И хорошо еще, что эта комната была соединена с сан узлом, и пока я была в ванной, муж соизволил оставить мне на прикроватном столике ужин, а также записку: «Прости. Люблю тебя. Не обижайся» — кратко, сухо, неискренне.
Глава 7
Сказать, что я была злая, значило бы ничего не сказать. Давно я не переживала такого спектра отрицательных эмоций, от которого меня бросало в жар и трясло.
И каким только добрым словцом я только ни прошлась по Егору, сожалея, что его не было рядом, чтобы я могла выпустить пар.
Когда же муж соизволил открыть дверь и заглянуть в комнату, я, проведя почти всю ночь без сна, из-за нервного перевозбуждения не сумев отдохнуть, встретила его равнодушно, мечтая покинуть этот дом как можно быстрее.
Я и не думала, что такая тяжелая ночь напрочь уничтожит трепещущие во мне отголоски чувств, лишив меня боли и глупой любви.
А то я боялась, что как только первый шок спадет и злость ослабнет, я начну думать над своей жизнью и присутствию в ней Егора, став скучать по нему и сожалеть о расставании.
Теперь же хрен ему, а не сожаления!
Взять и запереть меня в комнате, как будто я не свободный человек, а какая-то бесправная рабыня! Нет-нет, подобное я ему ни за что не прощу.
— Доброе утро. Как ты себя чувствуешь? Проголодалась? — как ни в чем не бывало спросил Егор, при этом смотря на меня с легкой опаской, словно я какой-то дикий зверь, от которого стоит ждать нападения.
И меня радует, что он тоже выглядит неважно. А круги под глазами дают понять, что не одну меня сегодня мучила бессонница.
— Доброе утро? А оно доброе? Ты уверен? Я с тебя в шоке, Егор. Ты регулярно мне изменяешь, похоже, трахая все, что движется, а потом просто берешь и закрываешь в комнате. А сейчас спрашиваешь меня, как я себя чувствую? Ну ты и сволочь! Ты на меня еще на цепь посади, чтобы я не смогла уйти от себя!
Я говорила громко, хоть в горле и першило, с вызовом смотря в голубые глаза мужа, поражаясь его наглости.
— А что я должен был сделать? Позволить тебе уйти? Или ты забыла, что ты моя жена и…
— И что? Я вроде в загсе не подписывала документы на передачу самой себя в твою собственность! Какого черта ты запер меня в комнате? Какое право ты на это имел?
— Лиза, не надо орать, у меня и так голова гудит. — Егор скривился, реагируя только на звук моего голоса, но никак не на смысл произносимых мною слов.
— Мы разводимся.
— Нет!
— Что значит нет? Егор, открою тебе тайну, женщины уже очень давно могут сами подавать на развод, что я и сделала еще вчера. Так что ты можешь спокойно развлекаться со своими любовницами и заделывать им детей.
Мрачнея прямо как грозовая туча, неверный смотрел на меня исподлобья, начиная пугать.
И как бы я ни храбрилась и ни пыталась вести себя дерзко, в груди начал просыпаться страх.
Егор намного крупнее меня, он полностью владеет ситуацией из-за своего физического превосходства и может снова закрыть меня в комнате. А у меня даже телефона нет, чтобы позвонить родным или в полицию. И я не имею ни малейшего представления, чего мне стоит ждать от мужчины, которого, как мне совсем недавно казалось, я очень хорошо знаю.
Бред какой-то! Почему я должна все это терпеть?
— Если ты еще не поняла, Лиза, то повторю, никакого развода не будет. Ты моя жена, мать моего ребенка, так что я тебя не отпущу.
— Это из разряда «нравится — не нравится, терпи, моя красавица»?
— Это из разряда «я буду до конца бороться за нашу семью».
— О какой семье идет речь? Все, поздно, нас уже нет. Ты сам разрушил нашу семью своими изменами. А сейчас ты делаешь только хуже. Поверь, если ты будешь держать меня взаперти, то я не смирюсь и не передумаю уходить от тебя, а возненавижу только сильнее. Ты этого хочешь?
Ничего мне не ответив, разве что упрямо посмотрев на меня, как бы говоря «все будет по-моему и ты все равно меня простишь», Егор молча вышел из комнаты, спустя полчаса принеся мне завтрак и снова оставив одну.
Глава 8
Четыре дня! Целых четыре дня я просидела взаперти, не покидая пределов спальни и не в состоянии связаться с внешним миром.
И это я не говорю о том, что Егор не пускал ко мне дочку, огородив ее от меня. И не удивлюсь, что таким образом, через мои материнские инстинкты, он хотел повлиять на меня и быстрее склонить к «примирению».
Я еще и слышала, как в соседней комнате плачет по вечерам и утрам Алена, беспрерывно зовя меня, пока я ее пыталась утешить моя свекровь.
У меня прямо сердце разрывалось от боли, а руки порой непроизвольно сжимались, словно в попытке обнять свою девочку и прижать к груди.
И, как я и говорила, моя ненависть к мужу усиливалась с каждым днем.
Не понимаю, Егор вроде не дурак, он руководит целым отделом в компании, так почему он поступает как последний урод? Надеется, что во мне за несколько недель разовьется стокгольмский синдром?
Как будто я смогу полюбить изменника, держащего меня взаперти и не позволяющего увидеться с доченькой.
Навещая меня регулярно по утрам и вечерам, Егор пытался меня разговорить, принося дорогие подарки и чуть ли не усыпая комнату цветами. А уж сколько обещаний он мне надавал! Дошло до того, что он будет целовать землю, по которой я ходила.
Ну разве не идиот? Идиот!
При этом с каждым моим отказом его попытки помириться со мной становились все жестче, а реакция на нет была все эмоциональнее.
Дошло до того, что Егор несколько раз чуть не принудил меня к сексу, с такой злобой сжимая меня в руках и целуя, что на моем теле остались синяки.
Я же в отместку укусила его за язык, за что получила пощечину, от которой глаза защипало от слез.
— Дур-ра! — прорычал Егор, тут же выйдя из комнаты и оставив меня одну, с полным отсутствием защищенности.
Тяжело дыша, с запозданием реагируя на все происходящее, я буквально сползла на пол, закрыв лицо руками и расплакавшись.
«Ты моя жена и должна исполнять супружеский долг! Должна… Должна… Должна…» — звенел у меня в ушах голос Егора, не позволяя забыть о его требовании и попытках стянуть с меня домашнее платье.
Урод!
Разве это можно назвать любовью?
Да какая это к черту любовь!
Егор разве что говорит, что любит меня, но ведет себя со мной так, что кажется, что он меня возненавидел.
Так прошло еще чуть больше недели, а может и две недели. В какой-то момент я поняла, что сбилась со счета.
Одиночество, скука, тоска по доченьке и неопределенность буквально сводили меня с ума. Но я продолжала верить, что вот-вот кто-то объявится и спасет меня.
Не может же Егор так ловко врать моим родным и друзьям, чтобы они так долго не поднимали паники. Или может?
А что если он купил их молчание?
Последняя мысль так сильно меня напугала, что на меня накатила новая волна истерики, от которой горло будто сжимало спазмами, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Не знаю, сколько прошло времени, может несколько часов, а может минут, но когда дверь открылась, я ощутила вспышку ужаса, быстро сменившуюся агрессией.
Нет! Хватит с меня!
Каким бы сильным ни был Егор, я просто обязана с ним справиться, чего бы мне это ни стоило!
В голове сразу же пронеслась картинка, как я хватаю настольную лампу и ударяю моего заточителя по голове, а потом выбегаю из комнаты, чтобы забрать Алену и навсегда сбежать из этого дома.
И я уже была готова пойти на отчаянный шаг, как затравленный зверь вскочив на ноги, когда вместо Егора увидела в дверном проему бледную, взволнованную Антонину Григорьевну, с жалостью смотревшую на меня.
— Я так больше не могу, — тихо произнесла женщина, стерев со щеки покатившуюся слезу. — Знать, что ты сидишь здесь совсем одна, еще и слышать, как плачет Аленушка… Это же выше моих сил. Я же человек, а не робот, и я… Мне так жаль тебя. Я просила Егора одуматься, но он меня проигнорировал.
