— Противоречивые сигналы подаете Гоги Барамович. — Виктор вытирает лицо полотенцем.
— Слушай, Витя-джан, я тебе как на духу скажу, о женитьбе своей не жалею ни секунды. Лучшее решение в своей жизни, а Наташка нэ женщина, а богиня, настоящая дэви. Но и о том, что до женитьбы у меня было — тоже не жалею. И можэт быть даже нэмного больше нэ жалею, понял, да? — от волнения у соседа в речи начал прорезаться дикий акцент.
— Да понял я. Никакого брака, заявление за месяц подавать. Хм. А я и забыл. Ну да ладно, тогда не женюсь сегодня. — кивает Виктор: — значит через месяц.
— Витя-джан! С ума не сходи, а! И на ком это ты собрался жениться? На Маринке? Или… из-за ссоры решил Светку захомутать⁈ Нет, погоди… на своей Лильке? Если на Лильке то понимаю, вы же с ней не ровня, хватать ее нужно и под венец…
— Ты лучше скажи, чего ты в такое время еще дома, Гоги Барамович, а как же работа?
— Вай, так выходной у меня. Усиление сняли, зеки сбежавшие наверное уже в другой области, чего попусту народ гонять? Вот и отпустили всех, отгулы дали. — отвечает сосед: — но ты от вопросов не увиливай!
— Потом все расскажу. Сейчас торопимся мы… сегодня с Мариной на водопады поедем. — говорит Виктор: — как приеду поговорим, посидим, все расскажу.
— Ну смотри, ты обещал. — грозит ему пальцем вслед Гоги Барамович, а Виктор уже идет по коридору к своей двери. Открывает ее и сразу же натыкается на Марину, которая стоит за дверью как вкопанная.
— Ты чего стоишь тут? — упрекает он ее, осторожно отодвигая в сторону: — а если бы дверью ушиб? Нельзя вот так сразу за дверью останавливаться, сделай два шага вперед и стой сколько влезет. И вообще, чего ты у меня в комнате делаешь? Опять.
— Ты… ты это мне говоришь⁈ — яростным шепотом отзывается Марина: — это что такое⁈ — и она тычет пальцем с возмущенным видом. С видом человека, обманутого в лучших чувствах.
— Это? — Виктор вытягивает шею: — это кровать моя. Полуторная. Вяткинского мебельного комбината, панцирная. Сетка давно там просела, но я доски постелил, для спины полезно, но спать жестковато. Где бы еще матрасов достать… штук пять наверное, чтобы принцесс приводить не так стыдно было…
— Да ты! — взвивается Марина: — издеваешься, сволочь⁈ Кто это там лежит на твоей полуторной Вятского комбината панцирной кровати⁈ Я ж отсюда вижу, что не Лилька! Лилька маленькая и блондинка! И волосы короче! А эта… дылда! И волосы по всей кровати! Черные! Бабник!
— Наш Витька бабник, угу. — кивает он: — но на этот раз ты пальцем в небо попала. Не было у меня ничего с ней… сегодня ночью по крайней мере. В свою защиту могу сказать, что это не потому что я не пытался. Пару раз я намекнул. Но она устала, да и время было позднее…
— Доброе утро… — девушка на кровати поднимает свою всклокоченную голову и смотрит на них мутным взглядом: — Витька. А это кто с тобой? И чего она у тебя в комнате делает?
— Это у тебя спросить нужно! — вскидывается Марина: — не успела Лилька отвернуться, как ты уже у Витьки в постели! Разлучница! Между прочим, я Лилькина подруга!
— Как интересно. — Айгуля чешет свою всклокоченную голову: — а я Витькина жена.
— Чего⁈ — глаза у Марины выпучиваются до такой степени что Виктор считает нужным вмешаться, вдруг еще удар апоплексический получит…
— Со вчерашнего дня, — уточняет он: — и пока в загсе нас не зарегистрировали — еще невеста. Я у Гоги Барамовича спрашивал, он говорит, что в загс нужно за месяц заявку подавать, так что минимум месяц будешь так ходить.
— Мама. — слабым голосом говорит Марина: — это что творится, люди добрые. Какая-то девка нашего Витьку у Лильки увела…
— Да Лилька не против. — машет рукой Айгуля: — а я тебя узнала, кстати. Ты же с нами в парке тот раз была. Вот… — она собирает свои волосы в один пучок, перестав быть похожей на картину абстракциониста «Волосатое Чудо-юдо»: — узнаешь? Я же тогда с Аленкой Масловой и Машкой Волокитиной была… когда еще с монтажниками подрались и нас из отделения забирали…
— Айгуля⁈
— Ну ты тормозишь, подруга…
— Да как я тебя узнаю, если ты у Витьки в постели и с волосами во все стороны! Да еще и голая!
— В футболке я!
— Да через твою футболку все видно! Соски торчат как антенны!
— А мне нравится. — пожимает плечами Виктор.
— … — затихает Марина. Айгуля зевает и чешет себе макушку. Потягивается. Наклоняет голову и изучает его внимательным взглядом.
— Знаешь, — говорит она: — по зрелом размышлении не пойду я за тебя замуж, товарищ Полищук. Это ж мне каждый день придется кого-то из твоей постели вытаскивать и такие вот сцены устраивать. До мне только дошло — в брак ты готов, но в верности кляться не будешь же…
— Неа. — кивает он: — я человек честный, если чего не могу сделать — так и не обещаю. Чего я тебе врать буду? Был лицом склонным ко всему этому промискуитету и останусь. Как говорится черного кобеля не отмоешь добела, горбатого могила исправит и прочие народные мудрости. Нет, серьезно — зачем я врать тебе буду? Крокодил, крокожу и буду крокодить… пока не помру. У меня миссия — сделать мир счастливым. А как его таковым сделать, ежели женщин на своем пути не осчастливливать — сперва от встречи со мной, а потом, как поймут — от расставания. Так я миру вдвойне больше пользы принесу. И счастья. Чуть вон тебе не принес.
— Так и подумала. Все-таки кобель ты товарищ Полищук, черный кобель, а мне муж верный нужен… — снова зевает во весь рот Айгуля: — ладно, я вещи соберу и в общагу поеду…
— Так выходные же. — замечает Виктор: — тебе начальство нужно, через отдел кадров заявление подать и все такое. Бюрократизмус. Айда лучше с нами на водопады, а в понедельник я тебе устроиться помогу. Марина у своего дядьки «Ниву» выпросила, не на автобусе поедем.
— А не тесновато будет? Вас же… куча.
— Да не. Я, Света и Марина, всего нас трое поедет и…
— Ого. Одни девчонки снова. Ну тогда я обязательно поеду. — усмехается Айгуля: — проконтролировать чтобы все прилично было.
— Я вообще ни черта не понимаю. — говорит Марина: — так вы женитесь или нет?
— Видимо уже нет. — разводит руками Виктор: — вот так всегда. Поматросят и бросят меня, а ведь я не просто кусок плоти для удовлетворения женской похоти, у меня душа есть. Обидно.
— Ой, заткнись, Полищук, я не у тебя спрашивала вообще!
— … точно обидно.
— Витька! Помолчи, а? — взмолилась Марина: — Айгуля, это вот что такое только что было?
— А? — девушка села в кровати поудобнее, поджав ноги под себя по-турецки и прикрывшись одеялом: — я так понимаю очередная порция практического воспитания от тренера Полищука по бразильской методике. На «слабо» он меня взял. Раньше вот хотелось замуж… а теперь почему-то не хочется. И это еще Витька нормальный муж был бы… наверное. А как представлю, что за обычного выйду — так тоска зеленая. Быт, дети сопливые, варка-готовка-стирка-глажка, целыми днями дома… неет, я карьеру хочу сделать. Хочу на Олимпиаде выступить и золотую медаль получить, а уже потом замуж. Или вон как Лилька — та вообще никуда не собирается, будто бессмертная.
— Ну… не знаю. А как же дети? Дети нужны. И рожать их лучше до двадцати пяти, мне так мама говорила…
— Мне мама тоже много чего говорила. Например «пошла вон из дома, чтобы семью не позорить!» — кивает Айгуля: — много чего говорила, ага. Только я, наверное, не буду ее слушаться.
— Блин. — расстраивается Виктор: — жалко, что играть на гитаре не умею, а еще жалко, что гитары нет. Я бы сыграл сейчас. — он поднимает воображаемую гитару в воздух и сделал пару аккордов.
— Ты только не пой. — говорит Айгуля: — много у тебя талантов товарищ Полищук но петь ты не умеешь. Я слышала.
— Так ужасно? — спрашивает Марина и девушка кивает ей в ответ.
— Не то слово. — говорит она: — соседи в стенку стучали, умоляли прекратить мучать бедное животное. Думали мы кошку истязаем.
— Привет, Олимпийский! — поднимает Виктор руку с воображаемым микрофоном: — я не вижу ваших рук!
