Мышь начала скрести железными когтями, и я всё понял. Вылет в Москву откладывался.

Ещё через несколько минут машина свернула на грунтовку. Дорога пошла неровная, с кочками. Она извивалась как серпантин в новогоднюю ночь. По днищу били камни. Я больше ничего не спрашивал и аккуратно проверил дверь. Она была заблокирована. Значит, надо было готовиться к неприятностям.

Вскоре показались дома. Через деревню мы ползли медленно. Водитель молчал. Можно было попытаться его вырубить, но он будто прочитал мои мысли. Вытащил из‑под куртки пистолет и зажал его в левой руке, а правой крутил баранку.

С одного удара его было не уложить, и не подобраться так, чтобы он не успел заметить и выстрелить. Мы вдруг остановились, замки щёлкнули и в машину влетели двое парней. Это были кавказцы, крепкие, в чёрных кожанках. Один сел с правой стороны, другой слева от меня.

Водитель тронулся и рванул дальше, немного покрутился на грунтовке и выехал из деревеньки. Вскоре показался дом, стоящий на отшибе. Там светили тусклые огни. Мы подъехали к воротам, и они тут же распахнулись. Машина въехала во двор.

– Выходи, – сказал мой спутник справа с сочным акцентом. – Не дёргайся, бесполезно.

Он распахнул дверь и выскочил наружу. В руке у него появился пистолет. Я выбрался следом и увидел ещё двоих вооружённых людей. У них были автоматы. Двор напоминал крепость – дом из бетона, который из пушки не прошибёшь, высоченный забор…

– Давай‑давай, не стой, – бросил второй спутник и подтолкнул меня в спину. – Чего смотришь? Иди, эй!

Меня окружили и повели, но не к дому, а к постройке, стоявшей в отдалении. Она была каменной, с узким окном, пролезть в которое было невозможно. Замок звякнул, дверь скрипнула, и меня втолкнули в небольшое тёмное помещение.

– Может, объясните, что к чему? – спросил я.

– Нет, не объясним – сказал первый из моих конвоиров.

– Кабзда тебе, – добавил второй. – Молиться надо.

Тяжёлая дверь со стуком затворилась и я услышал, как в проушины вставляют дужку замка. Ночь ещё не кончилась, впереди оставалась пара‑тройка часов. Надо было немного поспать.

Человек предполагает, а жизнь хохочет ему в лицо. Ты строишь планы, раскладываешь всё по полочкам, прикидываешь варианты, а действительность оказывается лабиринтом, где далеко не все коридоры ведут туда, куда ты рассчитывал. Думаешь, пойдёшь направо, но упираешься в тупик. Налево – петля возвращает тебя на старт.

И вот ты стоишь посреди этого лабиринта и понимаешь, мир устроен не по твоим правилам, и вообще не подчиняется законам и принципам. Мир – это не шахматы. Но плыть по течению не вариант. Поэтому ты отряхиваешься, и начинаешь искать новый путь. Потому что иначе нельзя. Потому что стоять на месте в лабиринте – это значит сдаться.

Я подошёл к узкому окну. Было темно и как следует рассмотреть то, что лежало за окном было невозможно. До конца ночи оставалась ещё пара часов. Ну что же, значит, нужно было немного поспать, чтобы поднабрать силёнок. Денёк, вероятно, будет не таким уж лёгким и простым.

Я подошёл к широкой деревянной лавке, стоящей у стены и лёг. Подложил руки под голову, закрыл глаза и сразу провалился в сон. Проснулся ровно через два часа. За узким окошком брезжил рассвет. Я встал и подошёл к окну. Было холодно. Окно оказалось не застекленным, и внутрь поступал холодный свежий и ароматный воздух. Я поёжился, сделал небольшую зарядку, чтобы разогнать кровь.

За окном виделся только забор, расположенный вдали, и больше ничего – пустое пространство. А за забором возвышались горы. Красота. Величественные и могучие горы…

Помещение было небольшим и кроме лавки здесь ничего не было. Я уселся на неё и принялся ждать. Вскоре раздались шаги, а затем послышался звук открываемого замка. Дверь распахнулась. На пороге стоял немолодой человек в курчавой папахе и кожаных сапогах. Кавказец был без оружия, без сабли, без нагайки и без револьвера. На мгновенье я подумал, что меня перебросило в девятнадцатый век.

– Пойдём, – сказал он, – завтракать.

Я вышел и осмотрелся. Неподалёку стояли двое, те самые, что ехали со мной в машине. Конвоировали. Выглядели воинственно, смотрели недобро, но подходить ко мне не торопились.

Неподалёку от избушки, где я ночевал, стояло здание, которое я видел вчера. Бетонное, напоминающее дот, хотя, пристроенная деревянная веранда делала его более мирным и домашним. Я покрутил головой. Со всех сторон за забором виднелись вершины гор.

– Красиво тут у вас, – кивнул я, но ответа не получил.

Мы подошли к дому. Человек постучал в дверь и потянул её на себя.

– Заходи, – сказал он и кивнул.

Я поднялся и оказался на веранде. Внутри было довольно уютно. Стены, обитые досками, потемневшими от времени, создавали ощущения деревенского покоя. Через широкие окна открывался потрясающий вид. Пахло ароматными сушёными травами. Пастораль, ё‑моё.

На веранде стоял древний кожаный диван с подлокотниками‑валиками, накрытый ковром. Перед диваном – круглый, тоже старый, деревянный стол. Вокруг него – стулья.

За столом сидел человек и смотрел на меня. Перешагнув порог, я остановился, разглядывая его, а он разглядывал меня. На вид ему было около пятидесяти. Взгляд был пронзительным, пронизывающим. Худой, поджарый, черноволосый, с лицом, покрытым щетиной, он производил впечатление человека опасного.

– Проходи, присаживайся, – сказал он с лёгким акцентом. – Значит, ты Сергей?

– Сергей, – подтвердил я.

– А я Давид. Давид Георгиевич.

Я подошёл к столу и опустился на стул.

– Угощайся, – кивнул он, показывая рукой на расставленные на столе яства. – Хачапури, лаваш, варенье, масло, сыр сулугуни. А это Адыгейский. Всё домашнее, экологически чистое. Кушай, Серёжа.

Он отломил кусок хачапури и положил мне на тарелку.

– Будешь чай?

– Не откажусь.

Он протянул руку, взял небольшой эмалированный чайник и налил мне в чашку тёмную коричневую жидкость.

– С травами, с чабрецом. Нигде такого нет. Только у нас.

Я поблагодарил и откусил хачапури.

– Вкусно.

Было действительно вкусно. Горячий пирог с домашним сыром казался наградой после беспокойной ночи.

– Кушай, угощайся, – повторил Давид Георгиевич.

– Благодарю вас, Давид Георгиевич. Хотел бы узнать, чему обязан. Зачем я здесь?

– Узнаешь, узнаешь. Поедим – и всё узнаешь. Пойдём с тобой прогуляемся, и я тебе всё расскажу. Ешь, пожалуйста. Это алыча, варенье. Очень вкусно. Не стесняйся, налегай. Всё свежайшее, из своего молока.

– У вас здесь ферма?

– Не у меня, – махнул он рукой. – Я тут в гостях со своими парнями.

Я быстро поел и поблагодарил.

– Ну что, теперь пойдём, – сказал он, поднялся и накинул безрукавку, сшитую из овечьих шкур. – Надень, утром в горах прохладно.

Он махнул на такую же безрукавку, лежащую на диване. Я последовал его примеру и накинул шкуру. Мы вышли из дома и пошли к воротам. Молодчики, конвоировавшие меня вчера вечером, проводили нас равнодушными взглядами и не двинулись с места. Давид Георгиевич открыл калитку, выпустил меня и вышел сам.

– Не сюда. Пойдём вон туда, не по дороге, по тропинке.

Он свернул с дороги на узкую тропинку и уверенно двинул вперёд. Я последовал за ним. Тропинка вскоре начала подниматься в гору. Оружием он не угрожал, конвоя рядом не было, и в принципе можно было попытаться рвануть отсюда, но был ли в этом смысл?