Я наклонился, схватил с пола лопату и резко скомандовал:

– Быстро уходим. Назад, назад, назад!

По крайней мере, на этом орудии возмездия моих следов не останется. Во всяком случае, они его не найдут.

Мы выскочили из дома и ломанулись сквозь бурьян, как дикие звери, бегущие от пожара в джунглях. Как носороги. Сирена была слышна уже совсем близко.

– Сюда! – бросил Кукуша и повернул в сторону.

– Спрятаться не получится, надо уходить! – возразил я.

– Там доска шатается, – коротко бросил он без дальнейших объяснений.

Выбирать особо не приходилось. Уже были видны синие всполохи, подсвечивающие чёрное небо и делающие его зловещим. Будто Апокалипсис уже наступил. Причём, только что.

Кукуша пёр напролом, как трактор, прогибая ветви и ломая сухие кусты. С разбега ударил плечом в забор, отступил, потом шибанул ногой.

– Доска, – повторил он. – Плохо прибита.

Забор был сплошной, сколоченный не из штакетника, а из грубых, почерневших от времени и погоды досок. Первая доска затрещала, он ударил ещё, и она вылетела наружу. Кукуша схватился руками за соседнюю, и начал расшатывать её, раскачивать, бить кулаками и ногами. Вторая доска тоже поддалась, затрещала, отлетела в сторону и носорог Кукуша вылетел в образовавшуюся дыру, как пушечное ядро.

– Давай! – крикнул он.

Я бросился за ним. Мы оказались на боковой улице. Вернее, в узком переулке. С этой стороны дома нас не было видно с дороги, по которой мчались полицейские.

– Красавчик! – бросил я Кукуше.

– Ты чего, с лопатой? – спросил он, тяжело переводя дыхание и вытирая ладонью лицо. – Хотел подкоп рыть?

– Красавчик, – повторил я, хлопнул его по плечу и улыбнулся. – Нет, я хотел отбиваться от фараонов. А ты не теряешь самообладания и чувства юмора. Уважаю.

Он кивнул. А ему ведь было чем рисковать. Если бы его накрыли, загремел бы надолго. Очень надолго… В этот момент звук сирены раздался особенно громко и вдруг резко оборвался.

– Приехали, – прошептал Кукуша.

Сирена больше не завывала, но маячки продолжали вспыхивать космическим сине‑фиолетовым огнём.

– В психическую пошли, – кивнул Кукуша. – Думают, наверное, что мы там мечемся по дому. Давай, погнали скорее!

Он хотел было поднять доски и попытаться приладить на место, но я его остановил.

– Нет, не надо, – я кивнул на дом, стоявший напротив и отделённый от нас узким переулком. – Брось их. Давай, погнали перебежками.

Это был дом, напротив которого находился дом Розы. С высоким глухим забором, он выглядел, как неприступный бастион и казался безжизненным. Возможно, таким же, как и дом Калякина.

– Идём, – кивнул я и перебежал через узкий переулок, подскочил к забору и вжался в сиреневый куст.

Я оглянулся и посмотрел на Кукушу. Он, конечно, был очень заметным, даже в темноте. А в свете хоть и тусклого, но фонаря, его силуэт хорошо различался на фоне Калякинской ограды.

– Бегом! – прошептал я и махнул ему рукой. – Смелей!

Он кивнул, покрутил головой и кинулся ко мне. О том, чтобы перелезть с ним через забор, речи разумеется, не было.

– Пошли туда, – предложил он, показывая он налево, в противоположную сторону от дороги и от дома Розы.

Я кивнул и добежал до конца забора. За домом начинались заросли клёнов и бурьяна, куда более густого, чем в огороде у Калякина.

– Идём, – мотнул головой Кукуша, показывая на чащу.

– Услышат, как мы будем прорубаться, – с сомнением покачал я головой.

– Не услышат, они там по дому носятся пока, – ответил он и, отогнув левой рукой ветви, нырнул в заросли. – Чем дальше в лес, тем ближе вылез.

За кустами оказалось не так уж и густо. Не сказать, что легко, но идти было можно. Правда земля под ногами была мокрой и чавкала.

– Выбрось ты эту лопату, – посоветовал Кукуша. – Это же не мачете. Нахер она тебе нужна?

– Выброшу, – кивнул я.

– Твою мать! – вдруг воскликнул он. – Ручей, сука! Откуда он взялся? Дай‑ка фонарь!

Я протянул фонарь, он посветил. Действительно, прямо перед нами пробегал неширокий, но довольно бойкий ручеёк.

– Сука! – снова выругался он и, постоял несколько секунд, обшаривая округу лучом и выбирая, как лучше преодолеть препятствие.

Он тихо выдал заковыристую матерщину и зашагал дальше прямо по воде. Ничего другого не оставалось, и я двинулся за ним. Было мелко, по щиколотку, но страшно неприятно. Вода казалась ледяной и пробирала до костей. Но зато она была идеальной средой, чтобы оставить лопату. Я размахнулся и закинул её чуть в сторону туда, где ручей растекался, наполняя широкую лужу.

Мы рвались сквозь чащу и не замечали ни холода, ни ветра. По одежде, по лицу, по рукам, хлестали тонкие ветви, иногда попадался колючий шиповник. Ноги из‑за воды были ледяными. Ветер крепчал и гнал свежий холодный воздух, который вяз в зарослях. А тучи, налетающие друг на друга, как льдины, неслись как на ускоренном видео. Время от времени они открывали полный и яркий диск луны, и тогда становилось светло, как днём. Но лишь на мгновенье.

Через несколько минут, показавшихся мне довольно долгими, мы оказались на другом краю забора. Дом стоял особняком, с двух сторон его ограничивали переулки, сзади – заросли и ручей. Мы быстро скользнули вдоль забора и оказались на улице прямо напротив ворот дома Розы.

Со стороны дома Калякина доносились голоса, хлопали двери, бегали люди. Но здесь было тихо. Я выглянул. У ворот стояли три полицейские машины.

– Идём туда, – показал я влево. – Если двинем вдоль заборов, нас будет не видно. Там дальше, метров через сто перейдём дорогу и двинем в обход. Обойдём вон там и будем пробиваться вдоль реки. А затем выйдем к твоей машине.

Выезжать на «Крузаке» вьетнамца я не решился, хотя можно было пробраться во двор к Розе и под носом у ментов спокойно проехать по Черновке. Поэтому мы сделали, как я предложил, и примерно через полчаса оказались у машины Кукуши. Грязные, промокшие, оборванные – выглядели мы, прямо скажем, так себе. Как ночные бродяги.

– Смотрел «Ходячих мертвецов»? – спросил мой товарищ.

– Даже и не слышал, о них, – мотнул я головой. – Давай‑ка я поведу, а то на тебе лица нет.

– Ты чё? – возмутился Кукуша. – Я сам!

– Да ты вон, чуть живой, – кивнул я.

Действительно, выглядел он неважно. Такая нагрузка была для него экстремальной. Он весь покрылся испариной, то и дело проводил ладонью по лбу, по лицу, по своей лысине.

– Садись‑садись, отдохни, – настаивал я. – Я нормально вожу, не бойся. Буду с твоей ласточкой нежным и понимающим.

– Да причём здесь, – махнул рукой Кукуша и взгромоздился на пассажирское сиденье.

Я тоже забрался в машину и мы, наконец, перевели дух.

– Ладно, погнали, – кивнул я. – Интересно, как они нас вычислили?

– Менты?

– Да, это явно менты, – задумчиво подтвердил я. – Тачки их видел? И, скорее всего, Чердынцев тут ни при чём.

Кукуша открыл бардачок, пошарил там рукой и вытащил швейцарский перочинный ножик.

– Ну‑ка, – сказал он, вытягивая тонкий шип.

– Это что? – удивился я.

– Скрепка. Давай вытащим симочку из телефона этого… япошки. Только сам, у меня чёт руки трясутся.

Я достал телефон и воткнул скрепку в узенькую дырочку на боку

– От телефона лучше избавиться, наверное, – сказал я. – Хотя, думаю, там есть кое‑что полезное. То, что нам может пригодиться.

– Может и так, – кивнул он и добавил, будто разговаривая сам с собой, рассуждая вслух. – Понимать бы ещё, чем мы занимаемся.

– На, держи, – сказал я, возвращая нож и симку. – Подержи пока, чтобы не потерять. Чем мы занимаемся, спрашиваешь?

– А? – повернулся Кукуша. – Нет, это я так, сам с собой.

– Мы с тобой, Кукуша… – покачал я головой, – мы с тобой строим Царство Правды.

– Ага, – кивнул он.

– А для того, чтобы построить любое царство, одних благих намерений недостаточно. Бывает нужно пройти через боль и кровь.

– Ага, – снова кивнул Кукуша. – Где‑то я это уже слыхал. Поехали, поехали. Сейчас тут шерстить начнут.