– Аней! – охотно ответила учительница.

– Аниного папы, Егора Викторовича, дома нет – он на «Южмаше» работает, там у них строго, – деловито объявила Елизавета Николаевна. – Знаете, чем наш «Южмаш» занимается? – по известной учительской привычке проверять учеников строго поинтересовалась она.

– Ракеты делает. С ядерными боеголовками. Для атомной войны, – не отрывая взгляда от квартиры, прозванной Катькой «собачьей», рассеянно обронила Кисонька.

– Ой, нет, что ты! – переполошилась учительница. – Это раньше, когда мы были так называемым закрытым городом! Они уже лет десять этим не занимаются. Они на космос работают! С Америкой сотрудничают, с Бразилией, Египтом. Придумали такую систему, что можно стартовать в космос без специального космодрома – с поверхности моря, например, или из джунглей! В общем, пока ее папа там из джунглей стартует, вы Аню расспросите… – деловито закончила она. – Я вас тут подожду. – Литераторша кивнула на тот самый врытый в землю столик, под которым, судя по рассказу Катьки, она пряталась от Лысого и Репанного. – Главное, я должна точно знать, как с олимпиадой, будет Аня участвовать в ней или нет…

«Главное, узнать – есть вообще эта самая Аня или ее нет!» – мысленно не согласился с ней Вадька. Литераторша еще что-то им втолковывала, но Вадька уже решительно двинулся к кирпичной пристройке. Кажется, появился шанс разобраться со вчерашним загадочным происшествием!

– Катька видела, как девчонку похитили, через час отец ее сказал, что она дома, а сегодня она не пришла в школу, – тихо, чтобы не услышала оставшаяся позади учительница, пробормотал он. – Или она и правда заболела, или… Катька все правильно видела.

Кисонька согласно кивнула и надавила на звонок.

Дверь в пристройку распахнулась без всяких вопросов – видно, «кто там» здесь приберегали для ночного времени. На пороге стоял тот самый высокий немолодой мужчина, который вчера объяснил растерянной Катьке, что будто бы похищенная девочка Аня спокойно спит в своей кровати. Литераторша напрасно рассчитывала на «южмашевские» строгости – папа оказался дома. В свете дня он казался старше, чем вчера. Мужчина поглядел вопросительно на неожиданных гостей, и тут Вадька сообразил, почему тот показался ему таким старым, – у него был совершенно пустой, словно бы мертвый взгляд.

– Мы… э-э… мы… – как Катька вчера, проблеял Вадька, вдруг сообразивший, что он понятия не имеет, что говорить. Не ляпать же снова, один в один с сестрицей: «Мне Аню!». – У нас… э-э… школа…

– А у меня работа, – ответил мужчина. – Перерыв заканчивается, мне уходить пора. – И он сделал попытку захлопнуть дверь перед их носом.

– Извините нас, пожалуйста, – очень вежливо сказала Кисонька, при этом совершенно бесцеремонно придерживая дверь за ручку. – Он хотел сказать, что мы пришли проведать Аню.

– Надо же, какие замечательные друзья! – зло фыркнул собеседник, и видно было, что его такая дружеская забота совсем не радует. – Один день девочка пропустила – и, бросив все дела, ее примчались проведывать! Только знаете что, ребятки? – Он перевел взгляд с Вадьки на Кисоньку и обратно. – Я неплохо знаю Аниных друзей. Вас я в первый раз вижу! – И он снова попытался закрыть дверь. Створка дернулась… и не поддалась – Кисонька вцепилась в ручку мертвой хваткой. И при этом она еще умудрялась изображать смущение!

– Ой, как неловко получилось! – потупив глаза и на Муркин манер накручивая на палец рыжую прядь, затянула она. – Вы понимаете, Егор Викторович, мы на самом деле вашу Аню даже не знаем… Я скажу вам правду! – словно решившись, выпалила она.

– Всегда лучше говорить правду, – недоверчиво ответил Егор Викторович, но дверь больше на себя не тянул.

– Нас учительница по литературе прислала! – понизив голос, хладнокровно объявила Кисонька, очень заметно косясь на нахохлившуюся на скамейке учительницу. – Ей самой неудобно вас снова беспокоить, вот она и попросила…

Вадька глянул на Кисоньку с возмущением – на фига она училку-то сдает, некрасиво! Но Кисонька была само хладнокровие.

– Какая настырная дама, – тоже поглядев в сторону скамейки, яростно пробормотал Егор Викторович. И снова Вадьку поразило выражение его лица. Он словно и злился на учительницу – люто злился, до самой настоящей ненависти, – и словно бы надеялся на что-то…

– Хорошо, что она сама сюда не притащилась… – Анин папа снова перевел взгляд на ребят. – Значит, вы не знаете Аню? – задумчиво повторил он.

Кисонька кивнула.

– И никогда ее не видели?

Девчонка замотала головой так, что ее рыжие локоны запрыгали по плечам.

Вадька безнадежно вздохнул – ну вот, сейчас их точно выставят.

– Проходите, – широко распахивая дверь, скомандовал хозяин квартиры. – Она, конечно, не очень хорошо себя чувствует, но чего только не сделаешь, чтобы утихомирить учительницу!

Кисонька торопливо, словно испугавшись, что хозяин передумает, нырнула внутрь. Ошеломленный Вадька последовал за ней.

– Снимайте куртки, – указывая на вешалку, приказал Егор Викторович. – И проходите в комнату… Знакомьтесь… раз уж раньше вы знакомы не были! – Он метнул на ребят испытующий и настороженный взгляд и указал на… лохматую афганскую борзую, возлежащую на диване.

Сперва Вадька заметил, что на ребрах борзой красуется тугая повязка, и только потом сообразил, что показывает хозяин дома вовсе не на собаку, а на присевшую у дивана девчонку, ласково поглаживавшую псину по длинной узкой морде. Девчонка повернулась, приветливо улыбаясь Вадьке.

– Моя дочь Анна! – провозгласил Егор Викторович.

Улыбка примерзла к губам девочки. Лицо у нее стало откровенно обалделым.

Вадька уставился на нее во все глаза. До этой минуты он был уверен, что в квартире и впрямь нечисто, что Катька права – проживающую тут девчонку увез серый фургон, а им сейчас опять начнут вкручивать, что она спит, или в больнице, или еще где-то… Но вот же она – Аня! Худая, высокая, стрижка короткая – все, как Катька рассказывала. Значит, все-таки ее никто не похищал?

– Поболтать у вас, правда, не получится, у Ани очень горло болит и кашель сильный, – донесся из-за его спины голос Егора Викторовича.

– Кхе-кхе, – неуверенно кашлянула девчонка. Физиономия у нее по-прежнему была ошарашенная.

– Высокая температура, ужасная головная боль, – продолжал с удовольствием перечислять Анин папа.

Не меняя потерянного выражения лица, девчонка театральным жестом прижала ладонь ко лбу.

– Болеть ей еще долго придется, – разливался соловьем Егор Викторович. – Так что передайте вашей учительнице, что вы Аню видели… – Он снова метнул настороженный взгляд на ребят. – Пусть она оставит нас в покое, даст ребенку выздороветь! – объявил Егор Викторович… и направился к дверям, давая понять, что разговор окончен.

Вадька жалко огляделся – ну, попали они в квартиру и что узнали? – и поплелся за ним…

– У вас тут та-ак миленько! – послышался нежно-хрустальный голосочек. И Вадька, и Егор Викторович дружно обернулись.

Кисонька словно бы и не понимала, что их выставляют. Она изящно присела на краешек дивана и глазела на развешанные по стенам старые черно-белые фотографии. Фотографии привлекали внимание сразу: на всех красовались вытянутые, похожие на вертикально поставленные карандаши, ракеты. На некоторых снимках ракеты взлетали – казалось, они стоят на ярко-белых слепящих струях огня, а вокруг расползается зловеще-кудлатое облако серого дыма.

– Я и не знала, что все эти ядерные ракеты та-акие симпатичные! А вы сами им дизайн делали или специалиста нанимали? – восторженно хлопая ресницами, Кисонька воззрилась на хозяина дома.

– Сами, – с совершенно каменным лицом отрезал Егор Викторович и отступил на шаг в прихожую, явно приглашая ребят следовать за ним.

Но Кисонька его опять «не поняла».

– Вадик, ты только посмотри, какая хорошенькая ракетка! – восхитилась Кисонька, указывая пальчиком на рвущийся ввысь черный конус, в очертаниях которого даже по фотографии угадывалась дикая мощь и зловещая смертоносность. – Ни за что не подумаешь, что их сто лет назад делали!