— Это модификация, которую Ева придумала сама. Ладья была оставлена просто как приманка.

— В следующий раз она не застанет меня врасплох.

Фигуры расставили заново, белые оказались на стороне Бродерика. После этого он уже не позволял себе рассеянности. Он начал с яростной агрессией, принёсшей ему славу в университетских матчах, но по-прежнему тщательно защищал каждую фигуру. Ева оборонялась, предугадывая его сложные комбинации с мистической прозорливостью провидицы и разрушая их с безупречной изобретательностью. Бродерик осознал, что встретил соперницу, достойную его мастерства; и на какое‑то время его захватил этот необычный поединок, оттеснив магнетическое очарование её красоты на второй план.

Он радостно почувствовал, что берёт верх, и чуть не выдал своё удовлетворение самонадеянным возгласом: «Мат через три хода!» К счастью для него, он сдержал этот неджентльменский порыв: Ева неожиданным разменом ферзей внезапно прорвала его линию атаки и заставила обороняться.

Бродерик сражался, словно загнанный в угол лев, и в конце концов сумел выбраться из опасной ловушки серией продуманных разменов. У него оставалось на одну фигуру больше, и он знал: любой равноценный обмен пойдёт ему на пользу. Наконец, после более чем часовой игры, он оказался в положении, когда у него оставались ладья и конь, а у неё — лишь одна пешка, защищавшая короля. Он переставил ладью на более выгодную позицию, хотя она и не угрожала королю соперницы. С видимым безразличием Ева сняла свою последнюю пешку с защиты короля и поставила её прямо на пути угрожающей ладьи. Не успел Бродерик убрать последнюю пешку с доски, как доктор Годдард хлопнул по столу и воскликнул:

— Пат! Она не может двигаться, и её король не под шахом. Ничья.

— Ну да, так и есть.

Он взглянул на Еву. На её лице не было победной улыбки. По блеску её ясных голубых глаз он понял: она, как и он, искренне любит игру и играет ради удовольствия, а не ради победы.

Годдард щёлкнул крышкой часов:

— Ого, Еве давно пора спать. Она, знаете ли, должна соблюдать режим. Мистер Бродерик не станет тебя более задерживать, моя дорогая. Если он захочет реванша, ты можешь дать ему шанс в другой раз.

Не говоря ни слова, она встала, поклонилась двум мужчинам и грациозно удалилась.

— Итак, — сказал Годдард, — каков вердикт?

— Или она определённо умеет играть в шахматы, или же я полный профан.

— Завтра, если пожелаете, вы сможете проверить её физические способности. Какой ваш любимый вид спорта на открытом воздухе?

— У меня три любимых: катание на коньках, плавание и теннис.

— Ева необыкновенно хорошо катается на коньках и плавает, но теннис подойдёт лучше всего. Скажем, завтра в три часа дня?

— Меня это вполне устроит.

В ту ночь, в уединении своей комнаты, Бродерика осаждала целая вереница необычных мыслей и представлений, одни из которых были приятны, другие — тревожны. Он никак не ожидал встретить в женщине методичный ум шахматиста, и это лишь усилило ту незримую связь, что, как он чувствовал, привязывала его к ней. «Женщина, так играющая в шахматы, безусловно, сделает домашнюю жизнь мужчины привлекательной. Ему не придётся ходить в клуб ради развлечения».

Так он размышлял, показывая, что является истинным поклонником древней игры-войны.

Однако, хотя её мастерство в шахматах свидетельствовало, по его мнению, о незаурядном интеллекте, таинственная власть, которую, казалось, имел над ней приёмный отец, наводила на мысли о некой умственной несамостоятельности. Бродерик даже заподозрил, что её поражение спланировал именно Годдард, а Еву использовал лишь как человеческий инструмент для воплощения своих замыслов.

В его сознании вспыхнула мысль: он ни разу не слышал, как она говорит. Была ли она глухонемой? Точно не глухой, поскольку она немедленно реагировала на обращенные к ней слова.

После нескольких часов размышлений Бродерик был уверен только в одном — он хочет увидеть ее снова.

Теннисный матч состоялся в назначенное время на частном корте Годдарда. Ева выглядела ещё очаровательнее, чем прежде: она избавилась от неестественного облика античной статуи и предстала вполне современной девушкой, любящей активный отдых. На ней была короткая широкая юбка из белой фланели и блузка‑матроска с коротким рукавом и низким вырезом. Светлые волосы были уложены толстыми косами вокруг головы.

Доктор Годдард выполнял роль судьи, объявляя счёт после каждого розыгрыша. Ева подавала первой. Она начала с молниеносного кручёного мяча, попавшего прямо в угол площадки и полетевшего дальше в дюйме от земли.

— Пятнадцать ‑ ноль! — объявил Годдард.

На другой половине корта Ева подала левой рукой — столь же стремительно, хотя с чуть меньшим вращением. Бродерик ответил изящным ударом слева — Лофордом.

— Пятнадцать — пятнадцать.

Так и продолжился матч: соперники шли вровень. Почти все геймы заканчивались равным счётом, и борьба была жаркой. Ева демонстрировала умную, расчётливую игру: придавала мячу необычные вращения и точно направляла его в труднодоступные углы. Она постоянно перекладывала ракетку из руки в руку — и обеими играла одинаково искусно. Бродерик больше полагался на скорость, чем на тактику, и зарабатывал очки мощными резаными ударами и сокрушительными смэшами.

Через час игры счёт был 11:12, подавала Ева. Два великолепных Лофорда и удачный удар, после которого мяч отскочил от верхней кромки сетки и мягко опустился на половине соперника, принесли Бродерику три очка подряд. Затем Ева совершила великолепный рывок с необычной скоростью и сравняла счёт. Бродерик раз за разом отбивал её подачи левой рукой, но каждый раз она отыгрывала очко с противоположной стороны корта. Наконец, при счете “больше у принимающего”, она выполнила подачу, которую Бродерик без труда отбил. Несколько минут мяч летал над сеткой туда‑сюда. Затем Ева выполнила изящный Лофорд на задней линии, сразу же выдвинувшись к сетке. Благодаря невероятной работе ног Бродерик дотянулся до мяча и отбил его, но Ева встретила его у сетки и мощно отправила на противоположную половину корта. Мяч взлетел в воздух на добрых двадцать футов. Бродерик рванулся назад и прыгнул за мячом, точно попав по нему, но при этом врезался в заднее ограждение и рухнул на землю.

Подброшенный его мощным ударом мяч оказался всего в паре футов по другую сторону сетки, где его уже поджидала противница. Она могла бы легко отправить его в центр корта, куда он точно не успел бы, но вместо этого она ударила снизу, послав по высокой параболе на заднюю линию. Это дало Бродерику время подняться на ноги и отбить мяч. По истечении еще тридцати секунд игры Ева неверно оценила один из ударов Бродерика и отправила мяч в сетку.

— Гейм и сет. Счет тринадцать — одиннадцать, — объявил доктор. — Бродерик, это была великолепная игра.

Бродерик перепрыгнул через сетку, схватил протянутую руку Евы и, тяжело дыша, произнёс:

— Спасибо за прекрасную игру. Вы лучшая теннисистка и самая замечательная спортсменка из всех, кого я встречал.

Она улыбнулась и поклонилась в знак благодарности за этот великолепный комплимент, но ничего не ответила.

— Хотите ещё поиграть? — спросил доктор.

Бродерик, весь мокрый от пота и всё ещё тяжело дышавший, ответил:

— На сегодня с меня хватит.

— Да, на сегодня и правда хватит. Я не хочу, чтобы Ева перенапрягалась. А теперь вам обоим лучше поспешить в дом и принять душ.

После освежающего душа и смены одежды Бродерик присоединился к Годдарду в библиотеке.

— Ну, как вам её игра в теннис?

— Мне определённо понравилось играть с ней. Она честная спортсменка — не воспользовалась преимуществом после моего падения. Хотя я её обыграл, не могу не признать, что она исключительно сильный игрок. К тому же это первый раз, когда я сыграл сет из двадцати четырёх геймов.

Они поговорили ещё некоторое время, а затем Бродерик, явно смущаясь, произнёс: