Резкий удар коленом в пах. Или каблуком по коленной чашечке. И кулаком со всей силы в кадык.

У меня будет всего один шанс. Но я сделаю это. Я вложу в удары всю свою ярость, весь свой страх.

А потом нужно бежать. Бежать без оглядки, кричать о помощи, пока лёгкие не взорвутся.

Машина начала сбавлять ход. Сердце замерло, а потом забилось с новой силой. Повороты стали круче. Мы съезжали с трассы. Значит, уже скоро. Скоро всё решится.

Я притворно всхлипнула, пошевелилась, изобразив слабость.

Внутри же закипала сталь.

Держитесь, ублюдки. Акула ещё покажет свои зубы.

Очень скоро машина остановилась. Хлопнули двери. И меня буквально выволокли наружу, всё-таки я немного выражала протест.

С меня сорвали повязку.

Глазам стало больно. Свет резал, слёзы выступили непроизвольно, но я заморгала, прогоняя влагу и показатель слабости. Плюс, нужно хорошо сейчас видеть. Нужно запомнить каждую деталь.

Каблуки застучали по ровному, холодному бетону. Это бал гараж. Пахло бензином и резиной. С шипением опустились тяжёлые электрические ворота. Ловушка захлопнулась.

Кляп вынули. Я сглотнула, губы онемели, во рту был противный привкус резины. Но самое главное, стяжки на запястьях разрезали, и я тут же начала разминать руки. Кровь хлынула в онемевшие пальцы, вызывая мучительное покалывание. Я не подала вида, что мне больно. Просто смотрела.

Передо мной было двое мужчин. Кавказцы.

Таких я видела только в кино или на стройках, мимо которых проезжала на своем автомобиле. Но эти… эти были не рабочие. Они словно идеальное оружие.

Высокие, широкоплечие, лица высечены, будто из гранита, без единой эмоции. Глаза смотрели на меня не как на человека, а как на задание.

Один, тот, что постарше, с проседью на висках, держался чуть в стороне. Второй, помоложе, с орлиным профилем, стоял ближе, его мощные руки были расслаблены, но я чувствовала, он готов поймать меня в любой момент.

И всё. Весь мой план, вся ярость, вся надежда на удар каблуком в пах или колено, рассыпался в прах.

С этими мне не справиться. Это стена. Гора. Мои приёмы самообороны для них как детские игрушки. Против их тренированных тел и животной скорости я словно жалкая бабочка, буду моментально раздавлена.

Ударить по морде? Да они даже не заметят. Только в ответ сломают мне руку одним движением пальца.

Хитрость. Только хитростью их взять можно.

Молчание, вот моё оружие сейчас. Я не буду кричать, не буду спрашивать «Кто вы?». Они сами всё скажут. Люди, которые действуют так уверенно, всегда что-то сообщают. Им нужна моя реакция. Мои слёзы, мой страх. Но я не доставлю им этого удовольствия.

Я просто стояла и ждала. Дышала ровно, скрестив руки на груди, будто мы встретились на деловых переговорах. Смотрела на мужчин с холодным, почти скучающим видом, хотя внутри всё замерло и кричало от ужаса. Мой взгляд скользил по ним, оценивающе, и я видела, как в глазах того, что помоложе, мелькнуло лёгкое удивление.

Они явно ждали истерики.

Пусть ждут дальше. Я не та, кого можно сломать.

Наконец, меня повели внутрь дома. Не грубо, но и не мягко. Твёрдое прикосновение к локтю, направляющее движение. Я шла, глотая этот странный воздух, пахло деревом, цитрусами и чем-то чужим, горьковатым.

Пол под ногами – это массивные доски, скрипящие под тяжелыми шагами моих… конвоиров? Похитителей? Хозяев?

Мы вошли в огромную комнату. В центре был камин, в котором тлели угли, отбрасывая тревожные тени на стены из тёмного дерева. Меня мягко, но настойчиво усадили в глубокий кожаный диван прямо напротив огня. Жар обжёг кожу.

Старший, тот что с проседью, Руслан, как я позже узнала, молча исчез и вернулся со стаканом воды. Стакан был простой, гранёный. Он поставил его на низкий стол передо мной.

– Извините за неприятную ситуацию, Алиса Юрьевна, – произнёс он голосом без единой нотки извинения. Это была просто констатация. – Так было необходимо.

Они знали моё имя. Значит, это точно чей-то заказ.

Я не тронула стакан. Вода могла быть с чем угодно. Я лишь сжала руки на коленях, и тогда заметила, что на светлой коже запястий проступила алая полоса от стяжек, несколько капель крови выступили наружу. Выглядело это дико на фоне дорогого костюма цвета топлёного молока.

Второй, (его зовут Аслан, тоже узнала позже), ушёл на пять минут в другую комнату, вернулся и молча подошёл ко мне. В его руках была небольшая пластиковая аптечка. Он открыл её, достал антисептик и пластырь. Не говоря ни слова, он лишь кивком показал на мои руки. Предложение было чётким, почти приказным. Обработай свои ссадины, короче.

Этот простой, бытовой жест врезался в сознание острее, чем любая угроза.

Они похитили меня, связали, привезли в неизвестное место… а теперь предлагают аптечку?

Это была не забота. Это было что-то другое. Демонстрация власти. Мы можем причинить тебе боль, мы же можем и облегчить её. Всё зависит от нас.

Приём в юриспруденции, большом бизнесе, в любой власти.

Я медленно, с вызовом, подняла на мужчину упрямый взгляд. Он смотрел на меня своими тёмными, непроницаемыми глазами. В них не было ни злобы, ни жалости. Была лишь полная уверенность в том, что происходит. И тогда я поняла – это только начало. Самое страшное ещё впереди.

* * *

– АЛИСА —

Тишину разорвал резкий звонок телефона у Руслана. Он ответил односложно, его лицо не выразило ничего, кроме сосредоточенности.

– Да.

– Нет.

– Хорошо. Всё понял.

Он положил трубку и кивнул Аслану. Тот молча вышел и через минуту вернулся… с моей сумочкой. Моей красивой, из мягкой кожи сумочкой, которую я купила в Милане.

Он выложил на стол содержимое. Паспорт. Права. Ключи от моей квартиры. Вещи моего привычного мира лежали здесь, как трофеи. И тогда Руслан произнёс слова, от которых кровь застыла в жилах:

– В пять утра нас будет ждать самолёт.

Мир поплыл. Самолёт? Как самолёт? Это уже не Москва, не Подмосковье. Это другой город? Или… другая страна?

По спине пробежал холодок.

– Если у вас есть какие-то любимые вещи, ценности, скажите, где они. Аслан съездит к вам на квартиру и всё привезёт.

Это прозвучало так буднично, так спокойно, что стало по-настоящему жутко.

Они не просто похитили меня. Они собирались изменить всю мою жизнь. Разрушить. Кто-то решил от меня капитально так избавиться. Решил собрать мою жизнь в чемодан, как вещи покойника.

– Объясните, что происходит? – вырвалось у меня, голос дрогнул, выдав страх, который я так старалась скрыть.

– На месте всё узнаете, Алиса Юрьевна, – его тон не оставлял пространства для дискуссий. – Повторяю. Нужны ли вам вещи?

Я резко мотнула головой. Эмоции – это смерть. Они всё испортят. Нужен холодный, ясный, как лезвие, ум. И в этот миг решение созрело, отчаянное и единственное. Бежать. Сейчас. Пока мы здесь, пока не в самолёте. Пока есть хоть какой-то шанс спасти себя.

Я поднялась с дивана, стараясь, чтобы ноги не подкашивались.

– Мне нужно в туалет. Сейчас же, иначе…

Руслан изучающе посмотрел на меня, затем кивнул Аслану. Тот сделал шаг вперёд, его взгляд был бдительным.

– За мной идите.

Я пошла, чувствуя, как ноги от страха подкашивались. Каждый шаг отдавался в висках. Туалет. Там должно быть окно. Или что-то тяжёлое, что можно бросить в этого гиганта. Или что-то ещё.

Это мой шанс. Единственный. Сейчас или никогда.

Мы шли по коридору. Я сжимала кулаки, готовая к броску. Всё решат секунды.

Вот и нужная мне комната. Туалет, биде, ванна.

Я захлопнула за собой дверь, прислонилась к ней спиной, сердце колотилось, выпрыгивая из груди. И тогда увидела его. Окно! Небольшое, квадратное, в верхней части стены, но оно было настоящим спасением!

Еле сдержала дикий смех, похожий на рыдание, я включила воду в раковине на полную мощность. Шум должен был заглушить мои движения.