– Г-жа Бюрстнер!

Это прозвучало как просьба, а не как оклик.

– Кто здесь? – спросила г-жа Бюрстнер и огляделась, широко открыв глаза.

– Это я, – сказал К. и выступил вперед.

– А, г-н К.! – с улыбкой сказала г-жа Бюрстнер и протянула ему руку. – Добрый вечер!

– У меня к вам небольшой разговор, вы позволите?

– Сейчас? – спросила г-жа Бюрстнер. – В такой час? Это довольно необычно, правда?

– Я с девяти часов вас дожидаюсь.

– Но ведь я была в театре и знать об этом не знала. Если вы хотели что-то со мной обсудить – хотя не могу себе представить, что бы это могло быть, – у вас часто бывали для этого и более удобные случаи.

– Повод для разговора возник только сегодня.

– В сущности, я ничего против не имею, только вот падаю с ног от усталости. Что ж, зайдите на минуту-другую в мою комнату. Здесь в любом случае разговаривать нельзя, мы всех перебудим, и тогда мне будет очень неудобно – не из-за них, а из-за нас. Подождите, пока я не включу свет у себя, и тогда выключите здесь.

К. сделал, как она велела, и даже больше – дождался, пока она тихонько позовет его еще раз, уже из своей комнаты.

– Садитесь, – сказала она и указала на кушетку, а сама, хоть только что и жаловалась на усталость, осталась на ногах у изголовья кровати и даже не сняла маленькую, но обильно украшенную цветами шляпку. – Так о чем вы хотели говорить? Сгораю от любопытства.

Она скрестила ноги.

– Вы, возможно, подумаете, что дело не такое срочное, чтобы обсуждать его прямо сейчас, но…

– Предисловия я всегда пропускаю, – сказала г-жа Бюрстнер.

– Это облегчает мне задачу. Сегодня утром в вашей комнате, в некотором смысле по моей вине, немного похозяйничали посторонние люди – против моей воли, но, как я уже сказал, по моей вине. Я бы хотел за это извиниться.

– В моей комнате? – спросила г-жа Бюрстнер и вместо того, чтобы оглядеть комнату, вопросительно посмотрела на К.

– Именно так, – сказал К., и они впервые посмотрели друг другу в глаза. – А как это случилось, не заслуживает описания.

– Отчего же, это как раз интересно, – сказала г-жа Бюрстнер.

– Нет, – сказал К.

– Что ж, выпытывать чужие тайны я не собираюсь, – сказала г-жа Бюрстнер. – Раз вы настаиваете, что это неинтересно, не стану возражать. А ваши извинения охотно принимаю, тем более что не нахожу никаких следов постороннего присутствия. – Она обошла комнату по кругу, чуть наклонившись, чтобы внимательно все рассмотреть, и остановилась у коврика с фотографиями. – Глядите-ка, мои фотографии и правда все перепутаны. Как это гадко. Значит, кто-то побывал в моей комнате без разрешения.

К. кивнул, проклиная про себя служащего Каминера, вечно неспособного совладать со своей дурацкой, бессмысленной жестикуляцией.

– Как странно: я вынуждена запрещать вам то, что вы сами должны были бы себе запретить, – а именно входить ко мне в комнату в мое отсутствие.

– Я же вам объяснил, – сказал К. и тоже подошел к коврику, – что это не я потревожил ваши фотографии. Но раз вы мне не верите, придется мне признаться, что следственная комиссия привела с собой трех служащих моего банка, которых я при первой возможности выгоню со службы: вероятно, это они трогали снимки. Да, здесь была следственная комиссия, – добавил К. в ответ на вопросительный взгляд девушки.

– Из-за вас? – спросила она.

– Да, – ответил К.

– Не может быть! – воскликнула девушка и улыбнулась.

– И тем не менее, – сказал К. – Так вы считаете, что я ни в чем не виноват?

– Ну, не то чтобы прямо ни в чем… – сказала девушка. – Я бы не хотела делать выводов, возможно чреватых последствиями, к тому же откуда мне знать, но ведь нужно быть прямо-таки серьезным преступником, чтобы по вашу душу прислали целую следственную комиссию. Впрочем, вы ведь на свободе – по вашему спокойному поведению я вижу, что вы не сбежали из тюрьмы, – так что, выходит, вы не могли совершить ничего такого уж преступного.

– Да, – сказал К., – но ведь следователи могли обнаружить, что я невиновен или не так виновен, как они думали.

– Конечно, могли, – сказала г-жа Бюрстнер самым любезным тоном.

– Вот видите, – сказал К. – У вас мало опыта в делах судебных.

– И правда, совсем мало, – сказала г-жа Бюрстнер, – но я всегда об этом жалела, потому что мне хотелось бы во всем разбираться, и вот именно дела судебные особенно меня интересуют. Есть в судах какая-то притягательная сила, вы не находите? Но скоро мои познания в этой области сильно расширятся – в следующем месяце я перехожу на службу секретарем в адвокатское бюро.

– Это очень хорошо, – сказал К. – Вы тогда сможете помогать мне на процессе.

– Может быть, – сказала г-жа Бюрстнер. – Почему бы и нет? Я всегда рада найти применение своим знаниям.

– Я, кстати, серьезно, – сказал К. – Ну, или полусерьезно, как и вы. Чтобы привлекать адвоката, дело слишком мелкое, но советчик мне может понадобиться.

– Да, но если уж я в роли советчика, мне нужно знать, в чем суть дела, – сказала г-жа Бюрстнер.

– В том-то и загвоздка, – сказал К. – Я и сам этого не знаю.

– Все-таки вы меня разыгрываете, – сказала заметно разочарованная г-жа Бюрстнер. – Да еще почему-то в такой неурочный час. – И она отошла от стены с фотографиями, где она довольно долго простояла вместе с К.

– Конечно же, нет, сударыня! – сказал К. – Я не разыгрываю, просто вы никак не хотите мне поверить. Все, что я знаю, я вам уже рассказал. Может быть, даже больше, чем знаю, и это была никакая не следственная комиссия. Я так ее называю лишь потому, что не могу придумать никакого другого названия. Расследования-то никакого не было, меня просто арестовали – вот за мной и пришла какая-то комиссия.

Г-жа Бюрстнер села на кушетку и снова улыбнулась:

– Какой вы несносный, никак не пойму, серьезно вы говорите или шутите.

– Вы в чем-то правы, – сказал К., которому приятно было болтать с хорошенькой девушкой. – Вы в чем-то правы, я человек не слишком серьезный и что к серьезным делам, что к развлечениям стараюсь относиться легко. Но арестовали меня всерьез.

– И как же это было? – спросила она.

– Ужасно, – сказал К. Однако сейчас он вовсе не об этом думал, а был увлечен разглядыванием г-жи Бюрстнер, которая, облокотившись на подушку кушетки, подперла голову одной рукой, а другой слегка поглаживала бедро.

– Это слишком туманно, – сказала г-жа Бюрстнер.

– Что туманно? – не понял К. Потом вспомнил и спросил:

– Показать вам, как это было? – ему хотелось двигаться и не хотелось уходить.

– Я так устала, – сказала г-жа Бюрстнер.

– Вы поздно пришли, – сказал К.

– Ну вот, все кончается упреками. Не стоило мне вас пускать – к тому же, как выяснилось, в этом не было никакой необходимости.

– Очень даже была, сейчас увидите, – сказал К. – Можно я отодвину ночной столик от кровати?

– Что это вы задумали? – сказала г-жа Бюрстнер. – Конечно, нельзя!

– Тогда я не смогу вам показать, – возбужденно сказал К., будто ее отказ мог нанести ему непоправимый вред.

– Ну, раз дошло дело до представления, то двигайте, только тихо, – сказала г-жа Бюрстнер и добавила ослабевшим голосом:

– Я так устала, что позволяю вам больше, чем следует.

К. переставил столик на середину комнаты и уселся за него.

– Вы должны точно представить себе, как они все расположились, это очень интересно. Я – старший, вон там, на сундуке, сидят два надзирателя, возле фотографий стоят три молодых человека. На оконной ручке висит – упоминаю об этом лишь вскользь – белая блузка. Показали бы мне, как она на вас сидит. Вот, а теперь начинается. Да, я забыл, самый-то важный персонаж, то есть я, – так вот, я стою перед столиком. Старший расселся с комфортом, нога на ногу, рука перекинута через спинку стула вот так – этакая деревенщина. Ну, вот теперь и вправду начинается. Старший выкрикивает, словно ему нужно меня разбудить, – прямо-таки орет; к сожалению, и я вынужден перейти на крик, чтобы вы себе представили, – выкрикивает всего лишь мое имя.