Самовозведение политических симплексов – вовсе не "бездушный" процесс, каковым порой принято считать все связанное с математикой и числом. За конечную кристаллизацию кватернионов ответствен не столько механизм теоретического и/или практического коллективного знания, сколько узнавания (чего-то знакомого), объединяющего и эмпатические, и рациональные стороны. Процесс протекает главным образом по бессознательным, имагинативным каналам, в которых узнавание более важно, чем знание. По сходному поводу М.М.Бахтин утверждал, что знание превращается в "узнание" в искусстве [342, c. 118] , "становится ответственно обязующим меня "узнанием"" [там же, с. 119] . В свою очередь, разве в политике не значим эстетический аспект?

Если что и заслуживает поэтического наименования психической родины современного человека, общества, то прежде всего элементарная разумность – в обоих ее компонентах: простейшей рациональности и "детском" (школьном) онтогенетическом источнике, см. Предисловие . Тогда историческое стремление масс – так или иначе "дорога домой", едва ли не по-улиссовски. С единственным, вероятно, отличием: у Одиссея родина была далеко, у социума она ближе, чем самое близкое, ибо находится внутри. Что, разумеется, не означает: второй путь менее драматичен. Не хочу быть неправильно понятым, речь в данном случае не о пресловутой ностальгии по СССР, хотя и в нем, как мы помним, запечатлены кватернионы, и значит, на худой конец в дело идет и ностальгия. Она, однако, не столько ориентирует, сколько дезориентирует: как всякое прошлое, СССР безвозвратен, иной теперь и "строительный материал" (общество в целом, отсутствие в СНГ места Прибалтике). Мы же имеем в виду дорогу не к исторической, тем более канувшей в Лету, родине, а к внеисторической – так как в принципе "ахронической", – к устойчивому психо-логическому инварианту, "идеалу". Конкретный облик "родины" изменяется, но для отмены структурного костяка идеала потребовались бы более глубокие перемены – в самой парадигме сознания, мирочувствия, присущей не одному СНГ.

И еще одно: иррациональная аффективная стихия в политике ни в какой из моментов не становится исчезающе малой, в переходные периоды она играет главную роль. Бесперспективно пытаться воздействовать на сошедшие с рельсов народы и политиков с помощью логических аргументов, рациональных увещеваний. Разум и эмоции вращаются на разных орбитах, и первому никогда не справиться со вторыми. Поэтому политические симплексы, неразрывные с бессознательным и эстетическим началами, суть практически единственный инструмент, который в состоянии решить данную задачу. Архетипы числа дислоцируются рядом с иррациональными архетипами, в смежной психологической области, они родственны образным архетипам. В Новейшее время архетипы числа, вернее, сопряженные с ними психо-логические комплексы, берут на себя "неомифологическую", имагинативную и, следовательно, регулирующую функцию. Именно на этом основании, а не на голых абстрактно-логических выкладках, зиждутся наши прогнозы. Число оказывается социально-политически, экзистенциально значимым, ибо современная социальная инициация включает соответствующую обязательную подготовку сознания.

Основной недостаток используемого логико-числового подхода – в том же, в чем и достоинство, – в "ахроничности". Оставаясь в рамках модели, не удается обосновать точные сроки предсказанных состояний. О хронологической протяженности исторической трансформации остается судить исходя из косвенных соображений. Поэтому воздержимся в настоящем контексте от определенных суждений, ограничившись предположением, что для преодоления центробежных тенденций на пространстве СНГ, для завершения политического строительства потребуется несколько десятилетий (ср. сходные процессы в Европе). Не менее существенным недостатком метода следует считать то, что, говоря о конечных результатах, он умалчивает о конкретных путях их достижения. Так, автор, которому уже в 1994 г. была известна приведенная схема семантического строения СНГ, однозначно оценил как ошибку начало военных действий в Чечне: согласно теории, поражение было неизбежным. При этом, однако, оставалось неясным, как именно огромная Россия сумеет проиграть войну одному из своих крохотных субъектов. Аналогично, лишь в гадательном облике выступает конкретный сценарий утверждения СНГ в качестве правомочного элемента системы "богатого Севера" (опять же, казалось бы, вопреки наличному положению), интеграции СНГ согласно тетрарному образцу.

Продолжая ряд иллюстраций кватерниорных структур, имеет смысл обратиться и к сопряженной региональной системе, частично выходящей за границы СНГ, но попадающей в зону его ментально-политического влияния. С феноменом подобного – прямого или косвенного – "заражения" мы уже знакомы на примере Афганистана (см. выше: три основные военно-политические группировки "Северного альянса" и радикально-фундаменталистское движение "Талибан" в роли "четвертого"). Теперь обратимся к соседней области – району Каспийского моря.

Его самостоятельное экономико-политическое значение в качестве мировой энергетической, нефтегазовой кладовой, второй по запасам после Персидского залива, в последние годы интенсивно возрастает; скачкообразно возросла и степень самосознания населяющих его народов. В связи с распадом СССР в этом регионе произошли кардинальные политические перемены. В Каспийский бассейн входят следующие государства: Азербайджан, Казахстан, Россия, Туркменистан, а также Иран, – т.е. номинально пять элементов. Однако мы помним, что Туркменистан официально провозгласил нейтралитет и последовательно придерживается объявленной линии в отношениях со всеми соседями. Такова его позиция в постсоветской Средней Азии, подчеркнутое невмешательство демонстрируется по афганскому азимуту. Туркменистан соблюдает твердую политику нейтралитета и в Каспийском бассейне, поэтому и здесь, как и в Центральноазиатском ансамбле, им сознательно избрана неактивистская роль "остальных".