Сбросила туфли на каблуках, они стали смертельными кандалами. Подтащила тяжёлую тумбочку и вскарабкалась на нее. Руки дрожали, когда я повернула ручку и открыла окно.

Ночной воздух ударил в лицо, пахнувший сыростью и свободой.

Первый этаж! Слава богу!

Выбросила туфли в темноту, услышала их глухой стук о землю. Сама, кряхтя, полезла в узкий проём. Одежда цеплялась, подоконник больно впился в рёбра. Я с силой рванулась, чувствуя, как ткань пиджака рвётся с оглушительным треском. И полетела вниз.

Приземлилась неуклюже, больно ударившись локтём о холодную землю. В глазах потемнело от боли, но я стиснула зубы, заглушая стон.

Я свободна!

Поднялась, схватила туфли и бросилась бежать в слепую, в непроглядную тьму чужого двора.

Ноги несли сами, адреналин пьянил, превращая страх в лихорадочную энергию.

Я обвела их вокруг носа! Я переиграла этих огромных болванов! Выкусите, сволочи!

И вдруг… Ночь взорвалась светом. Ослепляющие, режущие глаза прожекторы выжгли тьму, превратив двор в подобие тюремного плаца. Я замерла на мгновение, как кролик перед удавом.

Но нет! Надо бежать!

Я рванула снова, но тут услышала. Сначала это был глухой топот. Потом тяжёлое, хриплое дыхание за спиной. В ужасе обернулась, и кровь застыла в жилах.

Низко прижавшись к земле, неслись на меня две тени. Огромные, мускулистые собаки. Не дворняги. Овчарки. Их пасти были оскалены, глаза горели огнём в свете прожекторов. Они мчались молча, со смертельной скоростью. И я поняла – это конец. Бежать от них невозможно.

Нет! Только не это!

Я рванула с новой силой, слепо, отчаянно, вперёд, в эту ослепительную адскую полосу света. Но земля предательски подвела. Нога резко зацепилась за какой-то невидимый корень или камень. Я с криком полетела вперёд, беспомощно раскинув руки.

Удар о землю отозвался в костях огненной болью.

Колени, ладони, всё содрано в кровь. Песок и щебень впились в раны. Из глаз брызнули горячие, бессильные слёзы. И тут же на меня накатила тень. Запах псины, горячее дыхание, низкое рычание прямо над ухом. Я зажмурилась, ожидая, что острые клыки вонзятся в шею.

Страх был таким физическим, таким всепоглощающим, что я обмочилась. По-детски, унизительно. Но вместо атаки раздался резкий, пронзительный свист. И грозная, отрывистая команда на незнакомом языке.

Рычание прекратилось мгновенно.

Я открыла глаза. Овчарки, только что готовые разорвать меня, виновато поджали хвосты и, поскуливая, отползли в сторону.

Из света шагнула высокая фигура.

Руслан.

Он подошёл ко мне, стоявшей на четвереньках, в грязи, крови и слезах.

Он просто с силой рванул меня за руку, поднимая на ноги. Больно. Унизительно.

Собаки ластились к его ногам, тыкались мордами в ладонь, ища одобрения.

– Это было очень глупо, – произнёс он тем же ровным, ледяным тоном. В его глазах не было ни гнева, ни злорадства. Была лишь усталая констатация факта.

И тут во мне что-то оборвалось.

Вся ярость, весь расчёт, вся гордость просто рухнули.

Я разрыдалась. Громко, истерично, с надрывными всхлипами.

Он даже не взглянул на меня, просто грубо поволок обратно к дому, к этой ловушке.

А я шла, спотыкаясь, и слёзы текли по моему грязному лицу, смешиваясь с кровью и ощущением полного, окончательного поражения.

Руслан привёл меня обратно в этот проклятый дом.

Аслан, увидев моё окровавленное, грязное, всхлипывающее существо, лишь холодно констатировал:

– Рус, её нужно привести в порядок. Пусть помоется и переоденется. Я буду следить.

– Ты плохо проследил в прошлый раз, – отрезал Руслан. – Я сам.

Меня снова поволокли в ванную. Ту самая, откуда я пыталась бежать.

Теперь она казалась камерой пыток. Руслан толкнул дверь, впустил меня внутрь и кивнул на огромную белую ванну.

– Раздевайся и мойся. Ты в грязи, крови и моче.

Сначала он был со мной на «вы». Теперь на «ты». Быстро я упала в газах этого кавказца.

Последние остатки гордости заставили меня выпрямиться. Голос дрожал, но я выдавила:

– Выйдите. Я не сбегу больше. Обещаю.

Он усмехнулся. Коротко, беззвучно. В его глазах не было ни капли сочувствия.

– Женщинам никогда веры нет. Раздевайся и мойся. Или я сам всё сделаю. И тебе это не понравится.

Угроза висела в воздухе, тяжёлая и неоспоримая.

Я поняла, что это не шутка. Он действительно разденет меня, как куклу, с той же безразличной жестокостью.

Руки дрожали так, что я не могла попасть пальцами по пуговицам блузки. Пальцы не слушались, были ватными.

Я чувствовала его взгляд на себе, холодный, изучающий, как будто он осматривал вещь.

Стыд жёг меня изнутри ярче, чем боль от содранных ладоней и коленей. Я сбросила испачканные брюки, пиджак, блузку на кафель.

Затем, с отвращением к самой себе, расстегнула бюстгальтер, стянула дорогие кружевные трусики. Они упали к ногам.

Я осталась стоять перед ним полностью обнажённой, пытаясь прикрыться руками, чувствуя, как по коже бегут мурашки от холода и унижения.

И он смотрел. Смотрел на моё тело без единой эмоции. Без желания, без восхищения, без даже простого мужского любопытства. Как на кусок мяса. И это злило меня больше всего. Я привыкла, что мужчины сходят по мне с ума. А он смотрел сквозь меня.

Я резко отвернулась, шагнула к ванне и включила воду. Забралась внутрь, села, подтянув колени к подбородку, стараясь скрыть наготу.

Горячая вода обожгла ссадины, но я стиснула зубы. Я взяла гель для душа, вылила почти половину бутылки и начала с яростью тереть кожу, смывая грязь, кровь и запах страха.

По моему лицу текли тихие, горькие слёзы, смешиваясь со струями душа. Я проиграла. И я не знала, что и кто меня ждёт.

* * *

Меня разбудил резкий толчок в плечо. Я проваливалась в кошмар, где за мной гнались псы, и не сразу поняла, где нахожусь.

В глазах стояла пелена, тело ныло от усталости и нервного напряжения. Над собой я увидела суровое лицо Руслана, освещённое тусклым светом ночника.

– Пора. Завтракать будешь сейчас или уже в самолёте? – его голос был глухим и будничным, будто он спрашивал о погоде.

Сознание пронзила ледяная игла. Самолёт… Похищение. Всё это не кошмар, а жестокая реальность. Сердце пропустило удар. – Идите вы далеко и надолго, – хрипло огрызнулась я, с трудом поднимаясь с дивана. Простыня сбилась в комок. – Мне надо в туалет.

Он молча шагнул в сторону, давая пройти, и пошёл за мной по пятам.

В туалете он даже не сделал вид, что выйдет или отвернётся. Просто встал у двери, скрестив руки на груди, и уставился на меня. Его взгляд был тяжёлым и неотвратимым.

Горло сжалось от унижения. Но я стиснула зубы. Делать нечего. Пришлось справлять нужду под этим безразличным, контролирующим взглядом. Каждый звук, каждое движение отдавались во мне жгучим стыдом. Я чувствовала себя животным. Вещью.

Но внутри, под этим слоем стыда и страха, зрела стальная решимость. Я всё запомнила, сволочи. Каждую деталь, ваши лица, каждое унижение. Я выживу. А потом найду их. Всех. И засужу так, что они будут до конца своих дней отдавать мне каждую копейку, сидя за решёткой. Эта мысль грела меня и не давала совсем отчаяться.

Закончив, я резко нажала на кнопку слива, словно смывая вместе с водой и частичку своего унижения. Подошла к раковине, умыла лицо ледяной водой и посмотрела на своё отражение в зеркале. В глазах, помимо усталости и страха, горел новый огонь. Огонь мести.

– Готовы, Алиса Юрьевна? – раздался его голос сзади.

Ха, снова со мной на «вы»?

Я кивнула, не поворачиваясь. Да. Я готова. К вашей смерти особенно.

Вскоре машина мчалась по пустой трассе. На этот раз никакой повязки на глаза, кляпа и стяжек на руках. И в моей груди затеплилась слабая, безумная надежда.

Мы ехали в аэропорт. А там люди, камеры, полиция, охрана!

Стоит мне закричать, упасть на пол, обвинить их в похищении и всё! Конец этому кошмару! Я мысленно репетировала сцену, сжимая в потных ладонях безобразные складки чужого платья, которое мне дали ещё вчера взамен моего испорченного костюма.