13. НА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА
В громкую цитру кинь персты, богиня! Грянь, да, услышав тебя, все народы Скажут: не то ли перуны Зевеса, Коими в гневе сражает пороки? - Пиндара муза тобой побежденна; Ты же не игры поешь Олимпийски, И не царя, с быстротою летяща К цели на добром коне сиракузском, Но Александра, царя миролюбив, Кем семиглавая гидра сраженна! О, вдохновенный певец, Пиндар российский, Державин! Дай мне парящий восторг! Дай, и вовеки прославлюсь, И моя громкая лира Знаема будет везде! Как в баснословные веки Против Зевеса гиганты, Горы кремнисты на горы Ставя, стремились войною, Но Зевс вдруг кинул перуны - Горы в песок превратились, Рухнули с треском на землю И – подавили гигантов, - Галлы подобно на россов летели: Их были горы – народы подвластны! К сердцу России – к Москве, доносили Огнь, пожирающий грады и веси… Царь миролюбный подобен Зевесу Долготерпящу людей зря пороки. Он уж готовил погибель Сизифу, И возжигались блестящи перуны; Враг уж в Москве – и взгремели перуны, Горы его под собою сокрыли. Где же надменный Сизиф? Иль покоряет россиян? - В тяжких ли россы цепях Слезную жизнь провождают? Нет, – гром оружия россов Внемлет пространный Париж! И победитель Парижа, Нежный отец россиянам, Пепел Москвы забывая, С кротостью галлам прощает И как детей их приемлет. Слава герою, который Все побеждает народы Нежной любовью – не силой! Ведай, богиня! Поэт беспристрастный Должен пороки показывать мира. Страха не зная, царю он вещает Правду – не низкие лести вельможи! Я не пою олимпийских героев; Славить не злато меня побуждает, - Нет, только подвиги зря Александра, Цитру златую ему посвящаю! Век на ней буду славить героя И вознесу его имя до неба! Кроткий российский Зевес! Мрачного сердцем Сизифа Ты низложил и теперь, Лавром побед увенчанный, С поля кровавого битвы К верным сынам возвратися! Шлем свой пернатый с забралом, Острый булат и тяжелы Латы сними – и явися В светлой короне, в порфире Ты посреди сынов верных! В мире опять, в благоденстве Царствуй над ними – и слава Будет вовеки с тобою!
1814
14. ПОСЛАНИЕ К А. Д. ИЛЛИЧЕВСКОМУ
Скажи, любезный друг, скажи твою науку, Как пишешь ты стихи, не чувствуя в них скуку, Как рифма под перо сама к тебе идет И за собою сто соотчичей ведет, Как можешь ты писать столь плавно и приятно И слог свой возвышать высоко, но всем внятно. Признаться, прочитав подчас твои стихи, Браню я чистых муз, что так ко мне лихи, Что, не внимаючи мне, бедному поэту, Дают мои стихи на посмеянье свету! Поверишь ли – весь день я с места не схожу И за труды мои уродов лишь рожу. Кряхчу над рифмою, над мерою проклятой. Ругая Пинд и муз, весь яростью объятый. А иногда в саду под ивою сижу И на гору Парнас, зеваючи, гляжу, Настрою лиру лишь и напишу: “баллада”, Взбренчу – струна вдруг хлоп – сбиваюся я с лада, “О лира злобная!” – с досадой я кричу И с Пинда лбом на низ без памяти лечу. Почто я не могу быть равен с тем поэтом, За масленицу кто одобрен целым светом, Иль тем, кто в мир рожден, чтоб лирой нас пленять И музою своей, как куколкой, играть; Иль тем, Полорда кто приятно так представил, Или Пожарского кто прозою прославил, Кто Изяслава нам приятно так воспел, Сердца Силистрией, Москвою нам согрел; Кто о Европе на‹м› ‹в› журнале возвещает Иль в роще Марьиной кто сильно так рыдает, Иль тем, кто так весну нам красно описал, Иль ‹…› на свете нам кто с мудрецом певал; Иль тем, чей Алманзор, чьи Алпы и чья белка, Теласко чей велик, как крепкий дуб иль елка. Нет, не могу никак быть с ними наряду, И, точно сирота, я на Парнас бреду. Тебя, любезный друг, тебя прошу усердно, Со мною ежели сидеть тебе не вредно, То научи меня, как рифму к рифме шить И оду полную стихами как набить.
1814
15. ТРИОЛЕТ К‹НЯЗЮ› ГОРЧАКОВУ
Тебе желаю, милый князь, Чтобы отныне жил счастливо, Звездами, почестьми гордясь! Тебе желаю, милый князь, Видать любовь от черных глаз: То для тебя, ей-ей, не диво. Тебе желаю, милый князь, Чтобы отныне жил счастливо! 30 августа 1814
16. К ТЕМИРЕ
Как птичка резвая, младая, Ты под крылом любви растешь, Мирских забот еще не зная, Вертишься и поешь. Но детство быстро унесется, С ним улетит и твой покой, И сердце у тебя забьется Неведомой тоской. Тщеславие тебя цветами Прилежно будет убирать, И много лет пред зеркалами Придется потерять. Здесь мода всеми помыкает, Чернит, румянит и белит, Веселых плакать заставляет, Печальным петь велит. И ты помчишься за толпою В чертог блестящей суеты - И истинной почтешь красою Поддельные цветы. Но знай, что счастие на свете Не в жемчугах, не в кружевах И не в богатом туалете, А в искренних сердцах. Цвети, Темира дорогая, Богиней красотою будь, В столице роскоши блистая, Меня не позабудь! ‹1815›
17. ТЛЕННОСТЬ
Здесь фиалка на лугах С зеленью пестреет, В свежих Флоры волосах На венке краснеет. Юноша, весна пройдет, И фиалка опадет. Розой, дева, украшай Груди молодые, Другу милому венчай Кудри золотые. Скоро лету пролететь, Розе скоро не алеть. Под фиалкою журчит Здесь ручей сребристый, С ранним днем ее живит Он струею чистой. Но от солнечных лучей Летом высохнет ручей. Тут, за розовым кустом, Пастушок с пастушкой, И Амур, грозя перстом: “Тут пастух с пастушкой! Не пугайте! – говорит. - Миг – и осень прилетит!” Там фиалку, наклонясь, Девица срывает, Зефир, в волосы вплетясь, Локоном играет, - Юноша! краса летит, Деву старость посетит. Кто фиалку с розой пел В радостны досуги И всегда любить умел Вас, мои подруги, - Скоро молодой певец Набредет на свой конец! ‹1815›
18. К Т-ВУ
Еще в младые годы, Бренча струной не в лад, За пиндарские оды Я музами проклят. Подняв печально руки, С надеждою в очах, Познаний от науки Я требовал в слезах. Наука возвратила Мне счастье и покой И чуть не примирила С завистливой судьбой. Но я, неблагодарный, (Чем тихомолком жить!) С улыбкою коварной Стал дщерь ее бранить. И, взявши посох в руки, На цыпочках, тишком Укрылся от науки С затейливым божком. Амур к младой Темире Зажег во мне всю кровь, И я на томной лире Пел радость и любовь. Простился я с мечтою, В груди простыла кровь, А все еще струною Бренчу кой-как любовь - И в песнях дышит холод, В элегиях бомбаст; Сатиров громкий хохот Моя на Пинде часть, ‹1815›
19. ПОЛЯК
(Баллада) Бородинские долины Осребрялися луной, Громы на холмах немели, И вдали шатры белели Омраченной полосой! Быстро мчалися поляки Вдоль лесистых берегов, Ива листьями шептала, И в пещерах завывала Стая дикая волков. Вот в развалинах деревня На проталине лежит. Бурные, ночлег почуя, Гривы по ветру волнуя, Искры сыпали с копыт. И стучит поляк в избушку: “Есть ли, есть ли тут жилой?” Кто-то в окнах шевелится, И громчей поляк стучится: “Есть ли, есть ли тут жилой?” – “Кто там?” – всадника спросила Робко девица-краса. - “Эй, пусти в избу погреться, Буря свищет, дождик льется, Тьмой покрыты небеса!” – “Сжалься надо мной, служивый! Девица ему в ответ. - Мать моя, отец убиты, Здесь одна я без защиты, Страшно двери отпереть!” – “Что красавице бояться? Ведь поляк не людоед! Стойла конь не искусает, Сбруя стопку не сломает, Стол под ранцем не падет”. Дверь со скрыпом отскочила, Озирается герой; Сняв большую рукавицу, Треплет красную девицу Он могучею рукой. “Сколько лет тебе, голубка?” – “Вот семнадцатый к концу”! – “А! так скоро со свечами, Поменявшися кольцами, С суженым пойдешь к венцу! Дай же выпить на здоровье Мне невесты с женихом. До краев наполнись, чаша, Будь так жизнь приятна ваша! Будь так полон здешний дом!” И под мокрой епанчею Задремал он над ковшом. Вьюга ставнями стучала, И в молчании летала Стража польская кругом. За гремящей самопрялкой Страшно девице одной, Страшно в тишине глубокой Без родных и одинокой Ей беседовать с тоской. Но забылась – сон невольно В деве побеждает страх; Колесо чуть-чуть вертится, Голова к плечу клонится, И томленье на очах. С треском вспыхнула лучина, Тень мелькнула на стене, В уголку без покрывала Дева юная лежала, Улыбаясь в тихом сне. Глядь поляк – прелестной груди Тихим трепетом дышат: Он невольно взоры мещет, Взор его желаньем блещет, Щеки пламенем горят. Цвет невинности непрочен, Как в долине василек: Часто светлыми косами Меж шумящими снопами Вянет скошенный цветок. Но злодей! чу! треск булата - Слышь: “К ружью!” – знакомый глас, Настежь дверь – как вихрь влетает В избу русский: меч сверкает - Дерзкий, близок мститель-час! Дева трепетна, смятенна, Пробудясь, кидает взгляд; Зрит: у ног поляк сраженный Из груди окровавленной Тащит с скрежетом булат. Зрит, сама себе не верит - Взор восторгом запылал: “Ты ль, мой милый?” – восклицает, Русский меч в ножны бросает, Девицу жених обнял! ‹1815›
