42. РАЗГОВОР С ГЕНИЕМ

Кто ты, светлый сын небес! Златокудрый, быстрокрылый? Кто тебя в сей дикий лес, Сей скалы в вертеп унылый, Под обросший мхами свод, К бездне, где с рожденья мира С эхом гор поток ревет, Приманил от стран эфира? Что твой пламенник погас? Что твой образ омрачился? Что жемчуг скорбящих глаз По щекам засеребрился? Почему твое чело Потемнело, развенчалось? Или быстрое крыло От паренья отказалось? Не найдешь и на земли Ты веселое жилище! Вот, где розы расцвели - Там родное пепелище, Там страна, где я расцвел, Где, лелеемый мечтою, Я любовь и радость пел, Побежим туда со мною. Смертный я, и в сих местах, Посвященных запустенью, Чувствую холодный страх, Содрогаюся биенью Сердца робкого в груди. Здесь я как-то заблудился. Добрый бог! со мной поди К тем садам, где я родился. Гений Нет, туда мы не пойдем, Там прольем мы только слезы, То не твой уж светит дом, Не твои блистают розы! Там тебя отцу не ждать, Там заботливо к порогу Не подходит часто мать И не смотрит на дорогу, Там младенец имя “брат” Лепетать не научился, Чтоб отца внезапно взгляд Прояснел и ослезился; Там и резвый хоровод Возле хижины пустынной Не сестра твоя ведет Песней звонкой и невинной, - Рок привел к чужой стране Челн с твоей семьей родимой. Может, горести одне Примут в пристань их незримо? Может? Нет, ты обоймешь (Будет веры исполненье!) Мать, отца – всех, кем живешь, С кем и муки – наслажденье! А меня ужели ты Не узнаешь? Я твой Гений, Я учил тебя мечты Напевать в домашней сени; Сколько смертных – столько нас; Мы, посланники Зевеса, Охраняем, тешим вас От пелен до врат Айдеса! Но, любя, – ужель судьбе Нам покорствовать не больно? Не привязанный к тебе, Я бы, неба житель вольный, Полетел к родной стране, К ним, к товарищам рожденья, С кем в священной тишине Я вздохнул для наслажденья. Вам страдать ли боле нас? Вы незнанием блаженны, Часто бездна видит вас На краю, а напененный С криком радости фиал Обегает круг веселый, Часто Гений ваш рыдал, А коварный сын Семелы, С Купидоном согласясь, Вел, наставленный судьбою, Вас, играя и смеясь, К мрачной гибели толпою. Будем тверды, перейдем Путь тяжелых испытаний. Там мы счастье обретем, Там – в жилище воздаяний! Между 1814 и 1817

43. К К‹НЯЖНЕ› Т. В‹ОЛКОНСКОЙ›

К чему на памятном листке мне в вас хвалить Ума и красоты счастливое стеченье? Твердить, что видеть вас уж значит полюбить И чувствовать в груди восторги и томленье? Забавно от родни такое восхищенье, И это все другой вам будет говорить! Но счастья пожелать и доброго супруга, А с ним до старости приятных, светлых дней - Вот все желания родни и друга Равно и для княжны, и для сестры моей. Между 1814 и 1817

44. ФАНИ

(Горацианская ода) Мне ль под оковами Гимена Все видеть то же и одно? Мое блаженство – перемена, Я дев меняю, как вино. Темира, Дафна и Лилета Давно, как сон, забыты мной, И их для памяти поэта Хранит лишь стих удачный мой. Чем с девой робкой и стыдливой Случайно быть наедине, Дрожать и миг любви счастливой Ловить в ее притворном сне - Не слаще ли прелестной Фани Послушным быть учеником, Платить любви беспечно дани И оживлять восторги сном? Между 1814 и 1817

45. К А. С. ПУШКИНУ

Как? житель гордых Альп, над бурями парящий, Кто кроет солнца лик развернутым крылом, Услыша под скалой ехидны свист шипящий, Раздвинул когти врозь и оставляет гром? Тебе ль, младой вещун, любимец Аполлона, На лиру звучную потоком слезы лить, Дрожать пред завистью и, под косою Крона Склоняся, дар небес в безвестности укрыть? Нет, Пушкин, рок певцов – бессмертье, не забвенье, Пускай Армениус, ученьем напыщен, В архивах роется и пишет рассужденье, Пусть в академиях почетный будет член, Но он глупец – и с ним умрут его творенья! Ему ли быть твоих гонителем даров? Брось на него ты взор, взор грозного презренья, И в малый сонм вступи божественных певцов. И радостно тебе за Стиксом грянут лиры, Когда отяготишь собою ты молву! И я, простой певец Либера и Темиры, Пред Фебом преклоня молящую главу, С благоговением ему возжгу куренье И воспою: “Хвала, кто с нежною душой, Тобою посвящен, о Феб, на песнопенье, За гением своим прямой идет стезей!” Что зависть перед ним, ползущая змеею, Когда с богами он пирует в небесах? С гремящей лирою, с любовью молодою Он Крона быстрого и не узрит в мечтах. Но невзначай к нему в обитель постучится Затейливый Эрот младенческой рукой, Хор смехов и харит в приют певца слетится И слава с громкою трубой. 1816 или 1817

46. ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЬ ВОСПИТАННИКОВ ЦАРСКОСЕЛЬСКОГО ЛИЦЕЯ

Хор Шесть лет промчалось, как мечтанье, В объятьях сладкой тишины, И уж отечества призванье Гремит нам: шествуйте, сыны! 1-й голос О матерь! вняли мы призванью, Кипит в груди младая кровь! Длань крепко съединилась с дланью, Связала их к тебе любовь. Мы дали клятву: все родимой, Все без раздела – кровь и труд. Готовы в бой неколебимо, Неколебимо – правды в суд. Хор Шесть лет промчалось, как мечтанье, В объятьях сладкой тишины, И уж отечества призванье Гремит нам: шествуйте, сыны! 2-й голос Тебе, наш царь, благодаренье! Ты сам нас юных съединил И в сем святом уединенье На службу музам посвятил! Прими ж теперь не тех веселых Беспечной радости друзей, Но в сердце чистых, в правде смелых, Достойных благости твоей. Хор Шесть лет промчалось, как мечтанье, В объятьях сладкой тишины, И уж отечества призванье Гремит нам: шествуйте, сыны! 3-й голос Благословите положивших В любви отечеству обет! И с детской нежностью любивших Вас, други наших резвых лет! Мы не забудем наставлений, Плод ваших опытов и дум, И мысль об них, как некий гений, Неопытный поддержит ум. Хор Простимся, братья! Руку в руку! Обнимемся в последний раз! Судьба на вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас! 4-й голос Друг на друге остановите Вы взор с прощальною слезой! Храните, о друзья, храните Ту ж дружбу с тою же душой, То ж к славе сильное стремленье, То ж правде – да, неправде – нет. В несчастье – гордое терпенье, И в счастье – всем равно привет! Финал Шесть лет промчалось, как мечтанье, В объятьях сладкой тишины, И уж отечества призванье Гремит нам: шествуйте, сыны! Прощайтесь, братья, руку в руку! Обнимемся в последний раз! Судьба на вечную разлуку, Быть может, здесь сроднила нас! Апрель или май 1817

47. К ПУЩИНУ

(В альбом) Прочтя сии разбросанные строки С небрежностью на памятном листке, Как не узнать поэта по руке, Как первые не вспомянуть уроки, Как не сказать на дружеском столе: “Друзья, у нас есть друг и в Хороле!” Май 1817

48. К А. Д. ИЛЛИЧЕВСКОМУ

(В альбом) Пока поэт еще с тобой, Он может просто, не стихами, С твоей беседовать судьбой, Открытой пред его глазами. Но уж пророчественный глас Мне предсказал друзей разлуку, И рок в таинственную руку Уж забрал жребии для нас. Готовься ж слышать предвещанья, Страшись сей груди трепетанья И беспорядка сих власов! Все, все грядущее открою! Читай, – написаны судьбою Вот строки невидимых слов. …. …. Май 1817

49. К ШУЛЬГИНУ

Прощай, приятель! От поэта Возьми на память пук стихов. Бог весть, враждебная планета В какой закинет угол света Его, с младых еще годов Привыкшего из кабинета Не выставлять своих очков? Бог весть, увидим ли разлуку, Перекрестясь, мы за собой? Как обнимусь тогда с тобой! Рука сама отыщет руку, Чтоб с той же чистою душой - Но, может быть, испившей муку, - Схватить ее и крепко сжать! Как дружных слов простому звуку Мне будет весело внимать! Ты, может быть!.. но что мечтами, Что неизвестным мучить нас? Мне ль спорить дерзко со слезами, Потечь готовыми из глаз? Что будет – будет! с небесами Нельзя нам спорить, милый друг! Останься ж с этими стихами До первого пожатья рук. Май 1817

50. К КЮХЕЛЬБЕКЕРУ

И будет жизнь не в жизнь и радость мне не в радость, Когда я дни свои безвестно перечту И столь веселым мне блистающую младость, С надеждами, с тоской оставлю, как мечту. Когда, как низкий лжец, но сединой почтенный, Я устыжусь седин, я устыжусь тебя, Мой друг, вожатый мой в страну, где ослепленный, Могу, как Фаэтон, я посрамить себя; Когда о будущем мечтаний прежних сладость Не усладит меня, а будет мне в укор И светлый, гаснущим и робким взглянет взор, - Тогда и жизнь не в жизнь и младость мне не в младость! И будет жизнь не в жизнь и младость мне не в младость, Когда души моей любовь не озарит И сотворенная мне в счастие и радость, Не принесет мне их, а сердце отравит. Когда младой груди я видел трепетанье, Уст слышал поцелуй, ловил желанья глаз, И не завидуя, счастливый в ожиданье, Когда, измученный, не буду знать я вас, - Тогда к чему мне жизнь, к чему мне в жизни младость, И в младости зачем восторги и мечты? Я для того ль срывал их вешние цветы, Чтоб жизнь была не в жизнь и радость мне не в радость? Май 1817