— Господи, — шепчу я.

Арсений что-то говорит, а у меня в глазах темнеет.

Буквально.

Темнеет в глазах.

Я закрываю их и беззвучно, одними губами произношу: «Неправда, неправда, неправда, мне показалось».

А когда открываю — черный «гелендваген» сдает назад, разворачиваясь к нам лобовым стеклом.

И он…

Он.

Смотрит прямо на меня.

А я, кажется, разрушаюсь до основания в этот самый момент.

В комнате очень темно. Я сижу на стуле, раскачиваясь, как идиотка какая-то, пока Рома не протягивает мне стакан воды.

Я пью большими глотками, пытаясь остудить жар внутри, но это не помогает.

— Может, ты ошиблась? — спрашивает Алена, что все это время молча сидела на диване.

— Клянусь, Аленка, это был он. Он. Я его узнаю, даже если ему голову отрубят.

Мне тяжело дышать, и я откидываюсь на спинку стула.

Руки дрожат, по лбу стекает капелька пота.

Аленка с Ромой переглядываются, и он озвучивает, кажется, их общую мысль.

— Это очень странно. И нелогично. По твоим словам, он — мажор, король тусовок, светских хроник и соцсетей. Что ему здесь делать?

— Я не знаю.

А еще — я не знаю, как объяснить им, что тут невозможно ошибиться.

Это как…

Как видеть каждую ночь во сне ужасное чудовище, а потом встретить его на улице, прямо перед собой.

Это как…

Думать, что ты вновь живешь и дышишь, а потом почувствовать, как перекрывают кислород.

— И что будешь делать? — Аленка встает, чтобы забрать стакан у меня из рук.

Пожимаю плечами.

— Очевидно, позвоню Арсу, попрошу заменить меня на этой свадьбе.

— Хрень какая! — возмущается Ромка.

Он — горячий и вспыльчивый. У него всегда все по справедливости, а еще — ему никогда не понять, как это — бежать от кого-то, полностью меняя свою жизнь! Они с Аленкой вместе со школы. Женаты. Планируют детей.

Они никогда не сталкивались с чем-то подобным.

С кем-то подобным.

— Что? — я поднимаю на него глаза.

— Хрень! Да, именно! Хоть заобижайся!

— Что ты предлагаешь мне сделать? Пойти и устроить ему грандиозную свадьбу?

— Да, потому что это твоя работа. А еще — потому что своему страху нужно смотреть прямо в глаза.

Рома выходит на балкон, и я остаюсь с Аленкой, которая смотрит на меня с жалостью.

— Я умру, если встречусь с ним лицом к лицу, понимаешь? Умру.

— Ты и не должна. Рома, он… Неправ.

Знаю, она это говорит, только чтобы меня поддержать.

На самом деле она полностью согласна с мужем.

Самое ужасное событие этого дня — это даже не встреча с Марком.

Самое ужасное — остаться одной, наедине с собой. Погрузиться в это, утонуть в воспоминаниях, закопать в них себя снова.

Похоронить.

Я не сплю.

И вряд ли усну когда-либо теперь, зная, что Марк в городе.

Я смотрю в потолок и вспоминаю, вспоминаю как все было.

Плохо.

И… господи, хорошо.

Марк трахает меня.

Трахает сзади, заламывая руки, затыкая мне рот моими трусами, чтобы не верещала.

Не верещать — невозможно.

Когда он — такой. Когда он — тот, кого люблю до изнеможения, когда делает хорошо, когда вгоняет и бьет, когда причиняет боль и целует до кровавых ранок на опухших губах.

Подсознательно, с самого чертова начала, когда он подцепил меня, как шлюху, прямо в баре, я понимала, что это закончится катастрофой. Но только подсознательно. Та, мечтательная и романтичная часть меня всегда надеялась на счастливый финал.

Сейчас, годы спустя, я понимаю, что Марк и «счастливый финал» — вещи настолько несовместимые, что все Купидоны мира сдыхают от смеха, слыша это словосочетание. Марк у них в черном списке. Заблокирован навсегда.

А я…

Я мечтаю.

И люблю.

С первого дня.

Откидываюсь на спину, все еще тяжело дыша.

Я кончила фонтаном, громко и мокро, а теперь смотрю в потолок, изрезанный рытвинами, и сердечки пляшут у меня перед глазами.

Марк ищет воду в мини-баре. Я — думаю о том, что он — лучшее, что со мной случалось.

— Заказать поесть? — спрашивает он, нависая надо мной.

Его опавший член все еще слишком крупный, тяжелый, болтается между ног.

Я облизываю его взглядом.

Всего Марка.

Он как будто из нейросети. Таких не существует.

Таких в целом трудно встретить в реальном мире, а тот факт, что он — нашелся, и сейчас весь мой — все еще взрывает что-то в моем мозгу.

Я потираю шею, на которой расцветают засосы, как кляксы алой краски — на листке бумаги.

— Я не голодна.

— И правда. Зачем есть, когда можно трахаться?

Он делает еще один глоток воды и снова нависает надо мной, целуя в губы.

Мы не были идеальной парой.

Скорее, наоборот.

Я однажды встала рядом с ним перед зеркалом и пришла в ужас.

Красивый, спортивный, с сияющей загорелой кожей, великолепными волосами и чернотой карих глаз Марк, и я — бледная моль, обезличенная, скомканная, кривая.

Я никому о нем не рассказывала, потому что знала — не поймут.

Не поверят.

Начнут убеждать меня, что так не бывает.

Надо было рассказать. Хотя, вспоминая, как глубоко меня в Марка засосало, вряд ли я послушала бы хоть кого-то со стороны.

Марк не был моим парнем в классическом понимании этого слова.

Он мог пропасть на три дня, на неделю, на месяц. Он мог позвонить среди ночи и назвать адрес отеля или съемной квартиры, и бросить трубку, больше ничего не говоря.

А я…

Вставала, в панике натягивала на себя первые попавшиеся вещи, вызывала такси, психуя, что долго назначают машину, а пока ехала, потряхивала ногой, потому что нервы сдавали.

А потом видела его в дверях.

— Почему так долго?

— Не могла вызвать машину.

— Я уже подрочил.

Мне казалось…

То, что он делает — это так уникально.

Господи.

Уникально!

Я принимала его скотство за изюминку, которой больше нет ни у кого.

Я целовала его. Гладила. Ласкала. Вставала на колени и сосала, потому что не готова была уезжать. Я унижалась, убивалась, я умирала, чтобы он взял меня.

Чтобы сжалился.

Вспоминая себя ту, слабую, опущенную, совершенно, черт возьми, Марку ненужную, я пытаюсь найти причину… Может, это был гипноз? Помешательство? Происки бабки-ворожихи?

Почему? Почему я готова была на это все?

Вздрагиваю от звонка телефона и понимаю, что за окном уже стемнело, а я так и сижу, в ботинках и куртке, в комнате, и даже не включила свет.

— Да, Арс.

— Привет еще раз! Слушай, Аня звонила — на следующей неделе она уезжает в родной город по делам, поэтому локацию смотрим завтра. Заеду за тобой в восемь, идет?

У меня в ушах звенит…

Аня…

Родной город…

Локация.

Куда мне бежать на этот раз? В какой город мира? Может, на другую планету? Может, устроиться смотрителем на маяк? Они еще существуют?

Мне нужно просто взять и сказать Арсу, что над этим проектом я не работаю. Пусть он разозлится, пусть хоть уволит меня — это вообще не худшее, что может произойти! Я найду другую работу, все равно сбегать!

Мне нужно просто взять и оставить прошлое в прошлом, даже если оно и мелькнуло тенью за стеклом машины.

Но черт побери.

ЧЕРТ ПОБЕРИ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!

Глаза Марка, когда мы встретились взглядами, его потемневшие зрачки и губы, сжатые в ниточку… Его образ застыл в моей памяти — острый, злой, и я вдруг улыбаюсь, как дура, перед тем, как сказать:

— Идет. В восемь буду готова.

Я отключаюсь и снова смотрю в окно.

Фонарь у дома напротив давно моргает, но почему-то в этот момент он как будто издает сигнал «Помогите» Азбукой Морзе, а потом погасает совсем.

Поспать почти не получается.