Ирка смолчала, давая понять, что к ней эта глупость не относится.

Они не десантники. И снаружи, в грузовом отсеке вертолета, сидят, может быть, очень плохие люди, но не враги. Воевать с восьмиклассниками они не собираются. Им нужно, чтобы старший Блинков обследовал какой-то квадрат в сельве, ни больше ни меньше. Его жизни тоже пока что никто не угрожает, кроме диких зверей.

И все же, когда Блинков-младший постучал в лодочную крышку, он чувствовал себя предателем. Поэтому он стучал тихо. Как будто вовсе и не для того, чтоб их услышали и выпустили.

Потом он постучал громко. Потом они с Иркой оба стали колотить в крышку изо всех сил. Они уже задыхались. А еще потом Блинков-младший поймал себя на том, что стучится еле-еле, даже не стучится, а скребется. Ирка нашарила в темноте его руку и сказала:

– Брось, давай так полежим. Когда не двигаешься, дышать меньше хочется.

Они снова улеглись на жесткое подрагивающее дно лодки. Блинков-младший поцеловал Ирку в губы и не получил по затылку. Хотя, может быть, у Ирки уже просто не хватало сил драться. Или она подумала: пускай целуют кому хочется, пусть даже этот Блинков-младший – все равно помирать.

– Десантура не сдается, – повторил Блинков-младший, потому что так говорил раненый в Чечне десантник Всеволод, который в Ботаническом саду работал самым младшим садовником и мечтал поступить в университет. Всеволод очень убедительно это говорил. Скажет: «Десантура не сдается» – и уже никто не сомневается, что наша десантура не сдается ну просто ни при каких обстоятельствах. Всеволод бы точно не сдался. Он сорвал бы эту проклятую крышку одной левой. Он бы пальцем ее проткнул, как бумажную.

– Ирка, у тебя нет чего-нибудь острого? – спросил Блинков-младший таким слабым голосом, что сам себя не услышал. И засмеялся.

– Это ты с ума сходишь, – определила Ирка. – От кислородного голодания.

– Нет, – сказал Блинков-младший нормальным и даже громким военным голосом. – Это я дурак. У меня же есть ножик.

Он достал из кармана свою действующую модель швейцарского офицерского ножа и раскрыл шило.

Шило было длинное. Шило было четырехгранное. Шило вгрызалось в пластмассу пусть не как нож в масло, а как дрянное шило в прочную пластмассу, но все же работа шла!

Блинков-младший просверлил в крышке дырочку и попытался дышать. Воздух из дырочки приходилось высасывать, и все равно его не хватало. Тогда Блинков-младший раскрыл кривой консервный нож и расковырял дырочку в солидную дыру. Большой палец проходил в нее свободно. И они с Иркой стали по очереди дышать через эту дыру. Четыре вдоха он, четыре – Ирка. Они не могли надышаться.

– Вообще-то ты мог бы провертеть для себя вторую дыру, – немного погодя сказала Ирка.

Блинков-младший подумал и отказался:

– Нет. Это ослабит конструкцию.

– И ничего не ослабит. Просто тебе нравится дышать через одну дыру со мной. Потому что у тебя период полового созревания, – заявила Ирка.

Она была абсолютно права, но Блинков-младший, понятно, возмутился и сказал, что ничего подобного, не нравится.

– Ах не нравится?! – обиделась Ирка. – А с Ломакиной и Суворовой небось нравится!

– Это еще что! Некоторым нравится с Васечкой на дискотеку бегать, – парировал Блинков-младший. – А с Ломакиной и Суворовой я через одну дыру не дышал.

Ирка зашипела, как закипающий чайник.

– Ты с ними кое-чем похуже занимался. Обещал Надьке колготки купить. Скажешь, нет?

– Я ей обещал в порядке деловых взаиморасчетов, – отмел Иркины подозрения Блинков-младший. – Суворова мне дала заработать, а я им дал десять долларов… Ир, ну что ты городишь? Тут наркомафия, оружия найти не можем, а ты – про колготки.

– Дитя, – свысока заметила Ирка. – Оружие ему подавай.

Блинков-младший как следует надышался через общую дыру, отполз и стал проковыривать лодочную крышку в новом месте.

Через минуту шило увязло в пластмассе, он попытался его расшатать, и шило сломалось. Пришлось возвращаться к дыре, которая теперь стала как бы Иркина. Отдышавшись, Блинков-младший попробовал ковырять крышку лезвием и сразу же обломил кончик. Штопор вообще не брал пластмассу – скользил. Блинков-младший понял, как ему повезло. Если бы шило сломалось на первой дыре, они с Иркой задохнулись бы насмерть.

– Рассвело или мне кажется? – миролюбивым тоном спросила Ирка.

В темноте блестели ее глаза, казавшиеся очень большими. Блинков-младший поднес к дыре часы, и стало видно часы, но стрелки еще не различались.

– Рассвело. Как думаешь, Ир, сколько мы летим?

– Сто лет… Какая тебе разница? Летишь – и лети, люди придут – постучимся. Господи, лучше бы я в Москве осталась! – раздраженно сказала Ирка.

Блинков-младший понял, что ей очень страшно.

Вертолет заложил такой крутой вираж, что Ирку бросило на Блинкова-младшего, а потом его – на Ирку. Еще громче завыли и загрохотали механизмы, и к этому шуму добавились другие шумы, чем-то знакомые: скрип и, кажется, урчание электрических моторов. Потом рядом с лодкой затопало по железу сразу несколько человек. Блинков-младший прильнул глазом к дыре и увидел чей-то волосатый впалый живот – Вольфа, наверное, он всегда ходил голый по пояс. Живот навалился на лодку, закрыв дыру.

– Ты кричать собираешься? – прошипела Ирка, но сама не закричала и Блинков-младший не успел.

Лодка вдруг заскользила, заскользила и ухнула вниз, как скоростной лифт, только еще быстрее. Блинкова-младшего затошнило, и сердце ушло в пятки.

Ирка закричала, и он тоже, кажется, закричал… Но было уже поздно.

Лодка падала. Среди тех, кто вытолкнул ее из вертолета, был старший Блинков. Он сам выбрал в сельве протоку как можно ближе к тому месту, в которое шла экспедиция. Протока была такая узкая, что деревья почти смыкались над ней кронами. Снизиться над ней вертолет не мог, а то бы сломал винт об эти деревья, поэтому лодку бросали с большой высоты. Вода не сжимается. Это знает любой школьник, даже двоечник, если он хоть раз нырял с высоты и неудачно плюхнулся животом. Вода, если упадешь плашмя, твердая, как булыжник. О нее можно разбиться насмерть. Другое дело – если ты нырнешь вниз головой или «солдатиком». Тогда удар о воду получится гораздо слабее. Но в том-то и дело, что старший Блинков старался сбросить лодку именно плашмя. Ему вовсе не улыбалось, чтобы лодка упала носом или кормой вниз, ведь протока могла оказаться мелкой, и тогда лодка воткнулась бы в ее дно и могла расколоться, как орех.

Разумеется, лодка падала гораздо быстрее, чем вдумчивый читатель пробежал глазами эти строки. Какой-нибудь невдумчивый читатель, может быть, пропустил все объяснения, чтобы поскорее узнать, спаслись Блинков-младший с Иркой или нет. Вот этот невдумчивый читатель, если он начал со слова «разумеется», читал ровно столько времени, сколько падала лодка. За эти мгновения решилась судьба Блинкова-младшего с Иркой. Сначала лодка падала на ровном киле, как говорят моряки. Но потом она угодила в крону дерева, задела за большущий сук, перевернулась носом вниз и, ломая тонкие ветви, рухнула в протоку.

Представляете, что там, в лодке, творилось?! У-у-ух! – лодка падает, падает, падает! Бам-м! – удар, все гудит, Блинков-младший с Иркой становятся на голову, и на них сыплются всякие тюки. Чмок! – лодка нырнула в воду, всплыла и осталась стоять торчком, как поплавок, потому что все тяжелые вещи попадали в нос. А как раз в носовой части, в крышке, была проковырянная Блинковым-младшим дыра. В нее сразу же хлынула вода.

– Наверх! – скомандовал Блинков-младший, и они с Иркой начали карабкаться наверх, на корму, чтобы перевесить вещи в носу лодки. Сначала, конечно, им пришлось выбраться из-под этих вещей.

Хорошо, что на дне лодки были деревянные решетки. Моряки называют их рыбинами. Они нужны, чтобы не промочить ноги в воде, которая всегда попадает на дно лодки, даже если она не протекает. Цепляясь за рыбины как за ступеньки лестницы, Блинков-младший добрался до кормы и подтянул к себе Ирку. Лодка покачалась, подумала и опустилась на воду почти как надо, хотя и продолжала сильно клевать носом.