Фредерик не сомневался, что женщины, подобные Элинор – необычайно красивые и умные, – не входили в постоянный круг общения Уитби и не предлагали себя в качестве невест. Поэтому он, конечно, понимал, какой редкий шанс выпал ему в лице Элинор. Ясно, что с кем бы он ни делил это любовное гнездышко, речь не шла о браке, иначе не было бы необходимости держать в секрете эту любовную связь. Может быть, здесь замешана замужняя женщина? Фредерику было любопытно, с кем Уитби мог проводить время в этом коттедже.

Впрочем, это не важно. Элинор так или иначе не выйдет замуж за Уитби. Она станет его женой. В контракте указано, что бракосочетание должно состояться к Рождеству, но он решил жениться, как только вернется из Плимута. Теперь у него не было другого выбора, потому что он должен овладеть ею. Она не шлюха из Уайтчепела и не куртизанка, как Молли, поэтому он должен жениться, если переспит с ней. Элинор Эштон не из тех женщин, с которыми можно вести себя легкомысленно. Правда, она заслуживает гораздо лучшего мужа, чем он. Фредерик не мог отрицать, что вел себя как повеса и имел дело со многими женщинами, но ни одну из них он не желал так, как Элинор.

В камине потрескивали поленья, и у решетки скопилась раскаленная зола, как после сгоревших фейерверков. Глядя на огонь невидящим взором, Фредерик сидел, уперев локти в колени и положив голову на ладони. Томительное ожидание терзало его, однако он не способен был заняться чем-то другим. Каждый нерв, каждая клеточка его тела, казалось, были напряжены до предела. Никогда прежде ни одна женщина не оказывала на него такого влияния.

Часы на каминной полке тикали, отсчитывая секунды. Внезапно пламя свечи рядом с ним заколебалось, и он с надеждой повернулся к двери. Элинор была здесь – он чувствовал это. Вскочив на ноги, Фредерик в три шага пересек комнату и вытянул вперед руку, когда послышался тихий стук.

Кровь забурлила в его жилах, и он стремительно открыл дверь, охваченный предвкушением встречи.

Она стояла перед ним – женщина, образ которой преследовал его по ночам. Стояла и смотрела на него из-под тяжелых складок надвинутого на лоб капюшона. Он хотел высказать какое-нибудь саркастическое замечание, но оно не приходило на ум. Он только смотрел на ее лицо в серебристом лунном свете.

– Я пришла, – сказала Элинор почти шепотом.

– Вы не представляете, как я рад этому. Входите, дорогая, здесь тепло. – Он отошел в сторону и указал на камин.

Фредерик заметил, что ее взгляд устремился через его плечо на огонь, который потрескивал и шипел. Потом она взглянула на шезлонг и столик, на котором стояла открытая бутылка с вином. На кровать же она не взглянула ни разу.

Затем Элинор обеспокоенно вновь подняла глаза на него и сделала шаг назад, плотнее запахнув свою накидку.

– Нет, я не могу. Я… я пришла сюда только для того, чтобы сказать вам, что не могу…

Фредерик вскинул бровь, с любопытством глядя на нее. Он чувствовал по ее позе, что ей хотелось войти. Она, несомненно, сдерживала себя, видимо, опасаясь, что не выдержит и бросится в его объятия.

– Лгунья, – сказал он, побуждая ее доказать, что он ошибается.

– О! – Ее темные брови сошлись вместе. – Как вы смеете?

– Смею что? Называть вас лгуньей?

Она только фыркнула в ответ.

– Вы лгунья, моя дорогая, – продолжил Фредерик. – Но вы не умеете лгать. Вы хотите войти. Очень хотите. Будете отрицать это?

– А что скажет Селина, если узнает? Что, если один из садовников мистера Уитби увидит нас и…

– И что? Речь не об этом. Вы сказали, что не хотите войти, а я утверждаю, что это неправда. На самом деле вы хотите войти. Даже очень.

– Ваше самомнение поражает меня, Фредерик, – сказала она, пытаясь, как всегда, сменить тему. Но он не позволил ей отклониться.

– Забудьте о Селине, о глупом Уитби и его садовниках. – Он протянул руку и провел кончиком пальца по ее щеке. Несмотря на холодный ночной воздух, ее кожа была теплой. – Что вы собираетесь делать, Элинор?

Она закусила нижнюю губу, прежде чем ответить.

– Если кто-нибудь увидит нас здесь, моя репутация будет погублена.

– Ответьте мне, Элинор. Что вы собираетесь делать? Если вы действительно хотите уйти, я надену свой сюртук, погашу огонь и провожу вас до дома. Но я не думаю, что вы хотите именно этого. Перестаньте мучить себя. Сделайте хотя бы раз в жизни то, что хотите.

– Легко сказать, – возразила она, сверкая глазами. – Как мужчина, вы гораздо свободнее, чем я.

Он протянул к ней руку и взял ее за запястье. Даже сквозь лайковую перчатку он ощутил частое биение ее пульса.

– Войдите в дом, дорогая, – тихо сказал он, притягивая ее к себе через порог. – Если хотите, я могу проговорить с вами до самого рассвета о проблеме неравенства полов.

На мгновение она заколебалась. Все ее тело напряглось, и мышцы дрожали. Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал внутреннюю сторону запястья, где кончалась перчатка и открывалась обнаженная шелковистая кожа. Он чувствовал своими губами биение ее пульса и на мгновение подумал, что, наверное, умрет, если она отвергнет его.

– Так что вы хотите? – повторил Фредерик хрипловатым шепотом.

– Я хочу остаться, – ответила она голосом, исполненным желания, отчего у Фредерика перехватило дыхание.

Кивнув, он закрыл за ней дверь.

– Позвольте взглянуть на вас, – сказал он, протягивая руку к капюшону ее накидки.

Она ничего не сказала в ответ и стояла неподвижно, как статуя, когда он откинул капюшон. Фредерик едва не вскрикнул, когда увидел ее непокрытые распущенные волосы, ниспадающие на плечи. Он невольно провел пальцами по шелковистым локонам.

– Я… моя служанка уже распустила на ночь мои волосы, и у меня не было времени вновь привести их в порядок.

– Я очень рад, что вы не сделали этого. – Он намотал на палец гладкий локон, восхищаясь его блеском в свете красноватого пламени камина. – Вы понимаете, как вы красивы, Элинор? Как прекрасны и невероятно привлекательны?

На глазах ее вдруг показались слезы, и она заморгала, сдерживая их. Затем быстро развязала ленты накидки у горла и скинула ее, позволив упасть на пол к ногам.

– Нет необходимости льстить мне, говоря красивые слова, Фредерик. Разве я не сказала, что остаюсь?

Он не спеша окинул ее взглядом с ног до головы. Она была одета в простое дневное муслиновое платье с бледно-лиловой шелковой мантильей. Вероятно, это была та одежда, какую она могла надеть без помощи своей служанки, и Фредерик был рад этому. Элинор выглядела гораздо красивее в таком наряде, нежели в шелках и кружевах. В таком виде она казалась более простой и доступной.

Черт возьми, как она мила. Он недостоин даже прикоснуться к ней пальцем, однако должен сделать это, несмотря ни на что.

– А почему я должен воздерживаться от красивых слов, если они выражают правду?

– Я уже не шестнадцатилетняя девочка, чтобы верить в такие вещи. Вы говорите комплименты в моем присутствии, но я не могу забыть, что вы говорили обо мне в мое отсутствие. Как я могу доверять вашим словам?

Фредерик отпрянул назад:

– Я не понимаю, что вы имеете в виду?

– Ну разумеется. Для вас это не имело значения, а я прекрасно помню тот давний поцелуй, как будто это было вчера. И я помню, что вы потом говорили своим друзьям обо мне.

Фредерик напряг свою память и вспомнил тот вечер. Он вспомнил, как поцеловал Элинор в лабиринте, а потом забрал выигранную ставку в споре с Хартом и Грегори.

– Вы назвали меня тогда кобылицей, – продолжила Элинор, когда он не ответил. – Именно так вы описали меня своим друзьям.

Боже, неужели он так поступил? Оскорбил ее таким обидным сравнением? Нет, он не помнит этого. Он помнил только, что считал ее заурядной и непривлекательной. Проклятие, может быть, он действительно сказал про нее такое?

– Боже, Элинор, – единственное, что он мог произнести. Он потер свои виски, испытывая головную боль, и взял ее за руку, но она высвободилась.

Встряхнув свою накидку, Элинор двинулась к двери, намереваясь уйти. Фредерик с тяжелым сердцем наблюдал, как она надела накидку и начала поспешно завязывать ленты у горла.