Предвосхищая его согласие, она провела его в небольшую комнату в задней части дома.

— Вот моя комната. Я считаю её более отражающей мою суть, чем спальня. Отец не позволяет мне иметь всё оборудование, какое я хотела бы, боясь, что я поврежу какую-нибудь из своих драгоценных частей тела, но я всё же умудряюсь кое-что делать из латуни и кожи.

Бродерик с интересом оглядел комнату. Он был поражен аккуратным порядком, тем не менее, не создававшим впечатления, что здесь редко работают.

Когда Ева увидела, что он остановился, рассматривая какой‑то предмет на верстаке, у неё невольно вырвался возглас. Второй взгляд объяснил причину: это был кожаный футляр для визиток с изящным тиснением. Бродерик изумился, увидев на нём собственные инициалы.

— О, я не хотела, чтобы вы это увидели. Я сделала его для вас. Завтра ведь ваш день рождения.

— Да, действительно. Я и сам забыл. Но как вы узнали?

— Из анкеты, которую вы заполнили для отца.

— Это, конечно, очень мило с вашей стороны. Даже не знаю, как мне выразить свою признательность. Можно я оставлю его себе?

— Да, с моими самыми добрыми пожеланиями.

— Спасибо. А теперь я хочу поговорить с вами о деле, чрезвычайно важном для нас обоих, — о том, что, несомненно, было у нас на уме всё это время, хотя мы старательно избегали об этом упоминать. Вы понимаете, о чём я?

— Вы имеете в виду предложение моего отца?

— Да, и я хочу дополнить его собственным предложением. В первую очередь, позвольте сказать, что я люблю вас очень-очень сильно, настолько, что не могу думать ни о чём другом. Затем я хочу спросить: согласны ли вы, по своей собственной воле, не думая об обязательствах перед вашим приёмным отцом, с тем предложением, что он мне сделал? Иными словами, хотите ли вы, чтоб я согласился на операцию, которую он намерен провести?

— Только если вы сами искренне того желаете.

— Но я действительно желаю. Я готов на всё ради вас, Ева.

— Тогда мне будет очень приятно, если вы сделаете то, о чём просит отец. Иначе я не смогу выйти за вас замуж.

— И с этого момента мы с вами помолвлены?

— Пока нет. Я дала обещание отцу. Только после того, как…

— Я сегодня же вечером увижусь с ним и скажу, что чем скорее он начнёт, тем больше это меня обрадует.

Доктор Годдард предугадал решение Бродерика почти с точностью до минуты. У него было уже все готово к первой операции, вплоть до человека, согласившегося предоставить новый орган: идеальную правую ногу.

Вид операционной был для Бродерика внове, ведь он не болел ни дня с самого детства. С нескрываемым интересом он наблюдал за тщательной подготовкой; и когда в его ноздри ударил тошнотворный запах эфира, он принял его как предвестника новых возможностей. Тяжелая, непреодолимая сонливость медленно овладела им; затем у него возникло ощущение падения или, скорее, полёта; и, наконец, наступила лишённая мыслей пустота.

Когда он снова пришел в сознание, то обнаружил, что лежит на кровати в комнате со множеством окон, казалось, до краев наполненной солнечным светом. Доктор Годдард склонился над ним:

— Как вы себя чувствуете?

— О, все в порядке. Просто немного кружится голова и подташнивает.

— Это скоро пройдет. Нога болит?

Это было первое напоминание о реальности прошедшей операции. Сначала он не был уверен, что у него есть правая нога, и ему пришлось нащупать её рукой, чтобы убедиться. Он удивился, ощутив прикосновение к голой коже, вместо ожидаемых бинтов. Очень осторожно пошевелил большим пальцем ноги. Тот двигался вполне естественно.

— Можно мне пошевелить ногой? — спросил он.

— Конечно. Вы можете делать с ней всё, что захотите.

Бродерик приподнял колено, повращал лодыжкой и начал дёргать ногой, как человек, у которого затекла стопа. Затем он откинул покрывало и сел на кровати.

— Попробуйте пройтись, — предложил доктор; и Бродерик подчинился, ступая как человек, страдающий от тяжёлого приступа подагры.

Пять минут осторожной ходьбы привели его к креслу. Он сел и принялся разглядывать свою правую ногу. С озадаченным выражением лица он обратился к доктору:

— Знаете, эта нога выглядит точно так же, как та, которой я пользовался последние двадцать с лишним лет.

Годдард улыбнулся.

— Это та же самая нога.

— Вы хотите сказать, что не проводили операцию?! — в вопросе явственно прозвучало искреннее разочарование.

— Нет, я её не проводил. Одевайтесь — и я всё объясню.

— Прежде всего, — продолжил доктор, — я хочу извиниться перед вами и признаться: я обманывал вас с самого начала. Ева — не приёмная дочь, а моя родная. Более того, она не совершенна — хотя близка к этому настолько, насколько тщательное воспитание и обучение способны приблизить женщину к идеалу. Что касается моего плана создания совершенного существа — это всего лишь фантазия, придуманная специально для этого случая. Теоретически идея вполне состоятельна, но я пока не чувствую себя достаточно подготовленным, чтобы её реализовать на практике.

— Вы, естественно, задаетесь вопросом, что все это значит? Для меня счастье Евы — самая важная вещь в мире; и я убеждён: она сможет обрести счастье только в браке с мужчиной, воплощающим всё, чем должен быть настоящий мужчина. Было лишь одно, в чём я хотел удостовериться — и история о совершенной женщине стала последним решающим испытанием. Вы его успешно прошли и убедили и Еву, и меня: вы обладаете высшей формой мужества — тем мужеством, что побуждает человека рисковать жизнью и здоровьем во имя науки и человеческого прогресса.

— Теперь, полагаю, вы хотели бы увидеться с Евой. Вы найдёте её в той самой комнате, где впервые встретились с ней. И, прежде чем вы уйдете, возможно, вам будет интересно узнать, что обнаженная фигура, виденная вами в тот первый день, была не чем иным, как картиной, написанной маслом в натуральную величину, столь искусно выполненной и освещённой, что выглядела совсем как живая женщина. Без сомнения, вы слышали о «Стелле» и подобных иллюзиях.

Пробормотав какую-то банальность, Бродерик вышел из комнаты и, переполненный пьянящими, сбивающими с толку мыслями, зашагал по коридору.

Он нашёл Еву прильнувшей к портьерам, из-за которых она впервые вошла в его жизнь.

Она с тревогой взглянула на него:

— Отец вам всё рассказал?

— Да. Всё.

— И теперь, когда вы знаете… что вы думаете обо мне?

Вместо ответа он заключил её в объятия и припал к её губам в жарком, страстном поцелуе.

— Вот что я о вас думаю, — выдохнул он. — Я люблю вас в миллион раз больше, теперь, когда я знаю, что вы настоящая женщина, и что каждая частичка вас — это вы сами.

— Но я далека от совершенства.

— Для меня вы всегда будете более, чем совершенны — моя сверхсовершенная невеста.

— Вы уверены, что не находите во мне никаких изъянов?

— Было лишь две вещи, что мне не понравились. Первая — то, что вас якобы создали искусственным путём; но теперь это, конечно, не имеет значения. А вторая…

— Да?

— Вы не против, если я скажу? Вторая — это подавляющее влияние, которое, казалось, оказывает на вас отец.

— Отец подавляет меня? — рассмеялась она. — О, как это забавно! Да я верчу отцом как хочу — он делает всё, что я ему говорю. Послушайте. Я встретила вас однажды на балу — много‑много лет назад. Вы меня не вспомните, потому что я была совсем девчонкой и, конечно же, не удостоилась вашего внимания. Но я никогда не забывала… и… в общем, дело в том, что это не отец выбрал вас — это я вас выбрала!