Но стоило приблизиться к хлипкой двери, как та резко распахнулась, ударяя девочку по лицу и отбрасывая ее назад. Обратно в круг.
– Яна…
Девочка вздрогнула от звука голоса, который прошелестел прямо над ухом. Она резко повернула голову, но никого рядом не было. Только капли дождя глухо падали на землю за пределами сарая. Яна зябко повела плечами, осторожно вставая. Снова. Внутри словно все онемело, а миллиард иголок вонзились в пятки и ладони. Девочка всхлипнула, не понимая, что происходит.
– Яна…
Голос прозвучал снова, но уже громче. В ее голове.
Яна зажала виски ладонями, жмурясь. Словно надеялась, что все исчезнет, но вновь и вновь слышала свое имя. Которое произносил вкрадчивый, хриплый голос.
– Это все неправда, – прошептала она. Едва почувствовав, что может двигаться свободно, Яна рванула к дверям, вылетая наружу. Дождь усилился, нервно барабаня по крышам домиков и заглушая все другие звуки.
Ноги утопали в мокрой траве, мелкие камешки впивались в нежную кожу стоп. Яна сделала шаг, затем еще один, но вместо того, чтобы броситься бежать, вдруг упала на колени. Пальцы вошли глубоко в размокшую землю, по телу прошла дрожь.
– Яна… Некуда больше спешить, – прошелестел голос в голове, поднимая девочку на ноги. Она даже не поняла, как в ее руках оказалась свеча. Одна из тех, что так ярко горели буквально час назад. Пламя лениво подрагивало, словно уворачиваясь от капель дождя, но продолжало жить. – Эти насмешки, Яна, они так ранят. Эти гнилые дети не заслуживают прощения. Они никогда не изменятся, никогда не перестанут издеваться над такими, как ты. Смысл их жизни – смеяться, глумиться и оскорблять беззащитных.
Яна дрожала, стоя под дождем со свечой в руках, и не могла пошевелиться. Голос словно доносился отовсюду: сверху, снизу, изнутри. Он проникал под кожу, въедался в мозг. Звучал так правильно, так заманчиво. Искренне. Девочка толком не понимала почему, но ей хотелось пойти в сторону домиков, найти тот, где спали ее обидчики.
– Ты ведь сама все знаешь, Яна, – продолжал голос. – Родителям ты не нужна, у них есть маленький сын. Наследник, которого так любит отец и так балует мать. А ты – некрасивая толстая девочка, которая всем только мешала. Родители выбрали сына, чтобы поехать на отдых. А тебя отправили сюда, зная, что тебя ждет. И твой день рождения… Они даже не позвонили тебя поздравить.
Ноги сами повели девочку вперед. Ни дождь, ни ветер, который постепенно усиливался, ни холодная земля, ничто не могло остановить Яну. Медленно, но уверенно она приближалась к домикам. Пальцы до боли в суставах сжимали свечу. Та отчаянно сопротивлялась непогоде, пытаясь погаснуть, но тщетно.
– Родители бы гордились тобой, Яна. – Голос не исчезал, преследуя ее. Он окутывал ее всю изнутри, проникая под кожу, попадая прямо в кровь. Девочка переставляла ноги и чувствовала, как вместе с ней это делает и голос. Он тенью слился с ней, впившись в загривок, продолжая нашептывать на ухо убедительные слова. Яна уже даже не понимала, где ее мысли, а где чужие. Они стали одним целым, словно никогда не расставались. Словно нечто проснулось внутри самой девочки. Нечто, что дремало долгое время.
Яна замерла напротив небольшого домика. Свет внутри не горел, но тут сверкнула молния, отразив бледное круглое лицо девочки в окне. Пламя дрогнуло, слабо потянувшись вверх. Лизнуло подбородок Яны, но она даже не заметила этого. Лишь рефлекторно опустила руки ниже, всматриваясь в собственное отражение. По ту сторону окна мелькнула тень – быстро, неопределенно. Словно кто-то прошел по комнате или ненадолго встал с постели.
– Им не снятся кошмары, их не мучает совесть. – Яна вздрогнула, вновь услышав голос внутри себя. Вокруг нее сгустилась тень, накрывая от дождя и ветра, словно большая зловещая палатка, сотканная из мрака. – Они не вспомнят утром, как тебе было больно вчера. Ты им не нужна. Ты никому из них не нужна, Яна.
Девочка сдавила пальцами свечу, медленно делая шаг вперед. Воск таял, стекая на нежную кожу рук и обжигая. Но Новикова не обращала на это внимания. Роняя быстро застывающие капли на землю, она прошла вперед, замирая перед дверью. Внутри находились мальчики. Их было много. Все они кого-то доставали, кому-то делали больно, кого-то обижали. Яна не была единственной, она это точно знала. Не первой и не последней. Просто одной из тех, кто становился жертвой нападок.
Сейчас они, взбудораженные случившимся, о чем-то спорили перед сном. Яна отчетливо видела лицо Тимура, перекошенное от злости, рядом с ним стоял Костя – тоже не в духе. Напротив замер Серый, тот, кто был главным, лидером, генералом маленькой армии обидчиков. И сейчас он выглядел напуганным, но что-то говорил своим друзьям. Словно препирался с ними. А потом резко лег спать: отвернулся от друзей и плюхнулся на постель.
Холодными, мокрыми пальцами Яна ухватилась за дверную ручку, надавливая на нее. Створка поддалась неохотно, но без скрипа. Территория была огорожена, запираться смысла не было. Все свои – так считали вожатые. Яна всмотрелась во мрак коридора, заставленного уличной обувью и какими-то непонятными предметами. Где-то в стороне валялся футбольный мяч, где-то к стене прислонили палки-мечи, подчеркивая важность игры в войнушку. Где-то небрежно были сброшены и другие вещи, намекая, что мальчишки не сильно старались соблюдать порядок. Правила ведь не для них писали, а для дураков.
Яна шагнула в домик. Страх, волнение и паника пропали, уступая место ледяному спокойствию. Поймав свое отражение в ночном зеркале, девочка отметила, что один лишь ее внешний вид мог напугать любого. Но почти все спали: кто-то шумно сопел, кто-то тихо похрапывал, кто-то ворочался и что-то бормотал во сне. Яна остановилась на пороге комнаты, в которой находились ее обидчики. Она еще слышала их голоса, переходящие в шепот. Тимур пытался что-то доказать Серому, но тот не отвечал. Прошло, наверное, не больше трех минут, которые отсчитывала Яна, прежде чем все стихло.
Девочка не спешила. Она стояла у двери, прикрыв глаза и слушая голос в голове, и слегка покачивалась. Все домики походили друг на друга: дверь ведет в коридор, в конце которого – ванная. А по бокам четыре комнаты, в каждой по четыре ребенка. Но Яну нисколько не волновало, что помимо Серого и его друзей в доме еще двенадцать других мальчишек.
Выждав еще немного, Новикова бесшумно приоткрыла дверь: обидчики все до единого пребывали в объятиях Морфея, даже не догадываясь, что их жертва здесь.
Она обвела взглядом спальню. На полке слева она заметила керосиновую лампу и осторожно приподнялась на носочки, чтобы дотянуться и снять ее. Внутри что-то тяжело булькнуло, намекая на наполненность. И Яна медленно открутила верх, отставляя вытянутое полукруглое стекло в сторону.
Одним резким движением она плеснула керосином на пол. Длинная струя горючего мгновенно впиталась в деревянный пол, словно ждала этого всю жизнь. Терпкий запах тут же окутал комнату, грозя вот-вот проникнуть в сон ребят. Но Яна знала, что на этот раз будет первой.
Она шагнула вперед, касаясь голыми ногами разлитого керосина. Жидкость неприятно лизнула кожу. Со стороны коридора повеяло холодом, за окном сверкнула молния и усилился дождь. Яна не шевелилась, вслушиваясь в звуки природы. Прикрыв глаза, девочка словно погрузилась в транс, замерев и почти не дыша.
Все смешалось воедино: голос, шум, дыхание. Где-то на задворках сознания можно было различить теплый смех матери, почувствовать через воспоминания прикосновения ее рук. Но в одно мгновение все это исчезло за темной, густой дымкой, которая теперь застилала и глаза. Сквозь возникший туман, сквозь эту вязкую пелену девочка видела только маленький огонек на кончике фитиля.
– Они это заслужили. Огонь очистит их души, – прошептал голос, и пальцы Яны разжались. Свеча выпала из рук, покатившись по полу, роняя огонь в керосин. Тот вспыхнул мгновенно, жадно слизав всю жидкость с половиц. Цепляясь за хлипкие деревянные кровати, которые так и не поменяли со старых времен. Одеяла медленно, но верно поймали огонь, позволяя ему по-хозяйски завладеть большей территорией.