрели, выспрашивали анамнез, сняли кардиограмму, потом звонили какому-то авторитетному своему консультанту и наконец поставив диагноз – почечная колика на фоне гипертонического криза, посоветовали отвезти Марианну Евгеньевну в больницу.
Гена с тестем держали совет и решили уступить просьбе самой Марианны Евгеньевны, оставить ее дома в Настенькиной спальне.
Врачи сделали теще пару уколов, оставили отнюдь не дешевых лекарств и удовлетворенные гонораром, уехали…
Марианна Евгеньевна успокоилась.
А потом позвала к себе Алексея.
– Леш, ты прости меня за выходку мою, прости…
Она держала руку Коровина в своей и глядела ему в глаза.
– Леш, ты поезжай в Америку, я тебя прошу, я верю тебе, ты был Насте другом…
Привези нам с Колей внука, привези! ….
Господа офицеры Князь цу Сайн Фон Витгенштейн дважды бывал в России.
Летом сорок первого, когда в составе пятьдесят четвертой бомбардировочной эскадры шестого воздушного флота он барражировал небо над дорогами Смоленщины…
И нова летом… Но уже сорок третьего.
К июню в районе Курска у русских сильно активизировалась ночная авиация.
Активизировалась настолько, что не смотря на упорные сражения с армадами британских "ланкастеров" в небе Германии, Главному командованию Вермахта пришлось перебросить две эскадры ночных истребителей из Бреслау и Эрфурта в курские ковыльные степи…
В новой для себя должности командира группы пятой эскадры ночных истребителей, уже в первую же неделю "цу" сбил четыре советских ДБ-3 и одну американскую "суперкрепость"
В-25.
А в конце июня его группу перебазировали под Орел.
И в ночь с 24 на 25 июня Генрих сбил сразу семь бомбардировщиков. Этот боевой эпизод даже попал в официальную сводку Главного командования вермахта. В ней говорилось: "За истекшие сутки на одном из участков Восточного фронта, гауптман цу Сайн фон Витгенштейн сбил семь вражеских самолетов. Это самый высокий показатель побед, одержанных когда либо в одном ночном бою".
Генрих знал, что его пра-прадед служил в русской армии, и что генерал-фельдмаршал фон Витгенштейн был назван "спасителем Петербурга", когда осенью 1812 года армия под его командованием остановила свернувший с московского направления конный корпус Мюрата, намеревавшийся сходу взять столицу Российской империи…
Да, Генрих знал об этом.
Но тогда король Прусский Фридрих был союзником русского царя Александра в их общей борьбе с Наполеоном.
А теперь времена изменились.
И теперь кавалер Рыцарского креста Генрих фон Витгенштейн служит своему сюзерену – фюреру и рейхсканцлеру Великой Германии – Адольфу Гитлеру.