– Сан Саныч, давай в следующий раз на север поедем. Надоела жара, – возмущался Кеша, шедший рядом со мной.

– Там тебе будет холодно. Зато не надо привыкать. В Афганистане и похуже было.

– Да, только здесь бани ни одной не вижу. А у них тут как с этим… ну… ты понял? – начал уточнять Кеша.

Шедший сзади Володя Горин решил тоже поучаствовать в беседе.

– Кеша, ты ж только что из Союза. Надо было с девушкой последнюю ночь провести более плодотворно.

– Вова, ты не о том думаешь, – поправил я Горина.

И оказался прав. Конечно же, наш Кеша думал в эту минуту только о еде. Вкусной и питательной.

Заняв места в автобусе, мы начали движение колонной из 8 транспортных средств. Впереди ехал бронетранспортёр с поднятым флагом Сирии. За ним три внедорожника японского и британского производства. И только потом ехал наш автобус.

Правда, недолго. Перед самым КПП нас остановили и заставили всех выйти. Сирийские солдаты, вошедшие в салон, были уж слишком нервными.

– Что случилось? – спросил я у одного из офицеров.

– Проверка идёт, – на ломанном русском ответил он и продолжил повторять эту фразу несколько раз.

За нами уже образовалась пробка, а следовавший транспорт впереди ждал нас за воротами КПП.

Пока сирийцы проверяли автобус, появился Казанов. Он подошёл к офицеру и заговорил с ним на арабском. Я подметил, что половину слов могу разобрать. Не забыл знания из будущего.

– Пропускайте. В чём проблема? Мы здесь по договору, подписанному с президентом Асадом, – говорил Виталик.

– Мы проведём проверку, и вы поедете.

Только он это сказал, как все солдаты вышли из автобуса и пригласили всех войти. Виталик внимательно смотрел по сторонам, хмурясь с каждой секундой всё больше.

И мне было совсем не по себе от его задумчивого взгляда.

Наконец, мы заняли места в автобусе и выехали за пределы базы. Пустынный и холмистый пейзаж провинции Хомс напоминал Афганистан. Не хватает только величественных гор.

С каждой секундой, пока мы удалялись от КПП, меня не покидало тревожное чувство.

– Вот же сирийцы! А ведь другие машины не проверяли, – возмутился Кеша.

И это было абсолютной правдой.

– Чья сумка на моём сиденье? – произнёс Лагойко, и это стало последней каплей.

Нехорошее предчувствие не давало мне покоя.

– Останови автобус! – крикнул я водителю.

Транспорт резко повело, а следовавшие сзади машины чуть было не собрались в «гармошку». Весь лётный состав смотрел на меня с удивлением и непониманием.

– Саныч, приспичило? Я бы тоже сходил… – начал говорить Кеша.

– Все выходим. Быстро! – начал я выгонять парней на улицу, но не сразу большая часть вкурила, что происходит.

Пришлось сказать ещё раз и погрубее. Тут уже все поняли.

Я вышел последним и направился в сторону машины Виталика.

– Нам нельзя тормозить. Ты чего устроил, Клюковкин? – спросил Казанов.

Только я собирался ему ответить, как за спиной буквально разорвало воздух. Меня будто кто-то толкнул в спину, и я налетел на Казанова. Затылок обдало жаром, а уши слегка заложило.

Я обернулся.

Автобус погрузился в огромный огненный шар, горя ярким пламенем и издавая чёрный дым.

Ветер продолжал поднимать пыль с бетонной дороги, пока я задумчиво смотрел в сторону КПП авиабазы Эт-Тияс. Солнце пекло голову так, что через кепку ощущался жар.

Пока пожарные тушили автобус, а мои коллеги отходили от «горячего» сирийского гостеприимства, за забором авиабазы было шумно. Слышалась стрельба, гул двигателей машин и громкие крики. Долго это не продолжалось и вскоре всё стихло.

– Блин, а у меня там консервы были. Килька в томатном соусе, – расстроено проговорил Кеша, который стоял рядом со мной и смотрел на тлеющий автобус.

– Радуйся, что нас в соус не превратили, – ответил я, поворачиваясь к Иннокентию.

– Это ж надо так было придумать – взорвать нас!

– Была бы воля этих террористов, они бы нас не только взорвали.

Автобус уже потушили, но дым всё ещё стелился над обгоревшим остовом, цепляясь за покорёженный металл. В воздухе стоял удушливый запах гари, смешанный с чем-то сладковатым, тошнотворным. Асфальт под ногами был влажным от воды, которой только что залили пламя, но сквозь тёмные лужи пробивалась зола и копоть.

Я смотрел на обугленные рамы, где ещё недавно были окна. Теперь от них остались только рваные кромки, словно остекление просто вырвало наружу. Изнутри тянуло жаром, и сквозь дым угадывались искорёженные сиденья.

– Саныч, чёт мне уже здесь не нравится, – прицокнул мой однополчанин Владимир Горин.

– Может это не бомба? – спросил у него Валера Зотов, который перекидывал с руки в руку найденный в песке камень.

– Ну не электропроводка же, – помотал головой Занин, присев на корточки рядом с разбитым лётным шлемом, который смогли найти в обломках.

– Это попытка нас убить. Не стройте догадок. Заложили бомбу к нам целенаправленно. Знали, что нас повезут в автобусе, и всё организовали, – сделал я вывод из произошедшего.

– Ну кто? Советский Союз – друг всему арабскому миру. Кто на Ближнем Востоке может против нас совершать теракты? – удивился Занин.

– Мы много кому не нравимся. Особенно за деньги американских налогоплательщиков и в интересах США, – ответил я.

Коллеги продолжили негромко обсуждать произошедшее, переговариваясь вполголоса. Но я уже не слушал.

Казалось, что огонь до сих пор пульсирует на месте взрыва, оставляя в воздухе привкус гари и сгоревшей резины.

Виталий Казанов задумчиво ходил рядом с внедорожником позади нас, поглядывая в сторону базы. Он явно ждал, когда приедет кто-нибудь из его сирийских коллег. Встретившись со мной взглядом, он направился ко мне.

– Надо поговорить, Саша, – отвёл он меня в сторону, что не очень-то и понравилось моим коллегам.

– Почему не хочешь говорить при всех? – спросил я, отойдя на несколько шагов от Иннокентия.

– Есть вещи, которые им не нужно знать.

Я посмотрел на обугленный корпус автобуса и на товарищей. С мыслью Казанова соглашаться и не думал.

– После нашей недолгой поездки в автобусе, молчанке конец. Как вы предлагаете им работать, если они не понимают происходящего?

– Но и про Блэк Рок им не нужно знать.

– Абсурд. Вот я вижу, что этой частной военной компании всё про нас известно. Вижу, что в первые же минуты прибытия группы советских лётчиков в Сирии их чуть было не отправили обратно. Только в цинке. Что можете сказать по существу заданных вам вопросов?

– Вы не в том положении, чтобы мне что-то говорить, товарищ Клюковкин, – спокойно ответил Казанов.

– Да ну?! Серьёзно?! Если нас убьют, других лётчиков сюда привезёте? – спросил я.

– Нет. Просто сделаю выводы из сложившейся обстановки, – всё так же безэмоционально произнёс Казанов.

Конечно, у людей его рода деятельности не может быть всплесков эмоций. Только холодный расчёт. Я развернулся, чтобы уйти, но Виталий меня остановил.

– Не стройте гипотез, Саша. Я говорил вам и вашим коллегам, что в Сирии нужно будет быть осторожными. Думаю, что взрыв – лучшее тому доказательство. Здесь у нас много друзей, но врагов не меньше.

– Мы это учтём. Как и то, что верить в Сирии некому. Или есть? – спросил я.

– Верить по жизни вообще никому нельзя. Но мне можно, – улыбнулся Казанов.

К нам подъехала машина с представителем Управления политической безопасности Сирии. Он вернулся, чтобы объяснить происходящую на территории авиабазы стрельбу.

– Это были действия по поимке подозреваемого.

По словам сирийского коллеги Казанова, предположительно один из солдат сделал «закладку» в автобусе.

– Только мы появились, как один из рядовых начал стрелять. Ранил офицера и двоих солдат. Живым взять не вышло, – объяснял представитель сирийских силовых структур нашему Казанову, стоящему недалеко от меня.

Арабский язык был мне знаком. Так что большую часть фраз я спокойно мог понять.