И тогда я решилась.

Я знала адрес Леры. Ее мать, и моя подруга Ирина, хвасталась, что сняла для дочки уютную однушку недалеко от института.

Не думая ни о чем, я села в машину.

Мне нужно было увидеть правду своими глазами.

Подъезжая к ее дому, я увидела машину мужа, припаркованную в соседнем переулке. Небрежно, словно впопыхах. Сердце бешено заколотилось в груди, стало трудно дышать. Я вошла в подъезд, и меня охватило странное ощущение нереальности происходящего. Чужой дом. Чужая дверь. Мой муж.

Не в силах пошевелиться, я застыла перед дверью квартиры номер тридцать четыре.

Нажала кнопку звонка. Из-за двери послышались приглушенные голоса, смех, а затем шаги. Дверь открылась.

На пороге стояла Лера.

В старой футболке Артема, беззастенчиво сползающей с ее обнаженного плеча. Ее волосы были растрепаны, а на пухлых губах застыла улыбка, которая исчезла с моим появлением. — Тетя Лена… —робко прошелестела она.

Я отодвинула Леру в сторону и шагнула внутрь. Маленькая прихожая упиралась в гостиную, заваленную книгами и одеждой. На низком диване, спиной ко мне, сидел Артем. Мой муж. В своих домашних трениках. — Кто там, зай? — лениво спросил он, оборачиваясь. Его глаза встретились с моими. В них промелькнуло шокированное непонимание, а затем животный, панический ужас.

Он вскочил с места, будто его ударило током. — Лена… Что ты… Как ты… — он не мог вымолвить и слова.

Я смотрела на их разбросанные вещи, на две чашки кофе на журнальном столике, на его телефон, лежащий на подлокотнике дивана. Здесь была его другая жизнь.

Моя жизнь распадалась на части. На миллионы осколков, каждый из которых резал душу.

— Я… я могу все объяснить, — хрипло произнес Артем, делая шаг ко мне.

Но здесь не могло быть объяснений. Вся совместная жизнь рассыпалась в мелкую, беззвучную пыль.

Я развернулась и вышла. У меня не было слез. Я будто заледенела внутри.

Просто вышла, оставив открытой дверь.

Я не помню, как спустилась по лестнице, как села в машину. Помню только, как ехала куда-то, и как слезы ручьями текли по лицу.

Остановилась я только у моря.

Встала на край обрыва и смотрела на волны, которые бились о скалы. Так же, как мое сердце билось о ребра. Хотелось отпустить все. Просто шагнуть и забыть. Но где-то глубоко внутри, под всей этой болью и пустотой, мелькнуло родное личико дочери, ради которой мне нужно жить.

Я вернулась домой поздно вечером. Катя сидела на диване в гостиной, бледная, с заплаканными глазами.

— Он звонил, — тихо пробормотала она. — Говорил, что ты, наверное, уехала к тете Свете. Просил не волноваться.

Я села рядом с ней, и мы молча смотрели друг на друга. Две женщины, преданные одним любимым мужчиной.

— Прости, — прошептала я. — Прости, что сразу не поверила тебе.

Она кивнула, и слезы снова потекли по ее лицу.

— Что мы будем делать? — осторожно спросила у меня.

— Не знаю, — честно ответила я.

Артем вернулся через три часа.

Он вошел в комнату, пытаясь выглядеть уверенным, но в его глазах плескался страх.

— Лена, мы должны поговорить, — твердо сказал он.

— Да, — я встала. — Должны.

Мы сели за кухонный стол. Катя осталась в гостиной, но я знала, что она слушает.

— Это… это не то, что ты думаешь, — начал он. — Просто так получилось. Ты же знаешь, какая она… молодая, слишком открытая…Она соблазнила меня.

— Тебе сорок два, Артем, — прервала его я. — Ты взрослый мужчина. И не она тебя «соблазнила», а ты сделал выбор.

Он раздраженно вздохнул, проводя рукой по лицу.

— Ладно, да, я виноват. Но послушай, это ничего не значит! Это просто секс. Я люблю тебя, понимаешь⁈ Ты моя жена.

Я смотрела на него и вдруг поняла, что ничего не чувствую.

Ни боли, ни злости. Просто пустота.

— Нет, — тихо сказала я. — Я была твоей женой. Теперь я просто женщина, которую ты предал.

— Что⁈ — он посмотрел на меня с недоумением. — Ты что, хочешь развода?

— Я хочу, чтобы ты ушел, — увереннее сказала я. — Сегодня. Собери вещи и уходи.

Он засмеялся. Громко, почти истерично.

— Ты с ума сошла⁈ Это мой дом! А вы моя семья! Я не уйду.

— Тогда уйду я, — в дверях появилась дочка. — Мама со мной. А ты останешься здесь один. Со своим выбором .

Он посмотрел на нее, затем на меня. И в его глазах я увидела не раскаяние, а злость. Оскорбленное самолюбие.

— Хорошо, — прошипел он. — Хорошо. Я уйду. Но вы обе об этом пожалеете.

Он ушел в нашу спальню, собирать вещи.

Катя села рядом со мной и взяла мою руку в свою.

— Все будет хорошо, мам, — сказала она. — Я обещаю.

Я смотрела на наши сцепленные руки и понимала: мне нужно стать сильнее. Как моя дочь. Ради нее. Ради себя.

Артем ушел к Лере. Мы узнали об этом от общих знакомых, которые с жалостью в голосе рассказывали, как они видели их вместе в магазине, выбирающими мебель для новой квартиры.

Я подала на развод.

Артем не сопротивлялся, но и не помогал. Он был холоден, как нерушимый айсберг.

Катя изменилась. Из веселой девочки она превратилась в серьезную молодую женщину. Она заботилась обо мне, как мать о ребенке. Готовила, убирала, следила, чтобы я ела.

— Мам, тебе нужно выйти куда-нибудь, — сказала она однажды. — Сходи хотя бы в кино.

— Не могу, — ответила ей. — Еще не готова.

Но она была права. Я застряла в своем горе, как в вязком болоте. Каждый день я просыпалась с мыслью о нем. Каждую ночь засыпала с болью в сердце.

Так прошло два месяца. Однажды я решила убрать его вещи с антресоли. Старые свитера, книги, которые он не забрал. И маленькую коробку с нашими памятными вещами.

Я открыла ее. Билеты из нашего первого путешествия. Снимок УЗИ, когда Катя еще не появилась на свет. Письма, которые он писал мне, когда мы встречались.

А на ее дне лежал конверт с моим именем. Новый.

Я открыла его дрожащими руками.

'Лена, если ты читаешь это, значит, я не нашел в себе смелость отдать тебе письмо лично. Я знаю, что разрушил все, что было между нами. Знаю, что просить прощения бесполезно. Но я хочу, чтобы ты знала: я никогда не хотел причинять тебе боль. Я просто… заблудился. И теперь не могу найти дорогу назад. Прости меня. Если сможешь.

Артем.'

Письмо было датировано неделей назад. Значит, он оставил его здесь недавно, когда заходил за оставшимися вещами.

Я сидела на полу с этим письмом в руках и плакала. Но на этот раз это были не слезы отчаяния, а слезы прощания. Прощания с иллюзиями. С надеждой. С любовью, которая умерла.

В тот вечер я впервые за долгое время накрасилась и пошла в кафе. В то место, где мы никогда не были с Артемом. Я сидела за столиком, пила кофе и смотрела на людей. И вдруг поняла, что дышать стало легче.

Боль не ушла. Но она перестала быть центром моей вселенной. Теперь она была просто частью меня. Моим шрамом.

Прошло полгода. Развод был оформлен. Я получила квартиру и алименты. Катя решила сменить университет и поступила другом городе.

Я осталась одна.

Сначала было страшно. Пустота в доме давила. Но постепенно я начала заполнять ее собой. Настоящей собой, а не той, кем я была с Артемом.

Я записалась на курсы живописи. Оказалось, я умею рисовать. Краски стали моей терапией. На холсте я выплескивала всю свою боль, весь свой гнев, и разочарование. И постепенно темные тона сменились на яркие.

Я нашла работу оформителем в местном журнале. Небольшая зарплата, но мне нравилось. Впервые за много лет я делала то, что хотела, а не то, что должна.

Иногда я видела Артема с Лерой в городе. Они держались за руки, но в его глазах не было счастья. Только усталость.

Однажды мы столкнулись в супермаркете.

— Привет, — сказал он нерешительно.