И у нее это ловко получалось. Журнал исчезал в большой сумке с пейслийским узором, которую она брала с собой каждый день, и она начинала обмахивать всё тряпкой для пыли. И видеть, как эта крупная женщина обмахивает пыль, было что-то особенное. Она была похожа на медведицу, вытирающую пыль в своей берлоге.

Однажды утром, в субботу, когда у Рози Мэй был выходной, я сидел на веранде рядом с папой на одном из металлических садовых стульев, он выстругивал палочку и рассказывал о новом фильме Джимми Стюарта[12] «Головокружение»[13], который показывали этим вечером. Он сказал, что ему не удастся его посмотреть, потому что у него так много работы, и его это бесит, потому что он любит Джимми Стюарта и думает, что в воскресенье он мог бы просто показать фильм для семьи и пригласить друзей, но Кэлли не сможет пригласить никого из своих. Она могла посмотреть, но в остальном она всё ещё была наказана.

Я выслушал это, и мне понравилась идея, особенно то, что Кэлли не будет приглашать друзей. Я действительно наслаждался ее наказанием. Я также завидовал тому, как она легко заводила друзей. За то короткое время, что мы жили в Дьюмонте, она успела завести их очень много. Она была такой хорошенькой, такой веселой, что стоило ей только появиться, и парни сходили с ума от нее, а девушки, хотя поначалу, возможно, и завидовали ей, вскоре тоже прониклись к ней симпатией.

Ну, большинство из них.

— Могу я пригласить подругу? — спросил я.

— Конечно. Кого?

— Рози Мэй.

Папа повернулся ко мне и сказал:

— Сынок, Рози Мэй цветная.

— Да, сэр, — подтвердил я.

Он улыбнулся мне.

— Ну, она ничего. Она мне нравится. Но белые люди не проводят время с цветными. Так не принято. Я ничего не имею против нее, понимаешь. На своем месте она ничего, но если бы я пригласил кого-нибудь из наших друзей, не думаю, что они захотели бы сидеть с цветной и смотреть фильм.

— Почему нет?

— Ну, цветные — другие, сынок. Они не такие, как мы с тобой. Хорошие, порядочные белые люди просто не проводят много времени среди ниггеров.

Полагаю, мне следовало бы знать об этом, но в Безынициативном я с ними не сталкивался. Там единственными цветными, которых я видел, были те, кто ехал в повозках, запряженных мулами, с плугами в кузове.

А еще был дядя Томми, точивший ножи и чинивший домашнюю утварь. Он жил у ручья в однокомнатной лачуге с пристройкой на заднем дворе. Я знал, что цветные люди, виденные мной, были бедными, но только в тот момент я понял, что они были другими, считались неполноценными по сравнению с белыми. И хотя я уже слышал слово «ниггер» раньше, теперь я понял, что его можно произнести таким образом, что оно будет подобно удару, даже если его произнесет белый человек.

Мне также пришло в голову, что у папы и мамы не было настоящих друзей в Дьюмонте, и они, скорее всего, проводили с Рози Мэй больше времени, чем с кем-либо из тех, кого они могли бы пригласить.

Папа, почувствовав мое разочарование, сказал:

— Если хочешь, можешь пригласить кого-нибудь из своих друзей. А как насчет того парня, Ричарда? На мой взгляд, он немного похож на хулигана, но, по-моему, с ним все в порядке.

— Да. Хорошо. Может быть.

— Думаешь, у него вши?

— Он часто чешется.

— По-моему, у него странная причёска.

Ричард был классный. Он мне нравился. Но именно тогда я понял, что чувствую более сильную привязанность к Рози Мэй, хотя я знал ее еще меньше, чем Ричарда.

Мы с Рози Мэй часто проводили время вместе. Мне не нужно было думать о том, что я собираюсь сказать, прежде чем заговорить с ней. Ричарду я точно не говорил, что люблю читать стихи, но я сказал об этом Рози Мэй. И хотя она не отличила бы стихотворения от коровьего дерьма, она понимала, что я люблю поэзию, и ценила мой интерес, и даже позволила мне дважды прочитать ей одно из произведений Роберта Фроста. Она также смотрела все фильмы о Тарзане с балкона кинотеатра «Палас», где их смотрели цветные, и она смотрела в чёрном кинотеатре в соседнем городке Талмонт фильмы, которых я никогда не видел и даже не слышал о таких. «Черные ковбои». «Черные гангстеры». Негритянские мюзиклы. Я понятия не имел, что такие фильмы вообще существуют. Она называла их «цветными киносеансами».

Догадываясь о моих раздумьях, папа сказал:

— Я просто хочу, чтобы ты знал, что я ничего не имею против Рози Мэй.

Я подумал, что она не ниггер. Я пошел в дом, поднялся наверх, лег на кровать и почувствовал себя… странно. Я не знаю, как по-другому это описать. Информация, которую я получил в тот день, поразила меня, как пуля, и это было похоже на рикошет, предназначавшийся для Рози, но попавший в меня.

Я оставил дверь открытой, и, когда я лежал на кровати, в комнату вошел Нуб и запрыгнул рядом со мной. Вскоре после этого в дверь постучала Кэлли. После инцидента с шариком папа и мама поменялись с ней комнатами, переселив ее наверх, в соседнюю со мной комнату.

Кэлли была босиком, волосы собраны в конский хвост, на ней были розовые бриджи и белая мужская рубашка большого размера. Как и большинство девочек в ее возрасте, она злоупотребляла духами. Если уж на то пошло, три года спустя я тоже злоупотреблял одеколоном.

Она прислонилась к дверному косяку и сказала:

— Если мама застанет тебя в обуви на кровати, да еще с собакой, будут неприятности.

— Ты должна всё знать о неприятностях, — сказал я. — И ей наплевать на Нуба. Она пускает Нуба к себе на кровать.

— Может, и так, но ты ничего не знаешь о том, что у меня за неприятности, Стэнли Митчелл-младший. Ничего. Я ничего не сделала. А теперь я под домашним арестом в самое лучшее время моей жизни. Я должна веселиться.

— У тебя в комнате не должно быть таких шариков.

Я повернул голову, чтобы посмотреть на Кэлли, и увидел, что она покраснела.

— Я хочу, чтобы ты знал, что это не то, что ты думаешь.

Я не был уверен, что я думаю, но ничем не выдал своего невежества и просто сказал:

— Да, как скажешь.

— Джейн Джерси забросила его в мое окно… Ну, по крайней мере, я так думаю. Кто-то, кому нравится Честер, не хочет, чтобы мы были вместе, и хочет создать мне плохую репутацию. У Джейн Джерси и так плохая репутация. Не говоря уже об уродливой прическе. В ее волосах можно спрятать арбуз. На самом деле, они похожи на проволочную ловушку для рыбы.

— Почему тебе нравится Честер? Он жуткий. Он похож на пришельца с другой планеты. Кажется, я видел его во «Вторжении обитателей летающих тарелок»[14]. Он был маленьким монстром слева.

— Ты просто злой, Стэнли.

— И ты хочешь сказать, что Джейн Джерси пришла и закинула к тебе в окно этот шарик? И я должен на это купиться?

— С большинством девушек я лажу, но некоторые ревнуют. Джейн самая ревнивая. Раньше она встречалась с Честером. Но я их не разлучала. Они уже расстались. Я встретил его в «Молочной королеве», и мы сдружились. Ничего серьезного. Он просто веселый. Разный. Джейн из-за этого повела себя со мной отвратительно. Вечно хмурилась и просила оставить в покое ее парня. Она закинула эту резинку…

— Резинку?

— Так называется шарик, Стэнли. Его не называют шариком. Деликатно, его называют профилактическим средством. Но то, что она подсунула его в мою комнату или поручила кому-то из своих друзей сделать это, это просто подло. Я действительно не знаю, хотела ли она, чтобы мама или папа нашли это, но, думаю, она хотела показать мне, что получает то, что, по ее мнению, получаю я. Но это не так. А если бы и было, у меня хватило бы ума подобрать и избавиться от него. И если Честер получает то, что, по ее словам, он получает, я не хочу иметь с ним ничего общего.

В конце концов, я сдался.

— И что же она получает такого, чего не получаешь ты?