По глазам видел, что девица готовится выдать очередную колкость в духе: «А ты слишком много о ней знаешь для того, кто случайно с ней встретился».

К счастью, сделать это наша одногруппница не успела — в аудиторию вошёл преподаватель, и началась пара.

Однако же о беловолосой в этот день я ещё не раз услышал — две бегуньи умудрились породить довольно мощную волну слухов. Хорошо хоть у студентов была не менее мощная тема для обсуждений — вчерашний большой приём.

Но и на нём я успел засветиться!

Беловолосая, дуэль с Хмельницким, связь с Резановыми и награждение — я был в центре внимания сплетен всей Академии. Причём из награждения больше всего студентов (а точнее, студенток) интересовала моя новая квартира в Москве.

За целый день ко мне несколько подходили прелестные учащиеся Академии — мелкие дворянки и потомственные Слуги — поздравляли с успехами и особенно с появлением собственной недвижимости.

А ещё строили глазки и приглашали попить кофе, пообедать вместе или даже сходить в библиотеку.

На всё у меня был универсальный ответ: «Простите, уже договорился с одногруппниками».

И показывал я при этом то на Медведева, то на Ионова, то на Лапищева. А один раз даже на княжича Пермского…

Под конец занятий мои товарищи уже откровенно веселились с этого «парада невест».

— Скорее бы уже Анна и Зинаида Константиновна с больничного вернулись, — задумчиво проговорил Коля Лапищев.

— Соскучился, что ли? — подколол его Ионов.

— Хорошо, когда вся группа в сборе, — серьёзным тоном ответил он, а затем добавил: — Но я другое имел в виду. Если они будут рядом, может быть, Александру будут меньше докучать те сударыни, что жаждут удачно выйти замуж.

— Ха! — громко усмехнулся Захаров и произнёс: — Я открою тебе большой секрет, дружище. ВСЕ сударыни жаждут удачно выйти замуж.

Естественно, его услышали наши одногруппницы, и началось очередное бурное обсуждение горячей темы. Мне удалось незаметно свалить — делиться с молодёжью стариковской мудростью желания не было.

А ещё было грустно смотреть на княжича Пермского. В обсуждение этой темы он не лез, лишь молча слушал… однако же тема ему явно была неприятна.

Но и его науськивать я не стал. Пусть сам думает, как ему жить дальше.

Вернувшись в свой номер в общаге, я надеялся проспать до вечера. Но, увы, успел лишь раздеться, когда вдруг пиликнул телефон, уведомляя о новом сообщении.

Писала Алиса.

И текст её сообщения мне очень даже нравился:

«Привет, братик! Дед Володя сообщил, что автобус с роднёй твоих спецназовцев уже направляется в Москву. Подъедешь встретить?»

«Привет. Разумеется», — ответил я.

Разве может быть иначе? Это ведь мои люди. Те, кто в дальнейшем будут жить на моих землях. Те, ради кого, в первую очередь, будут сражаться мои ратники.

Конечно же, я должен их встретить.

С этой мыслью я хотел уж было позвонить Василию, но вовремя вспомнил, что велел ему отдыхать, и вызвал такси.

— Папа! Папа! Привет!!! — Мальчонка лет пяти на вид выскочил из салона микроавтобуса и первым рванул к группе встречающих. Не глядя по сторонам, он на всех парах нёсся к широкоплечему двухметровому бугаю. Кабану (а это был именно он) пришлось присесть, чтобы обнять сына.

— Здравствуй, Серёжа. — Прижав к груди мальчика, отец погладил его по голове своей огромной ковшеобразной ладонью.

— Я так соскучился, папа! — зачастил парнишка. — Но было весело! Мы лося видели! А ещё Лёшка с Алёной зайца сфотографировали! А мама…

Что там насчёт мамы, парнишка сказать не успел — могучий отец легко подхватил его левой рукой и направился встречать остальных членов семьи. Мужчина погладил по волосам улыбчивую девушку с двумя длинными русыми косами, пожал руку крепкому парню, который догонит батьку по размерам, скорее всего, уже лет через пять.

А затем Кабан нежно приобнял невысокую женщину, которая хоть и мило улыбалась, но то и дело промокала глаза рукавом.

Из микроавтобуса продолжали выходить люди. Сперва они напряжённо оглядывались по сторонам, но, заметив своих родных, тут же начинали улыбаться. Кто-то из бывших спецназовцев обнимал пожилых людей — видимо, родителей, кто-то жён и детей. Алвес, например, встретил беременную женщину. Заботливо обнимая её и о чём-то спрашивая, он накинул ей на плечи свою куртку цвета хаки.

— Прекрасная картина, — проговорил стоявший подле меня бывший подполковник ОКЖ Алексей Михайлович Бородин.

Я бросил на него быстрый взгляд. Бородин всё ещё был бледен и после резких движений порой морщился, однако же стоял на ногах уже довольно уверенно.

Улыбнувшись, я снова повернулся в сторону спецназовцев. Четверо бойцов стояли отдельно, никого не встречали, зато улыбались. Ну да… не у всех из одиннадцати мужчин есть родня. Эти четверо — одиночки, у которых, кроме братьев по оружию, близких нет.

О… а вот парочка стариков и женщина с дочкой, выйдя из автобуса, не нашли своих близких и испуганно смотрят по сторонам.

Я уж хотел было направиться к ним, но Кабан был гораздо ближе к автобусу. Заметив растерявшихся, он что-то шепнул родным и быстрым шагом направился к тем людям.

Когда Кабан обратился к этой четвёрке, люди напряглись, однако же спустя несколько секунд заметно расслабились — Геннадий Сергеевич смог донести до них, что здоровью их близких ничего не угрожает, просто в данный момент им не стоит подниматься с кровати. Несколько деньков нужно полежать в лазарете.

— Согласен, — ответил я Бородину и, усмехнувшись, добавил: — Когда вы, Алексей Михайлович, милуетесь с женой и сыном, тоже прекрасно смотритесь.

— Спасибо, — пробасил он, ничуть не смутившись.

Некоторое время мы молча наслаждались сценой встречи бывших спецназовцев и их родных. Мы оба понимали, что люди радуются не только завершению разлуки, но и тому, что теперь они освободились от страха за жизни близких. Раньше для бойцов Кабана именно жизни близких были тем самым фактором, что заставлял их служить чистильщиками ОКЖ. Но теперь их близкие в безопасности.

— Мне неприятно об этом говорить, но нужно тщательно проверить каждого из отряда Кабана, включая и его самого, — неожиданно проговорил Бородин. Голос его звучал предельно серьёзно, но в нём слышались нотки боли. — И их родных тоже. Я лично сомневаюсь в том, что кто-то из них может быть связан с… жандармами-предателями. Однако же перестраховаться мы должны.

Только сейчас я повернулся в его сторону. Высокий, худощавый Бородин походил не то на грифа, не то на ищейку. Он смотрел на меня сверху вниз, ожидая услышать ответ.

— Мы? — коротко переспросил я.

— Именно, — степенно произнёс он. — Я готов поступить к вам на службу, Александр Ярославович. Пусть до конца я и не понимаю, в каком формате эту службу видите вы… Но для себя я решил, что это будут трудовые отношения по найму. Разумеется, с нестандартным рабочим днём. Разумеется, с тщательно прописанным пунктом «о неразглашении». И с указанием всех санкций за нарушение.

Он снова выжидательно уставился на меня.

Хорошее предложение мне только что озвучили.

Хорошее… даже превосходное для обычного юноши-простолюдина.

— Нет, — коротко ответил я.

Бородин изумлённо округлил глаза, но профессионализм взял своё, и бывший жандарм тут же вернул лицу привычную невозмутимость.

— Поясните? — попросил он.

— Охотно, — кивнул я. — Вы правильно сказали, что «не понимаете формата». И ваше предложение это лишь подчёркивает. Я предлагаю вам службу. В вашем конкретном случае — Вассальную. Учитывая, что у вас есть семья — вассальную для всей семьи.

Бородин нахмурил кустистые брови.

— Прошу прощения, Александр Ярославович. Я думал, вы зовёте меня к себе, а не в род Резановых…

— Так и есть, — перебил я его.

— Но… — растерялся Бородин. — У меня сложилось впечатление, будто бы вы не спешите становиться Резановым…

— И это верно, — кивнул я улыбаясь. Растерянная рожа матёрого жандарма выглядела крайне потешно.