Таково одно из древнейших упоминаний имен германских, а затем и скандинавских богов Водана-Одина, его сына Бальдера-Бальдра и его жены Фрийи-Фригг. Названы здесь и другие персонажи скандинавского пантеона: Сунна (др. — сканд. Соль) — богиня солнца, Фолла (др. — сканд. Фулла) — служанка Фригг. Этот текст, названный Вторым Мерзебургским заклинанием, вместе с еще одним заклинанием сохранился в латинском служебнике IX или Х в. Предполагается, что они много древнее рукописи, но время их происхождения установить невозможно. Заклинание, как и десятки других англосаксонских и скандинавских лечебных заговоров, состоит из двух частей: описания ситуации, из-за которой потребовалось лечение, и магической целительной формулы. Если первая часть варьировалась, то вторая повторяется неизменно, вплоть до Нового времени, когда — уже в христианскую эпоху — Одина и Бальдра заменяет Иисус Христос, чей конь повредил ногу.

Первые сведения о религии древних германцев появляются уже в I в. до н. э. Успешные походы за Альпы римского полководца Гая Юлия Цезаря в 58–50 гг. до н. э. привели к завоеванию Галлии (часть современной Франции), на территории которой жили кельты, соседившие с германцами. Их разделяла река Рейн. Цезарь проявлял живой интерес к нравам и обычаям завоеванных народов и описал их в «Записках о галльской войне». Основное внимание он уделил, естественно, кельтам, но сообщил и то, что кельты рассказывали о германцах, и то, что узнал сам, расспрашивая об этих диких народах. Сведения о германцах Цезарь считал важными, поскольку несколькими десятилетиями раньше германские племена кимвров и тевтонов вторглись на территорию Римской империи, и только с большим трудом римлянам удалось разгромить орды варваров. А в его время участились набеги германцев за Рейн, и они начали делать попытки поселиться на галльской территории. Предвидя надвигающуюся угрозу, Цезарь стремился узнать о них как можно больше.

В первую очередь Цезаря интересуют воинские качества германцев: они «отличаются огромным ростом, изумительной храбростью и опытностью в употреблении оружия: в частых сражениях с ними галлы не могли выносить даже выражения их лица и острого взора» (Цезарь, I.39). Его удивляет участие женщин в военных походах германцев: во время сражения римлян с Ариовистом, вождем германского племени свевов, переселившегося в Галлию, пишет он, женщины и дети находились в обозе войска варваров, они «простирали руки к уходившим в бой и со слезами молили их не предавать их в рабство римлянам» (Цезарь, I, 51). Половину войска германцев составляли всадники, которых сопровождали пешие воины. Цезаря интересуют и особенности жизни германцев, все существование которых «проходит в охоте и в военных занятиях: они с детства приучаются к труду и к суровой жизни», они мало занимаются земледелием, и их пищу составляют по преимуществу молоко, сыр и мясо (Цезарь, VI.21, 22). Верования германцев Цезарь сравнивает с лучше известными ему верованиями кельтов:

Цезарь узнал также о традиции гаданий у германцев: перед сражением замужние женщины на основании метания жребия и предсказаний узнают, будет ли одержана победа или в сражение лучше не вступать (Цезарь, I, 50). Сведения Цезарь получал от кельтов, религия которых существенно отличалась от германской и потому не всегда была понятной им. Сам Цезарь тоже переосмысливал услышанное, согласовывая его с римскими порядками. Поэтому нарисованная им картина представляет собой восприятие чуждого и во многом непонятного мира высокообразованным римлянином.

Тем не менее детали этой картины могут быть сопоставлены с тем, что сообщают более поздние источники, и с тем, что демонстрирует археология. Недостаточное значение, придаваемое германцами жертвоприношениям, вероятно, мнение кельтов. Жертвоприношения, в том числе человеческие, были широко распространены у ранних германцев, что подтверждается данными археологии для рубежа н. э., а позднее — рунической надписью VII в., изображением на одном из готландских рисованных камней IX–X вв., упоминаниями в письменных источниках XI в. (см. главу 8). Возможно, у них не было жрецов как отдельной касты, подобной кельтским друидам, но совершение жертвоприношений требовало существования особой категории лиц, в чьи функции входило выполнение религиозных обрядов.

Культ солнца и луны засвидетельствован у северных германцев еще в петроглифах бронзового века. Ко II в. до н. э. относится «солнечная повозка» из Трунхольма (Дания), в которую впряжен конь. Позднее солнце изображается в виде вращающегося круга на ранних готландских камнях IV–VI вв. (см. главу 7). Солнце и луна продолжают играть важную роль в мифологии: Снорри Стурлусон рассказывает, что Солнце (женского рода) и Луна (мужского рода), сестра и брат, управляют колесницами, которые везут светила по небу. В конце мира солнце померкнет, а луну проглотит волк (Видение Гюльви, 11–12; МЭ. С. 19–20). Однако в эпоху викингов следы поклонения солнцу уже никоим образом не проявляются.

^{«Солнечная повозка» из Трунхольма, 1500–1300 гг., Дания.}

^{National Museum of Denmark / Photo: John Lee (по лицензии CC-BY-SA)}

Под почитанием огня — огненную стихию Цезарь называет в соответствии с римской традицией Вулканом (Цезарь, VI, 21) — Цезарь или его информанты-кельты, вероятно, имели в виду погребальный обряд германцев этого времени: сожжение (кремацию) умершего на погребальном костре. Кремация была характерна и полтысячелетия спустя, в эпоху викингов: по их представлениям дым костра уносил умершего воина в обиталище богов. Огонь представлялся также очистительной силой, однако никаких следов огнепоклонства, весьма архаичной формы религии, в культуре ни древних германцев, ни скандинавов уже не прослеживается.

На одну из отмеченных Цезарем особенностей древнегерманских верований обратил свое внимание его младший современник, греческий географ Страбон. В своем знаменитом труде «География» (начало I в. н. э.) он описал местоположение и обычаи народов античной ойкумены. К его времени германцы стали уже печально знакомыми соседями римских провинций в Центральной Европе. Их набеги и завоевание земель в пределах Римской империи приносили большой ущерб, а жестокость нападавших приводила в ужас. Рассказывая о воинских достоинствах германцев, Страбон, как и Цезарь, отмечает присутствие в войске женщин, что было совершенно нетипично для организации войска в Риме, и исполнение ими особых ритуалов, также чуждых римской культуре, что и вызывало к ним интерес.

Насколько реален описываемый Страбоном — с чьих-то слов — обряд человеческого жертвоприношения и гадания по внутренностям убитого, сказать трудно. Обычай гадания по внутренностям — но животного! — был широко распространен и в Риме. Однако в Скандинавии, наследнице древнегерманских традиций, человеческие жертвоприношения сохранялись по меньшей мере до IX–X вв., если не до конца XI в. (см. главу 8).

Несравненно более подробное описание германских народов составил около 98 г. римский историк Публий Корнелий Тацит. К его времени германцы стали неотъемлемой частью римского мира. Они расселились в северо-западной части Галлии и сильно потеснили кельтов. Название одного из их племен, осевших в Галлии, — франки — позднее было усвоено населением современной Франции. Наступление германцев в Галлии привело к масштабным войнам с Римом, завершавшимся нередко разгромом варварского войска. На востоке Империи германские племена, захватившие земли, получали разрешение имперских властей основывать свои поселения и получали статус федератов, обязанных защищать границы Империи от нападений других племен. Поэтому сведения о германцах были жизненно необходимы римлянам — врага требовалось хорошо знать.

Тацит начинает свой труд «О происхождении германцев и местоположении Германии» с легенды о происхождении народа. По верованиям германцев, их прародитель — Манн, сын порожденного землей бога Туистона. По именам трех сыновей Манна германцы делятся на три группы: ингевоны, обитающие близ Океана, гермионы и истевоны (Тацит, 2).

Подобные легенды распространены у большинства древних и раннесредневековых народов. В средневековых, более поздних историописаниях мы находим рассказы о происхождении лангобардов, франков, англосаксов и многих других, как правило, от Водана. Тацитовская же легенда отличается большей архаичностью: прародитель людей порожден землей. Так рождаются прародители богов в других ранних индоевропейских традициях: например, Зевс — сын Крона, порожденного богиней земли Геей и богом неба Ураном.

Имя Туисто восходит к слову, обозначающему «двое, двойной», что, как считают, указывает на его двуполость: он сам рождает первого человека по имени Манн («Человек»). Гермафродитом в древнескандинавской мифологии является и праотец всего сущего — великан Имир: он сам породил несколько первых существ. В других рукописях сочинения Тацита имя прародителя передано как Туиско, которое связывается с именем Тивас, восходящим к общему индоевропейскому обозначению верховного бога, бога небес (ср. родственное имя Зевс). В последующей германской традиции он носит имя Тиу, а в скандинавской — Тюр.

Первое из них уверенно возводится к имени Ингвас (дословно «друг Инга»). Имя Инг или Ингви, сына Манна, в скандинавских памятниках принадлежит сыну Одина, от которого вела свое происхождение среднешведская династия конунгов-Инглингов. Имена с основой «Инг-» получили широкое распространение в эпоху викингов: Ингвар, Ингвальд, Ингибьёрн, женщины Ингигерд, Ингибьёрг и др. Тацит помещает ингевонов (в другом написании ингвеонов) на берегу «Океана», под которым, видимо, подразумевает Северное и Балтийское моря. К группе ингевонов обычно относят англов и ютов, населявших Ютландский полуостров, племена Нижней Саксонии и юго-запада североморского побережья. Название гермионов восходит к прагерманскому слову, обозначающему «великий, могущественный». По описанию как Страбона, так и Тацита, они обитают в центральной части германского ареала между ингевонами и истевонами. Тацит пишет о них как наиболее тесно связанных с Римом и менее воинственных, чем другие племена. Что же касается истевонов, то их впервые называет римский ученый Плиний Старший в своем энциклопедическом труде «Естественная история» несколькими десятилетиями раньше Тацита. По его сведениям, истевоны живут около Рейна.

Все названные Тацитом группы относятся к западногерманским народам, и он позднее приводит названия многих племен: свебов, херусков, батавов и др., отмечая особенности их образа жизни, обычаев и подчас верований. Прежде всего Тацит называет трех главных общегерманских богов, давая им имена римских богов по сходству их функций.

Возглавляет германский пантеон бог, которого Тацит называет Меркурием, чрезвычайно популярным богом торговли в Римской империи. Столь же популярным он стал, по словам Цезаря, и в завоеванных Римом Галлии и Британии. Видимо, именно распространенность культа Меркурия у кельтов и германцев позволила Тациту назвать этим именем главу богов — Водана (древнескандинавский Один). Это отождествление подтверждается названием соответствующего дня недели: имена римских богов в наименованиях дней недели были заменены в германском мире на имена германских богов, и среда вместо латинского Mercurii dies «день Меркурия» получила название *Wodansdags (совр. англ. Wednesday) «день Водана».

Второй бог, названный Тацитом Геркулесом, — Донар (др. — герм. Þunarr, древнескандинавский Тор), громовержец: исключительная физическая сила является главной отличительной особенностью как Геркулеса, так и Тора. Под третьим богом, которого Тацит называет Марсом, имеется в виду, вероятно, Тюр. Римский dies Martis («день Марса») получил в германских языках наименование по его имени — совр. англ. Tuesday. Исходя из сближения Тюра и Марса, предполагается, что Тюр в древнегерманскую эпоху был богом войны, но также владыкой небес. Считается, что Тюр позднее уступил функцию главы небес Одину, став малозначительной фигурой в древнескандинавском пантеоне.

Наряду с главными и, как надо понимать, общегерманскими богами, Тацит говорит также о двух богинях, которых почитают отдельные племена. Свебы поклоняются богине, которую Тацит называет именем египетской богини Изиды. Они приносят ей жертвы и изображают свою «святыню в виде либурны» (римский небольшой корабль). Тацит пишет, что не знает «происхождение этого чужестранного священнодействия», и полагает, что этот культ «завезен к ним извне» (Тацит, 8). Вероятнее всего, Тацит по созвучию назвал Изидой германские женские божества идиси (вероятно, дисы в древнескандинавской мифологии), связанные с судьбой человека. Они упоминаются в Первом Мерзебургском заклинании, которое посвящено тому, как обезвредить вражеское войско:

Культ древнеегипетской богини Изиды был хорошо известен в римском мире, и потому неудивительно, что Тацит отождествил идиси с Изидой.

^{«Большой дом» вождя, Х в., реконструкция.}

^{Wikimedia Commons}

Свою богиню, по сведениям Тацита, имели также лангобарды, которые поклоняются «матери-земле Нерте, считая, что она вмешивается в дела человеческие и навещает их племена» (Тацит, 40). Культ «матери-земли» — древнейший из земледельческих культов, который был широко распространен у всех индоевропейских народов. Однако в Скандинавии его следы практически не прослеживаются, и соответствующая богиня в древнескандинавском пантеоне отсутствует. Текст Тацита многократно обсуждался, и предлагались самые разные его интерпретации. Наиболее распространенное мнение основывается на том, что имя Нерта (герм. *Nerþuz) — этимологический предшественник имени древнескандинавского бога плодородия из рода ванов Ньёрда (Njörðr). Возможно, что женское божество со временем стало восприниматься как мужское, тем более что по форме германского имени нельзя сказать, женское оно или мужское. Возможно, что у Ньёрда была сестра-жена. В «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусон упоминает об обычае ванов жениться на собственных сестрах (Сага об Инглингах, IV). Так же и дети Ньёрда, близнецы Фрейр и Фрейя (носящие одно и то же имя в мужском и женском роде), обвиняются в инцесте в одной из песен «Старшей Эдды». Все это дает основания полагать, что древнегерманская Нерта была богиней плодородия.

Далее Тацит подробно рассказывает о ритуалах, связанных с культом Нерты, и это единственное сохранившееся описание языческого ритуала как германцев, так и скандинавов. Поэтому сообщение Тацита вызывало и вызывает интерес ученых разных специальностей, предлагавших его различные интерпретации.

Упоминаемый Тацитом остров обычно отождествляют с островом Зеландия (Дания), где археологами обнаружены усадьбы вождей, существовавшие на протяжении нескольких веков. Самая крупная из них — в Лайре, рядом с которой находилось святилище. Однако подобных усадеб в южной Скандинавии сейчас известно немало, и локализовать тацитовский остров невозможно.

Значительно меньше сомнений вызывает существование у германцев, а затем и скандинавов священных рощ или деревьев. Рассказывая о поклонении «Изиде» у лангобардов, Тацит замечает, что германцы посвящают своим богам «дубравы и рощи и нарекают их именами богов; и эти святилища отмечены только их благочестием». Он находит объяснение отсутствию у них храмов, как у римлян: «Вследствие величия небожителей богов невозможно ни заключить их внутри стен, ни придать им какие-либо черты сходства с человеческим обликом».

Действительно, германские святилища-постройки эпохи Тацита и несколькими веками позднее не известны (см. главу 8), а существование святилищ-рощ засвидетельствовано многочисленными сохранившимися до сих пор в Скандинавии (где топонимия чрезвычайно устойчива) наименованиями небольших лесных участков Odinslund, Thorslund («Роща Одина», «Роща Тора») и др.

^{Один в ритуальном головном уборе, бронза, VI в., Уппокра, Швеция.}

^{Lund University Historical Museum / Wikimedia Commons}

Что же касается невозможности придать богам человеческий облик, то Тацит либо неверно понял своего информанта, либо изображения богов появились несколько позже. Уже в V в. на золотых брактеатах (тонких круглых пластинках с вычеканенным на одной стороне изображением) представлен Один с двумя воронами: на брактеате, найденном на острове Фюн (Дания), наряду с рельефом Одина руническая надпись по краю пластины содержит одно из самых распространенных имен Одина — Высокий: «Высокий призывает… alu (магическое слово)». А в слое VI в. в поселении вождя в Уппокре (южная Швеция) была найдена бронзовая статуэтка, изображающая Одина в ритуальном головном уборе.

Больший интерес представляет рассказ Тацита о процессии с повозкой, на которой перевозят изображение Нерты (Тацит, 40). Эта процессия объезжает территорию племени, что должно обеспечить его благоденствие. Аналогичный объезд подвластных земель совершали среднешведские конунги в X–XI вв. Эта традиция, несомненно, изначально была связана с сакральной способностью конунга приносить благоденствие и мир: его присутствие должно было обеспечить урожайный год. Ритуальная процессия изображена на гобелене из богатейшего погребения в Осеберге (Норвегия) второй четверти IX в. Тела двух женщин в погребальной ладье накрывал гобелен, сохранившийся лишь фрагментарно. Его реконструкция позволяет восстановить изображение процессии, которая состоит из повозок, влекомых лошадьми, и людей — вероятно, жрецов и воинов. Ее возглавляет человек в ритуальном шлеме с рогами, держащий в руке меч. Предполагается, что это погребальное шествие. Отголоском шествий с образом бога или богини служит рассказ о норвежце Гуннаре Пополам в «Большой саге об Олаве Трюггвасоне». Оказавшись в Швеции, Гуннар принял участие в ритуальной поездке жрецов культа Фрейра с его идолом по стране, чтобы гарантировать мир и благоденствие. Олав Трюггвасон, норвежский конунг в 995–1000 гг., был страстным проповедником христианства, и рассказ о Гуннаре, которого от нападения беса, обитавшего в идоле Фрейра, спасло обращение к Всевышнему, должен был служить демонстрацией могущества христианского Бога. Показательно, что если не сам ритуал, то воспоминания о нем сохранялись в Скандинавии до первой половины XIII в., когда была записана эта история.

Сообщение Тацита об убийстве рабов, совершавших омовение богини, не имеет параллелей, но подобная практика как своего рода месть за оскорбление святыни, пусть и подневольное, или как жертвоприношение богам существовала в различных культурных традициях, в том числе и германской. В Дании в торфяниках, бывших некогда озерами, где прекрасно сохраняется органика, находят тела предположительно рабов, принесенных в жертву богам.

В рассказе о верованиях лангобардов, как и в ряде других мест, Тацит упоминает жрецов, осуществляющих жертвоприношения богам, и ритуалы, связанные с почитанием богов, в данном случае Нерты. Он отмечает также чрезвычайно важную роль жрецов в общественных отношениях внутри племен. По его словам,

«Карательная» функция жрецов имела важное значение для общества: жрецы осуществляли не только богослужебные функции, но и поддерживали сложившийся общественный порядок и традиции. Вожди племени, которых Тацит называет словом rex — «король, верховный правитель», имели власть лишь в военное время. В периоды мира общественно важные решения принимались старейшинами или всем племенем на общих собраниях. И здесь жрецы надзирали над соблюдением порядка: «жрецы велят им соблюдать тишину, располагая при этом правом наказывать непокорных» (Тацит, 11).

Еще одной обязанностью жрецов было гадание. Тацит пишет о чрезвычайной вере германцев в приметы и гадания. Он описывает несколько способов узнать будущее — с помощью жребия, по голосам и полету птиц, ржанию коней, а также по знакам, вырезанным на деревянных плашках (Тацит, 10). Гадания по полету птиц были широко распространены в Римской империи. Гадания же по ржанию коней и по знакам, нанесенным на деревянную плашку, римлянам были незнакомы. Последние представляют особенный интерес, поскольку несколькими десятилетиями позже появляются первые памятники германской рунической письменности (см. введение). Как свидетельствуют позднейшие источники, каждая руна имела свое название, например руна

f называлась fé — «скот, имущество, богатство», s sól — «солнце», n nauð — «нужда». В одной из поэм «Старшей Эдды» валькирия Сигрдрива обучает Сигурда магии рун:

Значение названий рун могло использоваться при гадании, если знаки на деревянных плашках действительно были рунами. О гаданиях по жребию сообщал столетием раньше Тацита Цезарь: находившийся в плену германцев римлянин, освобожденный Цезарем, рассказывал, «что о нем трижды гадали по жребию в его присутствии — следует ли его сжечь тотчас же или оставить до другого времени; [по его словам] он обязан своим спасением жеребьевым палочкам» (Цезарь, III.53).

^{Брактеат DR42 с изображением Одина с воронами, золото, V в.}

^{National Museum of Denmark / Photo: Roberto Fortuna og Kira Ursem (по лицензии CC-BY-SA)}

Гаданиями занимались не только жрецы, но и женщины, которых Тацит, впрочем, не называет жрицами. Германцы считают, по его словам, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар (Тацит, 8). В качестве примера Тацит рассказывает о некоей женщине по имени Веледа, которую почитали как божество.

Ценнейшие сведения Тацита о древнегерманской мифологии дополняются более скудными, но также важными свидетельствами более поздних письменных источников и археологических материалов. К ним в первую очередь относятся Мерзебургские заклинания, о которых речь шла в начале главы. Отдельные упоминания персонажей германского пантеона, в первую очередь Водана, разбросаны и по другим текстам.

Прежде всего, это рунические надписи с именем Одина на различных предметах. Уже упоминался брактеат с острова Фюн с изображением Одина и одним из его имен — Высокий. На другом брактеате, найденном в 2020 г. в кладе из Vindelev (Дания), читается «Он человек Водана». Оба брактеата датируются V в. и содержат древнейшие упоминания Одина. Тем же веком датируется надпись на камне, недавно обнаруженном в стене церкви в Strängnäs (Швеция), читающаяся как «эрил Водана». Неоднократно встречающееся в старшерунических надписях слово «эрил», как полагают, связано с племенным названием герулы и обозначает человека, владеющего руническим письмом, вероятно жреца. Полутора столетиями позже имя wodan вырезано на фибуле I (броши) из Nordendorf (Германия), а еще через 50 лет, около 725 г., — на фрагменте человеческого черепа из Рибе (Дания). В написанных в эпоху Великого переселения народов (V–VII вв.) «Происхождении и деяниях гетов» готский историк Иордан (VI в.) упоминает, что готы поклонялись Марсу (Водану) как своему прародителю, которого они ублажали жертвоприношениями пленных.

Традиция почитания Водана отчетливо прослеживается спустя одно-два столетия. В конце VIII в. в различных областях Англии начинают составляться королевские генеалогии. Прародителем, от которого английские короли ведут свой род, во всех них называется Водан. Иногда Водану предшествует один или два других неизвестных по иным источникам имени. Несколько позже, под влиянием библейской генеалогии народов, Водан предстает потомком Ноя, сыном Авраама или другого библейского персонажа.

^{Камень с рунической надписью «Эрил Водана», V в., Strängnäs, Швеция, фото Магнуса Челстрёма.}

^{The Swedish National Heritage Board}

По словам лангобардского историка Павла Диакона, написавшего в конце VIII в. «Историю лангобардов», лангобарды, тогда еще называвшиеся винилами, вышли из Скандинавии под предводительством двух братьев и их мудрой матери. На новом месте они столкнулись с вандалами. Перед сражением вандалы обратились к Водану, чтобы он даровал им победу. Водан ответил, что победит тот, кого он первым увидит при восходе солнца. Мать винильских вождей обратилась за помощью к супруге Водана Фрее (в скандинавском пантеоне супругой Одина является Фригг), которая посоветовала, чтобы винильские женщины распустили волосы по лицу наподобие бород и затемно вышли на поле сражения вместе с мужчинами. На рассвете Водан увидел их и удивился: «Кто эти длиннобородые?» Так Водан не только вынужден был даровать победу винилам, но и дал им новое имя — Длиннобородые (герм. лангобарды) (Павел Диакон, 8). Наречение именем имело в древности сакральное значение: имя «создавало» предмет, «материализовывало» его. Переименованные в лангобардов, винилы обретали новую сущность и новое начало своего бытия на недавно освоенных землях. Павел Диакон с высоты своего христианского мировоззрения называет это предание «смешной сказкой», но для лангобардов эпохи Великого переселения народов оно имело глубокий смысл: их происхождение было освящено верховным богом — Воданом.

Волна за волной накатывались германские племена на Римскую империю, тесня друг друга и нанося непоправимый ущерб римским городам и поселениям. На протяжении IV–VII вв. германцы покоряли Галлию, готы захватывали восточные провинции Империи, но, теснимые ордами гуннов, двинулись на запад. В 409 г. вестготы Алариха вошли в Рим, но вскоре были изгнаны оттуда. Переместившись далее на запад, они завоевали Пиренейский полуостров, а ранее осевших здесь вандалов вытеснили в Северную Африку. Несколько десятилетий спустя другая часть готов устремилась в Италию, но они вскоре были покорены лангобардами. Античные и позднеантичные писатели видели в германцах прежде всего врагов, варваров, чей образ жизни и традиции были чужды римлянам. Поэтому и Цезаря, и Тацита, и последующих писателей интересовали в первую очередь организация войска германцев и их общественное устройство. Верования же германцев имели второстепенное значение, и их отличие от римских религиозных практик лишь подчеркивало «варварство», дикость этих народов. Да и возможности узнать сущность германской религии были крайне скудны. Поэтому античные и позднеантичные авторы ограничивались описанием внешних проявлений религиозной жизни: именами богов, соотносимых по их функции с римскими богами, особенностями культов некоторых из них, жертвоприношениями и гаданиями.

Писатели же конца эпохи Великого переселения народов были образованными христианами, воспитанными в позднеантичных традициях. Для них языческие представления их предков стали уже «смешными сказками», известными им, но не заслуживающими подробного описания. Поэтому сведения о религии германцев в западноевропейской литературе исчезают на длительное время, чтобы половиной тысячелетия позже вновь появиться на страницах древнескандинавских памятников, записанных в XIII в., но они описывают религию, претерпевшую существенные изменения по сравнению с древнегерманской.

В VI — середине VII в. был установлен памятник, в надписи на котором увековечивалось совершенное местными вождями жертвоприношение. Это действо устанавливало связь с богами: им приносились дары, а как говорил Высокий / Один: «на дар ждут ответа» (Речи Высокого, 145). Ответом богов и целью ритуала, совершенного в Стентофтене, было обеспечение «урожайного года», причем понятие «урожайный, изобильный год» передано в тексте не словом «год» (ár), а идеограммой — старшерунической руной jára

, которая и обозначала «год, урожайный год». Выделение этого понятия было естественно: хороший урожай сулил благополучие и процветание племени. Поэтому гарантирование урожайных лет рассматривалось скандинавами как главная обязанность конунга, связанная с сакральностью его личности и власти. В «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусон рассказывает об упсальском конунге Домальди, в дни которого были неурожай и голод. Два года свеи приносили жертвы богам: в первое лето — быков, во второе — людей, но голод продолжался. На третье лето свеи собрались на тинг в Упсале, и их вожди решили, что в неурожае виноват Домальди, и его надо принести в жертву, а алтарь окропить его кровью. Что и было сделано, по словам скальда IX в. Тьодольва из Хвинира:

Правда, ни Тьодольв, ни Снорри не говорят, стало ли в том году лучше, но при сыне Домальди хорошие урожаи и мир возобновились (Сага об Инглингах, XV. КЗ. С. 18). Напротив, после смерти норвежского конунга Хальвдана Черного (предположительно 852 г.), при котором были особенно удачные годы и царил мир, свеи решили не сжигать его тело, как требовал обычай, а расчленить на четыре части и захоронить в разных областях Норвегии, чтобы обеспечить благополучие всей страны (Сага о Хальвдане Черном, IX. КЗ. С. 42).

Самым надежным способом заручиться помощью богов, чтобы они позволили Хадувульву «дать урожайный год», было публичное жертвоприношение. Оно совершалось в соответствии с установленными ритуалами: Высокий / Один вопрошает своего собеседника: «Умеешь молиться и жертвы готовить? Умеешь раздать? Умеешь заклать?» Очевидно, Хадувульв (или его жрецы) умел просить богов, готовить, раздавать и приносить жертвы — иначе вряд ли Стентофтенский камень был установлен. Прежде всего, правильным должно было быть число жертв: Один предостерегал: «Хоть совсем не молись, но не жертвуй без меры» (Речи Высокого, 144–145).

^{Рунический камень, VI — середина VII в., Stentoften, Блектинге, Швеция.}

^{The Swedish National Heritage Board / Wikimedia Commons}

Девять козлов и девять коней обеспечивали «меру» и сакральность числа жертв — уже не раз мы встречались с этим числом: в мифологическом пространстве существует девять миров, Один выучил девять заклинаний у своего дяди, сам провисел на мировом древе Иггдрасиле девять ночей, а у бога Хеймдалля было девять матерей. По словам немецкого клирика и писателя Адама Бременского, написавшего в 1070-е гг. «Историю архиепископов Гамбургской церкви», вплоть до его времени в Упсале раз в девять лет совершались большие жертвоприношения с закланием коней и людей.

Как и во многих других мифологических традициях, в германской мифологии сакральным, прежде всего, было число три. Его мы находим в количестве первых богов-асов (Один, Вили и Ве), в изначальном пространстве, состоящем из трех стихий, Нифльхейма, Гиннунгагап и Муспельсхейма, в трехчастном членении мирового древа Иггдрасиля, в количестве его корней. Специфически германской и скандинавской традицией было придание символических и магических функций числу девять. Предполагается, что в основе его выделения лежит утроение сакрального числа три, т. е. троекратное усиление магического действия числа три. Символическим воплощением утроения триады служит распространенный в изображениях на камнях, оружии и украшениях валькнут («узел мертвых») — сплетение трех треугольников, образующих девять углов.

Не менее важным был выбор жертвенных животных: козлов и коней. В скандинавской мифологической картине мира конь считался хтоническим существом, атрибутом Одина (восьминогий конь Слейпнир). Конь связывал мир живых и мертвых (на Слейпнире Один едет в царство мертвых, чтобы узнать судьбу сына, а Хермод позднее отправляется в Хель, чтобы вызволить Бальдра), но также и миры людей и богов. Принесение его в жертву асам устанавливало непосредственную связь с миром богов. Конина была обязательной пищей на ритуальных пирах в языческие праздники. Отказ есть конину на пиру чуть не стоил норвежскому конунгу-христианину середины Х в. Хакону Доброму власти: присутствовавшие дружинники и бонды, опасаясь гнева богов, пригрозили Хакону изгнанием, если он не будет соблюдать языческие обряды. Хакон был вынужден подчиниться (Сага о Хаконе Добром, XVIII; КЗ. С. 75–77).

^{Жертвоприношение, изображение на рисованном камне I, фрагмент, VIII–IX вв., Stora Hammars, Готланд, Швеция.}

^{Bunge Museum / Wikimedia Commons}

Коней приносили в жертву и при погребении знатных воинов и вождей. В десятках, если не в сотнях курганов в ногах погребенного или рядом с ним находят скелет коня. Исключительным было захоронение в Ладбю (остров Фюн, Дания) начала Х в.: под курганом в носовой части ладьи длиной около 20 м вместе с умершим и большим количеством различных вещей находились скелеты четырех собак и 11 (!) коней. Некоторые из ценных вещей были привезены из континентальной Европы, как застежка ремня, или Англии, как серебряная пластинка. Это были престижные предметы, и в кургане, видимо, погребен местный конунг.

Миру богов принадлежали и козлы, атрибуты Тора. Они везли его повозку и могли служить ему пищей, возрождаясь поутру (см. выше главу 3. Тор). Останки козлов находят в элитных, принадлежавших высшей знати погребениях Х в. в Скандинавии и на Руси. Например, в большом кургане Черная могила в Чернигове находился котел с костями и шкурой козла — неиссякаемая пища для погребенных в кургане двух воинов и средство перемещения в загробный мир.

В жертву приносились также петухи, собаки, а иногда и люди — пленники или рабы. В торфяном болоте, образовавшемся на месте озера в Толлунде (Ютландия, Дания), был обнаружен труп мужчины, столь хорошо сохранившийся, что первоначально возникло предположение, что он — жертва недавнего преступления. Исследования показали, что он погиб в IV в. до н. э. А веревка на шее указывала на насильственную смерть. Как считается, он был принесен в жертву богам. Такое предположение подтверждается второй аналогичной находкой менее чем в сотне метров от Толлундского человека. Это были также хорошо сохранившиеся останки 25-летней женщины, убитой около 280 г. до н. э. Очевидно, озеро служило культовым местом для сообщества, жившего здесь на протяжении длительного времени. Подобные находки нередки и в других торфяных болотах Дании.

Саги не рассказывают о человеческих (как, впрочем, и о других) жертвоприношениях, кроме легендарной истории конунга Домальди. Авторы саг и их слушатели были христианами и, вероятно, не могли не осуждать подобные жертвы, как и вообще языческие ритуалы. Иное дело памятники, возникшие в языческую эпоху. На одной из панелей готландского рисованного камня VIII–IX вв. изображены два дерева, под одним из которых, согнутом, стоит держащий щит человек с петлей на шее: если дерево, к которому он привязан, распрямится, он повиснет в воздухе. Над ним парит «птица битвы», ожидая поживы. Под ней — валькнут, «узел мертвых» — символический знак, возможно, связанный с культом мертвых, но, несомненно, обозначающий сакральность изображаемого. Еще ниже расположен помост, на котором лицом вниз лежит человек, а над ним возвышается человек, держащий в руке копье. Обе эти сцены интерпретируются как жертвоприношения Одину: повешение на дереве и пронзение копьем. К месту жертвоприношения идут четыре воина со щитами и поднятыми мечами.

^{«Человек из Толлунда», IV в. до н. э., Толлунд, Ютландия, Дания.}

^{P. V. Glob. The bog people Iron Age man preserved. Ithaca, N.Y., Cornell University Press, 1969 / Internet Archive}

Не исключено, что человеческие жертвоприношения сохранялись и в XI в. Немецкий хронист начала XI в. Титмар Мерзебургский упоминает, что в Лайре (остров Зеландия, Дания), где с середины VI в. по 1000 г. находилась усадьба конунга, даны собирались каждый девятый год и приносили в жертву 99 человек, лошадей и других животных и птиц (Титмар, I,17. С. 12). Несколькими десятилетиями позже Адам Бременский, писавший в 1070-е гг., рассказывает со слов очевидца о жертвоприношениях в Упсале, совершавшихся в его время:

Трудно сказать, насколько надежным свидетелем был этот христианин и насколько сам Адам был готов усугубить «преступления» язычников. Но даже если он и добавил людей к числу приносимых жертв, то должен был слышать о такой возможности хотя бы в не слишком далеком прошлом.

Приносить в дар богам могли не только живых существ. В болотных кладах Дании и Южной Швеции (всего около 25), датируемых 200–500 гг. н. э., обнаружены тысячи предметов вооружения. Особенно знамениты клады в Illerup Ådal (Ютландия, Дания). В заболоченном озере в 1950 г. при дренажных работах был открыт клад, в котором оказалось до 300 наконечников копий, более сотни щитов, поясных наборов, наконечников ножен, 129 трутниц и 124 расчески (всего около 1 200 предметов). Но это далеко не все. Примерно в том же месте впоследствии было найдено еще два клада с 15 000 предметов вооружения. А в 2009 г. в этом болоте, но в 2 км от кладов обнаружилось массовое захоронение немного более раннего времени: более 200 мужчин были одновременно брошены в озеро. Археологи единодушны в признании того, что и клады оружия, и это захоронение — дары богам. Победители приносили в жертву захваченное оружие, а также трупы убитых врагов, подобранные на поле боя, и, возможно, пленных. Исследование Иллеруп Одаль позволило даже частично восстановить ритуал жертвоприношений. От берега озера отходили длинные деревянные помосты, на которых совершались некие ритуалы и с которых в воду сбрасывались жертвенные предметы. Это озеро использовалось для жертвоприношений по меньшей мере четыре раза на протяжении полутысячелетия: видимо, оно считалось сакральным местом.

Сокрытие ценностей — даров богам — в недосягаемых местах: море, озере, болоте — продолжало практиковаться в эпоху викингов. Как рассказывается в «Саге об Эгиле Скаллагримссоне», отец знаменитого скальда в вечер перед смертью «велел оседлать коня, и, когда все легли спать, он уехал из дому. Выезжая, он держал перед собой довольно большой сундук, а под мышкою — медный котел. Люди рассказывали потом, что сундук или котел, а возможно, и то и другое, он утопил в болоте Крумскельде («Топи Сутулого»), а сверху навалил большой плоский камень» (гл. 58). Сундук был полон серебра, и, предчувствуя смерть, Скаллагрим принес свое сокровище в жертву богам. Так же позднее поступил и сам Эгиль на старости лет: однажды он уехал с двумя сундуками серебра и двумя рабами, а наутро вернулся один. Ни рабов, ни сундуков больше никто не видел. После его смерти люди стали гадать, где он спрятал серебро: возможных мест было несколько: поблизости от его хутора имелось большое и глубокое болото, у горячих источников образовались глубокие ямы, а в одном овраге, где при оттепели низвергался водопад, люди стали находить английские монеты (гл. 85). Но клад так и не был найден ни в Х, ни в ХХI в., когда на усадьбе Эгиля проводились крупномасштабные археологические исследования. Клад Эгиля также предназначался богам, а рабы, помогавшие его закопать или утопить в болоте, были убиты Эгилем в качестве посвятительной жертвы и/или чтобы они не выдали место, где был захоронен клад.

Цели и организация жертвоприношений могли быть различны. Наиболее распространенными были дарственные жертвоприношения: богам приносились дары, чтобы обеспечить благополучие сообщества или индивида. Особенно важными считались ритуалы, совершаемые ради урожая и благоденствия общества. Они были публичным действом, совершаемым верховным правителем, и в нем участвовали все члены сообщества. Эти ритуалы проводились раз в девять лет в специальных культовых местах. Более локальные общинные жертвоприношения были связаны с календарными обрядами, но они совершались во время пиров, приуроченных к языческим праздникам, прежде всего йолю (праздник середины зимы). На церемониальных трапезах люди разделяли с богом или богами сакральные пищу (конину) и напиток (эль). Пиры во время тингов в Упсале упоминает Адам Бременский, и о них неоднократно рассказывается в королевских и родовых сагах.

Совершались и индивидуальные жертвоприношения. Фактически любой человек мог принести жертву кому-либо из богов. Часты были приношения предкам — на курган возлагалась ритуальная пища. В начале Х в. арабский путешественник Ибн Фадлан, познакомившийся с русами (скандинавами) в Булгаре на Волге (поблизости от современной Казани), наблюдал, как прибывшие купцы устанавливали идолов и подносили им хлеб, молоко, мясо и лук.

Жертвоприношения делались в благодарность за победу (как клады из Иллеруп Одаля). Искупительные жертвоприношения совершались тогда, когда связи с богами были нарушены по тем или иным причинам. Для их восстановления требовались особо значимые жертвы, как, например, конунга Упсалы Домальди. Такая жертва помогала вернуть доброе отношение богов и обеспечить их помощь.

Важнейшим свидетельством местонахождения святилищ долгое время была топонимия (названия географических объектов). Дело в том, что топонимия в Скандинавии чрезвычайно устойчива: названия не только рек, гор и т. п., но и хуторов, деревень и городов, как правило, не менялись, и большая часть названий эпохи викингов сохранилась до нашего времени.

Древнескандинавское обозначение святилища — vé встречается повсеместно в Скандинавии, как, например, Véborg в Дании и Выборг в Ленинградской области. Часто в топонимах оно сочетается с именем одного из богов: Dísevé, Frösvi, Odensvi, Þórsvi в Швеции и Дании, в Норвегии остров Véøyа и др. Широко распространенным было название Ullevi — святилище в честь мало известного нам бога Улля. Именами богов назывались рощи, где, вероятно, были капища (например, Odenslund, Þórslund), и места тингов (Tysting), озер (Tissø) и заливов (Njarðvík). Наиболее распространенными были топонимы с именем Тора (в Дании их насчитывается 37), несколько менее часты топонимы с именем Тюра (около 30) и Одина (18).

Другими наименованиями, связанными с культовыми местами, были hǫrgr — жертвенник, сооружение типа алтаря из сложенных камней, видимо, под открытым небом, и hof — культовая постройка, храм. Именно hǫrgr и hof начали устанавливать боги после создания мира, согласно «Прорицанию вёльвы» (7). Жертвенники, вероятно, могли строиться в разных местах, прежде всего на местах тингов, где проходили собрания бондов округи. Рядом с жертвенниками могли устанавливаться вырезанные из дерева изображения богов. Такой жертвенник купцов-русов описывал Ибн Фадлан (начало IX в.) в Булгаре на Волге (см. выше). Саги крайне редко рассказывают о языческих святилищах: их авторы-христиане, видимо, считали неуместным подобные сюжеты. Нет уверенности и в том, что сохранившиеся описания соответствуют реальности. Так, явно литературный характер носит знаменитое описание языческого храма в Упсале в сочинении Адама Бременского (1070-е гг.).

Адам хорошо знает главных богов скандинавского пантеона: Один, Тор и Фрейр воплощали магию и власть, защиту и изобилие. Вполне вероятно, что в современной Старой Упсале, властном и культовом центре Упланда, существовал языческий храм (несмотря на многие десятилетия археологических исследований, его местонахождение не обнаружено). Но само описание Адама основывается на литературных образцах, и никаких золотых украшений и цепей быть на упсальском храме не могло.

Описания саг, отстоящих на двести-триста лет от времени событий, представляют скорее воспоминания о давно прошедших временах, правда, воспоминания, бережно хранимые в исландском обществе.

Среди рассказов о насаждении христианства норвежским конунгом Олавом Харальдссоном, впоследствии Святым (ум. 1031), выделяется повествование об обращении в новую веру конунга области Долины Гудбранда. К этому эпизоду мы вернемся в главе 9, здесь же отметим, что у главного тинга области был храм (hof), в котором стояла деревянная статуя Тора. «В руке у него молот. Он громадный, а внутри полый. Он стоит на подставке, и когда его выносят, то снова ставят на эту подставку. Он богато украшен золотом и серебром. Каждый день ему приносят четыре каравая хлеба и мясо» (Сага об Олаве Святом, гл. СXII. КЗ. С. 257).

Переезжавшие в Исландию норвежцы привозили с собой не только имущество и скот, но и священные предметы: резные столбы главного сиденья в доме и изображения богов. Прежде чем отправиться в опасный путь знатный норвежец Торольв Бородач совершил жертвоприношение Тору, чтобы узнать, стоит ли ему уезжать из страны. «Жребий указал Торольву плыть в Исландию… Он разобрал храм (hof) и взял большую часть бревен с собой вместе с землей из-под жертвенника, на котором сидел Тор». Подплывая к берегу, Торольв бросил в воду столбы, на одном из которых был вырезан Тор: он решил поселиться там, куда вынесет столбы. Затем занял большой участок земли и основал хутор, который назвал Храмовый Двор.

Автор саги, христианин, живший в XIII в., описывает святилище Торольва, имея перед глазами христианскую церковь, — он все время сравнивает его устройство с церковным: жертвенник с алтарем, прут с кропилом и т. д. Но, вероятно, общее представление об устройстве языческого святилища это описание дает. Упоминание же в нем «места мира», т. е. священного пространства, которое давало убежище преступнику, перекликается с рунической надписью IX в. из Эстеръётланда (Швеция): «Гуннар вырезал эти руны. И он избежал наказания, скрывшись в этом святилище (vé)». Гуннар, очевидно, совершил убийство и бежал в святилище, где осуществить кровную месть и убить его было невозможно.

Наши представления о культовых местах и постройках существенно пополнились после нескольких десятилетий интенсивных раскопок, прежде всего «усадеб магнатов» — резиденций местных вождей / конунгов, которые служили центрами власти. Неизмеримо возросший археологический материал позволил определить круг находок, связанных с языческими ритуалами и, более того, выявить культовые постройки, определить особые площадки для жертвоприношений и установить их соотношение с комплексом жилых помещений, прежде всего с «залом» — «большим домом» вождя, где проходили пиры и другие общественные действа.

«Большие дома» могли достигать длины 100 м и делились обычно на два или три помещения: жилое с одной из сторон, в центре — парадный «зал» с очагом посередине и лавками вдоль стен. Третий отсек мог служить помещением для скота. В таких палатах устраивались пиры, совершались обряды. Зал богато украшался тканями (в том числе с изображениями животных, ритуальных сцен, богов, оружием, ценными предметами. Но главные культовые действа происходили в особо отведенных местах. На такой усадьбе, вблизи от зала располагалась постройка (тот самый hof, ранее известный только по сагам), которая отличалась небольшими размерами и иной, нежели «большой дом», конструкцией. Остатки такого храма были хорошо изучены на усадьбе местного вождя в Уппокре (Сконе, Швеция). Это поселение существовало на протяжении почти тысячелетия, прекратив существование в 990-е гг. В VII–VIII вв. оно было крупнейшим и богатейшим центром власти, торговли и ремесла западной части Сконе, а также важнейшим культовым центром. Языческий храм на протяжении III–X вв. перестраивался шесть раз без особых изменений. Он был длиной 13 м и шириной 6,5 м, высота могла достигать 3–4 м, и имел три двери: две на юг и одну на север. У северо-западного входа имелась пристройка типа крыльца: видимо, это был главный вход. В центральной части помещения находился «помост» (как в храме Торвальда), который возвышался на четырех колонках. Под угловыми столбами и в траншеях под вертикально поставленными досками стен было найдено около 200 «золотых человечков» — маленьких, 1–2 см — фигурок, вырезанных из золотой фольги. Они служили жертвоприношениями богам при постройке здания. К северу от храма обнаружили большое количество оружия, причем многие предметы были погнуты или разломаны — как и жертвенное оружие в болотных кладах Дании. Как и в Дании, предметы вооружения были перемешаны с костями, в том числе человеческими. Все это лежало на каменной выкладке, которая, видимо, служила жертвенником. Внутри храма имелся очаг, около которого были разбросаны серебряный с золотом стакан, стеклянная чаша и фрагменты 10 других стеклянных сосудов, фибулы, бусы, кусочки золотой фольги и др. Они относились к разному времени — приношения богам совершались здесь на протяжении всего существования святилища.

Сходная картина наблюдается в другом столь же богатом и длительно существовавшем поселении — в Тиссё на острове Зеландия (Дания). Неподалеку от «большого дома» располагался храм, где было найдено большое количество ценных предметов, а еще южнее — место жертвоприношений. Иногда культовая зона усадьбы, храм и место жертвоприношений, огораживались. Аналогичные комплексы изучены и в других местах Швеции, Норвегии и Дании.

Впервые название жреца — годи (goði), производное от слова goð «бог», встречается в норвежской рунической надписи из Nordhuglo (около 400 г.). Она высечена на камне самим годи: «Я, годи, не подвластен колдовству» или «Я, годи, не [занимаюсь] колдовством». Годи упоминаются еще в трех датских надписях. Все они происходят с острова Фюн, и их тексты указывают на существование округов, в которых действовали свои годи. В двух из них речь идет о годи одного и того же округа или культового центра. Один из них установлен годи по имени Хродульв в память о его утонувшем сыне, второй — сыновьями в память об их отце, Роульве, который «был хорошим годи». Оба камня установлены на западе и юго-западе острова Фюн, где, очевидно, располагался округ, годи которого упомянуты в этих двух надписях.

Третий памятник, датируемый началом Х в., также с острова Фюн, более подробно говорит о деятельности годи, в честь которого он воздвигнут в Glavendrup, остров Фюн, Дания. Памятник был установлен как бы на носу корабля, выложенного из крупных валунов. Время сооружения «каменного корабля» неизвестно: подобные монументы создавались на протяжении всего I тысячелетия н. э. В отличие от большинства других подобных «кораблей», в центре главендрупского было обнаружено девять захоронений, но неясно, имеют ли они отношение к рунической стеле или нет. Надпись же гласит:

Надпись замечательна во многих отношениях. Прежде всего, она свидетельствует о том, что Али Бледный обладал одновременно религиозной и мирской властью. Его функции годи были связаны со святилищем, но он также был главой войска, прославившимся своими ратными подвигами. В чем состояли его обязанности годи святилища, частично раскрывает исландская «Сага о Людях с Песчаного Берега» (гл. IV. C. 25): «Годи должен был содержать храм, чтобы он не пришел в упадок, и устраивать в нем жертвенные пиры». Проведение «жертвенных пиров» предусматривало совершение жертвоприношений, что также входило в обязанности годи. Двойственная деятельность жрецов, культовая и общественная, отмечавшаяся еще Тацитом, как видим, сохраняется на протяжении всего языческого периода.

Во-вторых, в этой надписи использованы одновременно обращение к Тору и заклятие нанесшего вред памятнику. И первое, и второе встречаются, хотя и нечасто, на рунических стелах дохристианского времени. Тексты обоих формульны, закреплены традиций и повторяются в других надписях почти дословно.

Двойственность обязанностей годи в эпоху викингов получила развитие после заселения Исландии. Уже в ходе освоения острова наиболее знатные и богатые переселенцы строили капища и небольшие храмы на своем участке земли — как Торольв Бородач (см. выше). Как правило, владельцы этих храмов становились годи округи: они устраивали общественные пиры, содержали в порядке культовые постройки, совершали жертвоприношения. Усадьбы со святилищами становились своего рода центрами округи: здесь совершались культовые действа, в которых участвовали все близлежащие жители. Такая округа, равно как и власть годи в ней, получили название годорд (goðorð). По решению альтинга (собрания все свободных мужчин острова) 964 г. число многочисленных больших и малых годордов было сокращено до 39. Во главе их стояли годи — наиболее знатные и зажиточные главы могущественных кланов. Вплоть до принятия христианства в 1000 г. они продолжали выполнять жреческие и властные функции в своем годорде. После принятия христианства положение годи не слишком изменилось. Они сохраняли мирскую власть. Естественно, что их жреческие обязанности прекратились, но многие годи начали ставить на своих участках теперь уже христианские церкви, а недолгое время спустя некоторые из них становились священниками, снова совмещая церковную и светскую власть. К XIII в. связь годи с культом полностью оборвалась, и они превратились в административных глав годордов, которые можно было продать или купить, которые переходили по наследству или делились между наследниками.

В наибольшей степени нам известны культы Одина и Тора, сведений о культах других богов, в том числе Фрейра, почти не сохранилось. Очевидно, с почитанием Фрейра как бога плодородия были связаны сезонные обряды и праздники, и значение его в религиозном мире скандинавов было велико. Не случайно статуи именно этих трех богов, по описанию Адама Бременского, стояли в упсальском храме. Проводимые раз в девять лет особо торжественные жертвоприношения, видимо, посвящались Одину: об этом говорит повешение на деревьях трупов принесенных в жертву людей и животных. Ритуал повторял собственное жертвоприношение Одина: его самоповешение на Иггдрасиле. Связь с богом устанавливалась таким образом на нескольких уровнях: мифологическом и культовом. Можно полагать, что одновременно приносились жертвы Тору и Фрейру.

Распространение культов этих трех богов различалось. В эпоху викингов, когда воинские походы были одним из основных способов приобретения богатства и славы, в культе Одина стал доминировать его образ бога боевой ярости, бога войны. Он — «отец падших», но в первую очередь падших знатных, вождей, конунгов, прославившихся героев, которых он с особым почетом встречает в Вальхалле. Богом войны называет Одина и Адам Бременский, отмечая, что его статуя в храме облачена в полное воинское снаряжение, и ему приносят жертвы в случае войны. Поскольку война была важнейшим занятием знати, то Один стал богом конунгов и военной элиты. Именно к нему они обращаются за помощью в битве. Так, в рассказе о битве в долине реки Фюри поблизости от Упсалы, состоявшейся в 980-е гг., конунг Свеаланда Эйрик Победоносный, часто совершавший жертвоприношения Одину, просил его о победе. Он дал обет принести в жертву себя самого через 10 лет, если победит. Его противник Стюрбьёрн обратился за помощью к Тору. Через некоторое время к Эйрику подошел высокий человек, скрывавший свое лицо под капюшоном. Он дал конунгу палочку и велел выстрелить ею из лука над войском Стюрбьёрна, говоря: «Всеми вами владеет Один». Когда началась битва, Эйрик выпустил палочку, которая понеслась как копье над вражеским войском. Тут же люди Стюрбьёрна потеряли зрение, как и сам их предводитель. А затем произошло чудо: с горы сорвалась лавина и накрыла войско Стюрбьёрна.

«Правильное» обращение к Одину вознаграждается, но горе тому, кто пытается получить его помощь обманом. В легендарной «Саге о Гаутреке» (гл. 7) рассказывается, как конунг Викар во время викингского похода обратился к Одину, прося послать ему попутный ветер и обещая человеческую жертву за это. Когда же был кинут жребий, кого следует принести в жертву, выбор пал на самого конунга. Не желая лишиться своего предводителя, люди Викара предложили, чтобы он встал на пень, вокруг шеи ему накинут петлю из кишок теленка и прикрепят их к ветви стоящего рядом дерева. Известный герой и почитатель Одина Старкад должен встать рядом с Викаром, держа в руках прут. Когда все было приготовлено, Старкад бросил в Викара прут со словами: «Вот я посвящаю тебя Одину!» В тот же момент прут превратился в копье, которое пронзило Викара насквозь, пень выскользнул из-под его ног, кишки теленка стали крепкой веревкой, а ветка дерева взмыла вверх и подняла в воздух Викара. Так он оказался дважды принесенным в жертву Одину: пронзенным копьем и повешенным на дереве.

В мифологической традиции Один сам устанавливает некоторые ритуалы. Как рассказывает Снорри Стурлусон, Один умирал от болезни, что по общим верованиям лишило бы его возможности попасть в Вальхаллу. Потому перед смертью он «велел пометить себя острием копья и присвоил себе всех умерших от оружия». С тех пор умирающий от болезни человек мог обеспечить себе пребывание в Вальхалле, пронзив себя копьем или мечом и тем самым посвятив себя Одину (Сага об Инглингах, IX; КЗ. С. 15).

Еще одним установлением Одина был обряд погребения:

После смерти Один был сожжен, и кремация умершего стала на долгое время одним из основных погребальных обрядов в Скандинавии. Описания пышных погребений этого типа представлены в «Младшей Эдде» — мифологические похороны Бальдра, и в «Записке» Ибн Фадлана — реальные похороны знатного руса в Булгаре на Волге в начале X в. И в том и в другом случае умершего после ряда приготовлений кладут в ладью. Роскошные одежды, ценные украшения, богато орнаментированное оружие, прежде всего меч, а также другие необходимые в загробном мире вещи окружают покойного. Его сопровождают принесенные в жертву конь, собака, петух. Согласно Ибн Фадлану, старуха, которую он называет «ангелом смерти», умерщвляет девушку — наложницу покойного. Дым от погребального костра возносится высоко в небо: считалось, что чем выше поднимается дым, тем выше в небо поднимается умерший. Затем над кострищем насыпался высокий курган — тем больший, чем знатнее был умерший.

Этому погребальному ритуалу следовали скандинавские конунги и русские князья Х в., и некоторые из этих курганов хорошо исследованы. В них находят железные ладейные заклепки (сами деревянные ладьи сгорали на костре), обгоревшие украшения из серебра, бронзы, иногда золота, предметы вооружения. В центре кургана нередко находился котел с костями и шкурами козлов. В самом большом древнерусском кургане — Черная могила в Чернигове — обнаружены сожженные останки двух мужчин, как предполагается, отца и сына, а также нескольких рабов или рабынь. Рядом с котлом с костями и шкурой козла лежали два больших питьевых рога с серебряными оковками, на которых были изображены люди и мифические животные, и маленькая статуэтка божка, держащего себя за бороду. Все эти подношения умершим были накрыты грудой доспехов. Специальным знаком посвящения умершего Одину было сломанное или воткнутое в землю оружие.

Таким образом, с культом Одина были связаны три основных ритуала: жертвоприношение через повешение, посвящение оружием перед смертью и сожжение умершего.

Однако сожжение в ладье было далеко не единственным погребальным обрядом. Снорри Стурлусон пишет о двух веках: веке сожжения и веке курганов:

В действительности различные погребальные обряды сосуществовали. Погребение в ладье не всегда сопровождалось сожжением умершего, например, в таких знаменитых погребениях под огромными курганами как в Осеберге и Гокстаде в Норвегии. В осебергском корабле длиной 21,5 м, в 834 г. были погребены две женщины, старшую из которых, 80-летнюю, отождествляют с упомянутой Снорри Стурлусоном правительницей юго-восточной Норвегии Асой, матерью конунга Хальвдана Черного. Вместе с Асой были захоронены 14 лошадей, бык и три собаки. Тела обеих женщин, одетых в роскошные одежды, лежали на кровати, покрытой гобеленом, в палатке на носу корабля (такую палатку в погребальной ладье видел Ибн Фадлан). Корабль заполняли сотни предметов, начиная с саней и четырехколесной телеги — транспорт для зимы и лета — и кончая столовой утварью, инструментами, фрагментами шерстяных и шелковых тканей. Бортики саней и телеги были покрыты резьбой с изображениями сцен героического эпоса, а по углам телеги высились резные головы драконов.

В середине IX — Х в. распространяется еще один вид элитных погребений — в деревянных срубах (камерах). Вероятно, эти камеры символизировали дома мертвых. Такой «дом» под курганом, согласно Снорри Стурлусону, был построен для умершего Фрейра (Сага об Инглингах, Х. С. 15–16). Упомянутый Снорри конунг Дан Гордый «велел насыпать курган и похоронить себя в нем в облачении конунга и бранных доспехах вместе со своим конем и всей сбруей и разным другим добром» (КЗ. Пролог. С. 9). Вера в то, что мертвые могут продолжать жить в курганах и что при определенных условиях живые могут общаться с ними, сохранялась долго. В сагах неоднократно рассказывается о таких встречах. В легендарной «Саге о Хервёр и конунге Хейдрике» дева-воительница приходит к кургану отца и заклинанием пробуждает его, чтобы получить от него волшебный меч Тюрфинг. Попытки проникнуть в курган, чтобы завладеть скрытыми в нем сокровищами, были нередки — и они засвидетельствованы разграбленными еще в древности захоронениями. Но в фольклорной традиции такие попытки пресекались самими «жителями курганов»: по рассказам саг, герою приходилось выдерживать тяжелый поединок с ожившим мертвецом, и не всегда он выходил победителем в этой борьбе.

^{Голова дракона, дерево, около 834 г., Oseberg, Норвегия}

^{Photo: Wilse, Anders Beer / Norsk Folkemuseum}

Культ Одина был элитным и противостоял культу Тора как распространенному в низших слоях общества. Это различие осознавалось исландцами: в предположительно поздней эддической песни Один, скрывающийся под именем Харбарда и вступивший в перебранку с Тором, недвусмысленно говорит о низком статусе людей, поклоняющихся Тору: «У Одина — ярлы, у Тора — рабы» (Песнь о Харбарде, 24). Почитателями Тора, однако, были не столько рабы, сколько свободные бонды — основное население Скандинавских стран. Из среды бондов происходило большинство участников викингских походов. Поэтому культ Тора приобрел особую популярность во всех Скандинавских странах в эпоху викингов, а в Исландии он стал основным: на острове не было военной элиты, конунгов и ярлов, и потому не существовало сколько-нибудь значительного почитания Одина. Предполагается, что к концу эпохи викингов культ Тора существенно потеснил культ Одина. Отражением противостояния этих культов является сама «Песнь о Харбарде», в которой в форме перебранки сравниваются — в пользу Тора — деяния обоих богов.

Рассказывая о языческом храме в Упсале, Адам Бременский называет самым могущественным богом Тора, статуя которого стоит посередине между статуями Одина и Фрейра (Адам Бременский IV, XXVI. С. 436). Снорри описывает статую Тора, как она представлялась ему на основании устной традиции (см. выше). Известна и миниатюрная статуэтка из Исландии, изображающая сидящего Тора. Возможно, что и «идол» из кургана Черная могила в Чернигове является восточноевропейским осмыслением Тора.

Едва ли не самым показательным свидетельством популярности культа Тора является распространение амулетов — подвесок в виде молота Мьёлльнира. Десятки, если не несколько сотен таких подвесок, одиночных или нанизанных на шейный обруч, из серебра, бронзы или железа, находят на всех территориях, где жили скандинавы: от Ирландии до Руси. Значительны следы культа Тора и в топонимике Скандинавских стран, особенно в Норвегии и в Средней Швеции, где имя Тора часто связано с обозначением культовых мест (vé, hоf и lundr) и чрезвычайно распространено в древнескандинавском именослове, где его имя является первой частью более 30 составных личных имен: Торгейр, Торстейн, Торульв и др. И именно Тор стал главным оппонентом Христа в начавшейся после прихода христианства в Скандинавские страны борьбе старой и новой религий.