– Так кто кому хозяин? – спросил Блинков-младший. – Вы деньгам или они вам?
– Когда как, – легко признался мистер Силкин и погладил коробочку.
Глава XVII
Тайна дона Луиса
Эй, вы слышите? – спотыкаясь и раскачивая лодку, к ним перебиралась вымытая Ирка. От нее остро пахло хозяйственным мылом. – Это не мотор? Я уже давно слышу, только думала, что в ухе звенит.
Блинков-младший тоже давно слышал, но вообще об этом не думал. Мало ли что там звенит. В сельве и на реке тысячи звуков, и ни одного знакомого. А сейчас он ясно различил тонкое пение мотора.
– Это все из-за тебя, – сварливо заявил мистер Силкин. – Услышали взрыв и плывут.
– Ну и хорошо, – заикнулась Ирка.
– Хорошо, хорошо… Неизвестно еще, кто там плывет и зачем.
Мистер Силкин посмотрел на свою коробочку, как будто вспомнил о ней только сейчас, и кинул ее за борт. А потом стал выбрасывать все вещи из хижины, даже рубашку, хотя сам остался в лохмотьях.
– А я-то стирала… Сказали бы сразу, что не будете носить, – огорчилась Ирка.
Мистер Силкин не ответил и преспокойно утопил обе лопаты. Тут уж возмутился Блинков-младший:
– А грести чем?
– Они тебе погребут. Они тебе так погребут… – ворчал себе под нос мистер Силкин, примериваясь к бутылище с ртутью. Лицо у него стало непередаваемо страдальческое. Как будто ему без наркоза выдергивали зуб и одновременно сообщали, что его решено выслать из Америки.
– Ртуть нельзя в реку, она ядовитая, – запротестовала Ирка.
– Ох, нельзя, – вздохнул мистер Силкин и поставил бутылищу на борт. – А что поделать?
Бутылища качнулась, и мистер Силкин испуганно подхватил ее двумя руками, как младенца. Он передумал.
– Ну ладно. Если женщина просит… Только уж вы помалкивайте.
Неизвестная лодка приближалась. Ее мотор уже не звенел, а гудел басом. Блинков-младший пытался разглядеть лодку, но глаза слепили первые лучи солнца. Сначала они были малиновые, потом накалились добела, и вдруг солнце выскочило над рекой и проложило по воде золотую дорожку.
Мистер Силкин тоже обернулся на звук мотора и схватил мачете. Взлохмаченный и небритый, в разодранной рубашке, он был похож на пирата, готового идти на абордаж.
– Ничего, успею, – подбодрил себя мистер Силкин, взмахнул мачете и отхватил от палатки капроновую веревку. На одном конце он соорудил петлю и затянул ее на горлышке бутылищи. Другой конец, опасно свесившись за корму, привязал к лодке где-то под водой. Подергал на всякий случай – крепко. И вывалил бутылищу в реку.
– Только никому не говорите, – напомнил мистер Силкин, усаживаясь к мотору. Взвизгнуло, кашлянуло, водомет погнал за кормой взбаламученную воду. А мистер Силкин как ни в чем не бывало закурил свою потухшую сигару, и вид у него стал совсем независимый. Плывет человек с детьми по своим надобностям, ну и вы плывите себе мимо.
Катер оказался рядом очень быстро, как будто вынырнул из воды. Да, это был катер, большой. Его темный силуэт заслонял солнце. Пенные буруны разбегались из-под хищного носа. На мачте трепетал флаг Венесуэлы. Для тех, кто, может быть, не понял, что это не просто себе катер, а служебный катер, военный катер, на борту было написано латинскими буквами: «Гуардиа национале». А для особо непонятливых на носу стоял похожий на колодезный журавель одноногий пулемет. Гвардеец при пулемете был в одних трусах, но выглядел очень солидно. При пулемете кто хочешь будет выглядеть солидно.
Мистер Силкин сразу же заглушил мотор. Лодка раскачивалась на поднятой катером волне. Послышались команды на испанском, топот босых ног. Сбавляя ход, катер наплывал, наплывал как-то боком, пока лодка не ткнулась в серый высокий борт. К ногам мистера Силкина упал буксирный канат. Матрос угрожающе лязгнул затвором пулемета. Растерянный мистер Силкин подобрал канат и зачем-то встал.
– Хай! – крикнули сверху, и кто-то голый по пояс, худой, исцарапанный, спрыгнул в лодку.
Это был Вольф!
Мимоходом хлопнув Блинкова-младшего по плечу, пилот дона Луиса подошел к остолбеневшему мистеру Силкину и без лишних слов врезал ему кулаком в подбородок. Удар пришелся вскользь. Вольф подумал и ударил еще раз.
– Уотс зе метте, Вольф? – спросил знакомый-презнакомый, родненький голос.
На корме катера.
В оранжевом шезлонге.
Силясь повернуть голову, обхваченную каким-то высоким пластмассовым воротником, сидел…
– Папа! – завопил Блинков-младший.
Чьи-то мускулистые загорелые руки втащили его на палубу.
Папа сидел неподвижный, криво улыбаясь разбитыми губами. И опять у него нога была в гипсе. Блинков-младший замешкался, не зная, как прикоснуться к папе, чтобы не сделать ему больно. А потом кинулся к нему на грудь и все равно сделал больно. Под рубашкой у папы были бинты, и пахло от него лекарствами.
На катер подняли бутылищу с ртутью и мистера Силкина.
– Скажи им, Олег! – бросился мистер Силкин к папе. – Я сам, добровольно сдаю патрулю национальной гвардии найденную при случайных обстоятельствах ртуть…
– Не суетись, Миша. Они видели в бинокль, как ты ее прятал, – холодно сказал папа.
Блинков-младший сел рядом с ним на палубу, держа обеими руками папину руку. Холодная была рука, нездоровая.
– Он вас бросил, – без особого интереса к подлостям мистера Силкина догадался Блинков-младший.
– В общем, да, – подтвердил папа. – Мы послали его к реке. Компас дали, единственный…
Мистер Силкин все, конечно, слышал.
– Я спас твоих детей! – заявил он и гордо вскинул голову.
– Хочешь сказать что мог бы и бросить их, как нас, да? – папа вздохнул. – Чем гордишься, Миша?
Подходили какие-то не очень одетые люди – кто в плавках, кто в шортах, кто в форменных брюках с кантом, и все по пояс голые. У одного через плечо висел поясной ремень с кобурой. Блинков-младший решил, что это, наверное, офицер. На корме стало тесно. Ни Блинковым-младшим, ни мистером Силкиным никто особенно не интересовался. Зато все присаживались перед бутылищей с ртутью на корточки и пытались ее приподнять. «Бэйнтидос килограмо», – говорил кто-нибудь, а остальные ахали. «Бэйнтикуатро», – возражал другой. Остальные ахали и цокали еще громче.
– Эй, а про меня-то забыли! – Над палубой вынырнуло багровое от натуги Иркино лицо. Хватаясь за борт, она пыталась влезть на катер. – Здрасьте, Олег Николаевич!
– Здравствуй, Ира, – ответил папа и осуждающе посмотрел на единственного сына.
Блинков-младший кинулся втаскивать свою скво на палубу. Он вдруг поразился, какие у Ирки тонкие, ломкие пальцы. Конечно, ей пришлось тяжелее всех.
– Папа, – начал Блинков-младший, не выпуская Иркиной руки. – Папа…
Ему хотелось сказать много и сразу, но все слова казались неподходящими. Их уже произносили миллионы человек, а специальных слов про него с Иркой не было.
– Папа, это Ира, – выдавил он, и папа с очень большим пониманием кивнул в своем неудобном пластмассовом воротнике.
Оставшийся в лодке Вольф махал рукой кому-то на катере:
– Кам он!
Буксирный канат он продел в кольцо на лодочьем носу, а сам уже развалился, нога на ногу, и затолкал в уши маленькие наушнички своего плейера.
Низко загудел мотор, вскипела за кормой вода, и катер с места набрал ход. Лодка заскакала за ним по волнам, как мыльница.
Блинков-младший с Иркой уселись на палубу рядом с папиным шезлонгом – он справа, Ирка слева. А гвардейцы продолжали танцы вприсядку вокруг бутылищи. Кто-то уже заявил, что она весит «трэйнтакилограмо», другие с ним спорили. Наконец пришел штатский человек в белоснежном костюме. Он был очень похож на дона Луиса – такой же маленький, быстрый и решительный. Все расступились. Офицер с кобурой подтянул шорты и заговорил, показывая на бутылищу и повторяя: «Оро, оро». Дона Луиса-2 он называл дотторе.
– А дона Луиса поймали? – спросил Блинков-младший.
Папа удивился.
