Г-жа Бюрстнер, внимавшая ему с улыбкой, приложила палец к губам, чтобы удержать его от крика, но опоздала – К. уже слишком вошел в роль.

– Йозеф К.! – крикнул он протяжно и тише, чем грозился, однако внезапный возглас все же разнесся по всей комнате.

В дверь настойчиво, громко и коротко постучали. Г-жа Бюрстнер побледнела и схватилась за сердце. К. всполошился еще сильнее – ведь он уже несколько минут был не способен думать ни о чем, кроме утренних событий и девушки, перед которой он их разыгрывал. Едва придя в себя, он подскочил к г-же Бюрстнер и взял ее за руку.

– Не бойтесь, – прошептал он, – я все улажу. Но кто же это может быть? Ведь за стеной только гостиная, в которой никто не спит.

– Вообще-то спит, – прошептала г-жа Бюрстнер. – Со вчерашнего дня там живет племянник г-жи Грубах, армейский капитан. Другой свободной комнаты не нашлось. Я совсем забыла, а вы еще так раскричались! Какая я невезучая.

– Для этого вовсе нет причин, – сказал К. и поцеловал ее в лоб, когда она снова опустилась на подушку.

– Сейчас же прочь, – сказала она, выпрямляясь. – Уходите, уходите же, он слушает у двери и все слышит. Зачем вы меня мучаете!

– Я уйду не раньше, – сказал К., – чем вы немного успокоитесь. Пойдемте в другой угол комнаты, там он нас не услышит.

И она позволила отвести себя в угол.

– Ну подумайте, – сказал он. – Речь идет лишь о неловкости, а не об опасности. Вы же знаете, как меня уважает г-жа Грубах, а ведь решение в этом деле за ней, тем более что капитан ее племянник. Она верит всему, что я ей говорю. К тому же она мне обязана, потому что взяла у меня взаймы крупную сумму денег. Если она потребует объяснений, почему мы оказались вместе в комнате, я все возьму на себя – и могу обещать, что г-жа Грубах не только сделает вид, что поверила, но и на самом деле поверит моим объяснениям. Вам ни в коем случае не следует меня щадить. Если вы решите всем рассказать, что я к вам приставал, г-же Грубах так и будет доложено, и она в этом не усомнится, но все равно не потеряет доверия ко мне. Вот как она ко мне относится.

Г-жа Бюрстнер сидела неподвижно и понуро смотрела под ноги.

– Да и почему бы г-же Грубах не поверить, что я к вам приставал, – добавил он, видя перед собой лишь ее расчесанные на пробор, гладкие рыжеватые волосы. К. думал, она поднимет на него глаза, но она сказала, не меняя позы:

– Простите, меня напугал внезапный стук, а не последствия, к которым может привести присутствие капитана. После вашего крика стало так тихо, и вдруг этот стук, вот я и перепугалась. Я же сидела возле двери, и стучали совсем рядом. За ваши предложения спасибо, но я их не приму. Я способна нести ответственность перед кем угодно за все, что происходит в моей комнате. Странно, что вы не замечаете, как оскорбительны для меня ваши предложения, несмотря на ваши добрые намерения, которые для меня, конечно, очевидны. Но теперь уходите, оставьте меня одну, мне это сейчас еще нужнее, чем раньше. Минуты, о которых вы просили, вылились в полчаса, как не больше.

К. сжал ее ладонь, потом запястье.

– Но вы ведь не сердитесь? – сказал он.

Она стряхнула его руку.

– Нет, нет, я ни на кого никогда не сержусь.

Он снова схватил ее за запястье. На этот раз она не вырывалась – и так проводила его до двери. Он твердо намеревался уйти, но уже на пороге остановился как вкопанный, словно не ожидал увидеть перед собой дверь. Г-жа Бюрстнер воспользовалась этим мгновением, чтобы освободиться и выскользнуть в переднюю. Уже оттуда она тихо сказала К.:

– Ну же, пожалуйста. – И она указала на дверь капитана, из-под которой виднелась полоска света. – Видите, он включил свет и подслушивает за нами.

– Уже иду, – сказал К., выскочил, схватил ее, поцеловал в губы, осыпал поцелуями все лицо, как мучимый жаждой зверь лакает воду из найденного наконец источника. Добравшись до горла, надолго приник к нему. Шорох из комнаты капитана заставил его поднять глаза.

– Теперь ухожу, – сказал он и хотел назвать г-жу Бюрстнер по имени, но не знал его. Она устало кивнула, протянула ему, уже наполовину отвернувшись, руку для поцелуя, словно ничего не произошло, и шмыгнула в комнату.

Вскоре К. уже лежал в постели. Прежде чем заснуть, он обдумал свое поведение и остался им доволен, однако почувствовал, что для полноты этого ощущения чего-то не хватает. Он всерьез беспокоился о г-же Бюрстнер из-за капитана.

Первое заседание

К. уведомили по телефону, что в следующее воскресенье состоится небольшое заседание по его делу. При этом ему сообщили, что такие заседания теперь будут происходить регулярно, хотя, вероятно, и не чаще чем раз в неделю. С одной стороны, в общих интересах завершить процесс как можно скорее, с другой – разбирательство должно быть во всех отношениях тщательным, а поскольку это потребует нервного напряжения, заседания не должны затягиваться. Потому-то и выбрана в качестве компромисса схема с частыми, но короткими заседаниями. Цель назначения воскресенья днем заседаний – беспрепятственное выполнение К. служебных обязанностей. Предполагается, что К. не будет возражать; если же он пожелает назначить другое время, ему пойдут навстречу, насколько возможно. Например, заседания могут также проводиться по ночам, но тогда К. не будет чувствовать себя достаточно свежим. Так что пусть будут воскресенья, если К. не против. Явка, само собой, обязательна, об этом даже не стоит лишний раз напоминать. Ему назвали адрес, куда он должен явиться, – на дальней окраине города, где он раньше никогда не бывал.

К. дослушал и повесил трубку, ничего не ответив. Он еще стоял в задумчивости у аппарата, как вдруг услышал за спиной голос заместителя директора: тот собирался позвонить, но не мог, потому что К. загораживал ему дорогу.

– Плохие новости? – спросил заместитель директора вскользь, не ради ответа по существу, а для того лишь, чтобы К. отошел от аппарата.

– Нет-нет, – сказал К. и сделал шаг в сторону, но не ушел совсем.

Заместитель директора поднял трубку и, пока ждал соединения, заговорил, прикрывая ее рукой:

– Г-н К., позвольте вопрос. Не порадуете ли вы меня своим обществом в воскресенье? У меня на яхте будет большая компания, в том числе, конечно, и многие ваши знакомые. Прокурор Хастерер тоже будет. Не желаете ли присоединиться? Приходите непременно!

К. попытался сосредоточиться на том, что говорил замдиректора. Это приглашение было для него довольно важно: в устах замдиректора, с которым он не особенно ладил, оно звучало как попытка примирения и свидетельствовало о настолько возросшей роли К., что для второго человека в иерархии банка стала важна его дружба или хотя бы его неприсоединение к стану врагов. Ради этого замдиректора пожертвовал самолюбием – пусть он и пригласил К. будто бы мимоходом, прикрывая трубку в ожидании телефонного соединения. К. был вынужден добавить к этому новое унижение:

– Благодарю вас, – сказал он, – но, к сожалению, в воскресенье у меня нет времени, я должен быть в другом месте.

– Жаль, – сказал замдиректора и сосредоточился на телефонном разговоре, который в эту минуту как раз начался. Разговор был не из коротких, однако К. в расстроенных чувствах все это время так и оставался возле телефона. Лишь когда замдиректора положил трубку, он встрепенулся и сказал, как бы оправдываясь за то, что все еще стоит здесь без дела:

– Мне только что позвонили сообщить, что я должен кое-куда явиться, но забыли сказать, в котором часу.

– Ну так уточните, – сказал замдиректора.

– Это не очень важно, – сказал К., отчего его оправдание, и без того неуклюжее, вовсе рассыпалось.

Уходя, замдиректора заговорил о чем-то другом, К. пытался отвечать, но думал в основном о том, что в воскресенье лучше явиться в девять утра, потому что в рабочие дни все суды открываются именно в это время.