Политико-идеологические проблемы германского ансамбля объясняются не только нейтралитетами, но и известными историческими коллизиями. С одной стороны, на протяжении веков эти территории были объединены в рамках Священной Римской империи (с конца ХV в. – Священной Римской империи германской нации). Но каково отношение к ней современного местного населения? Если значение исторических противоречий между Австрией и Пруссией в борьбе за лидерство в империи для современных австрийцев и немцев едва ли стоит преувеличивать, то в самосознании швейцарцев акт обретения независимости от империи до сих пор – предмет гордости. Нельзя игнорировать и последующий опыт региона, когда гитлеровская Германия, злоупотребив памятью о Священной Римской империи, бросила тень на ее восприятие со стороны даже нынешних немцев, австрийцев. Поэтому древо единства германского ареала, обладающее глубокими историческими корнями, испытывает затруднения в росте.
Такие проблемы обычно именуются кризисом идентичности. Подобный кризис в послевоенные полвека переживала Германия. Тем же термином можно воспользоваться для описания ситуации в ансамбле в целом, которому было непросто прийти к осознанию общности интересов, необходимости их последовательного отстаивания, непросто настроить общественное мнение составных единиц (прежде всего ФРГ, Австрии, Швейцарии) на фактическую, пусть и непродекларированную, интеграцию и политическую активность. Но все же мы уверенно говорим о складывающемся региональном ансамбле – апеллируя к географической и культурно-языковой общности, как минимум полувеку безусловно-демократической традиции, высокому экономическому рангу трех стран.
Названные проблемы германского ансамбля либо решаются, либо будут решены в обозримый период, но пока речь шла о трех его основных участниках, а не четырех. Исключение из правил? – Навряд ли. Сквозной мировой и европейский принцип формообразования, если и способен допускать исключения, то их естественнее ожидать там, где это не столь уж и важно, на экономической и/или политической периферии, в «медвежьем углу», но не в самом сердце такого значимого образования как ЕС. Возвратимся к бывшей Югославии.
Как мы помним, одно из пяти новых независимых государств, Словения, оказалось в южной системе, так сказать, выпадающим звеном, почти «белой вороной»: доказанный иммунитет к силовым методам решения вопросов, успешные экономические и политические реформы, скорое членство в ЕС и НАТО. Если учесть, что эта самая западная часть бывшей Югославии с начала ХVI в. по 1918 г., в период владычества Австрии, уже побывала в ареале германского мира, что она исповедует одну из западных разновидностей христианства, а не восточную и не ислам / 8 /, что она – вместе с остальными республиками – испытала «вторую волну» германского влияния, то не лишено резонов допущение, что Словения в состоянии перейти из югославского регионального ансамбля в германский. Ведь в первом из них – один на глазах превращающийся в инородный «лишний» элемент, во втором, напротив, – недостающий. Воспользовавшись физической аналогией, мы сказали бы об отрицательно и положительно заряженных «ионах» и о захвате одним у другого избыточного «электрона», если бы слово «захват» не ассоциировалось в политике с насилием. В настоящем же случае подавляющее большинство населения и руководства Словении выражает волю вступить в ЕС и завязать теснейшие связи с его самыми развитыми членами.
Европейские перспективы Словении представляются даже более благоприятными, чем у ряда других, ранее состоявшихся членов ЕС. Скажем, Греция и Португалия, уже два десятилетия входящие в Союз, до сих пор во многом «проблемные». Польша, Чехия, Венгрия, оказавшиеся в «первой очереди» на прием в НАТО и ЕС, образуют вместе со Словакией свой собственный ансамбль, страдающий как целое генетическими болезнями недавнего социализма и своего восточного, «полупериферийного» экономического положения. У Словении же возникает исторический шанс оказаться в германском ансамбле, все остальные участники которого – элита европейской и мировой экономики. То есть, наряду с преимуществами членства в ЕС, Словения вправе рассчитывать на плоды той менее формальной, зато «особой» близости, которая устанавливается в границах ансамблей. Разве не лестно для Словении сесть за один стол с такими партнерами? Разве не вспыхивает в словенских душах надежда, что и их страна, как новый союзник, взойдет на ту же ступень, которую занимают ФРГ, Австрия и Швейцария? Со своей стороны, германский ансамбль не менее заинтересован в «расширении», в обретении, как и у всех, необходимого четвертого звена / 9 /. Попутно с ансамбля снимается печать исключительно национальной интеграции, до сих пор вселяющей некоторые подозрения со стороны чутких соседей, да и самих демократически настроенных немцев, австрийцев, швейцарцев.
В связи со сказанным естественно предположить, что в ближайшей перспективе Словении предстоит быть «втянутой» в складывающийся германский ансамбль, тривиальным следствием чего станет кватерниорность строения как югославского, так и германского ансамблей. В контексте происходящего нелишне напомнить о давнем предупреждении К.Юнга: если сознание упорно не принимает во внимание опыт архетипов, архетипические образы могут вторгаться в реальность катастрофическим образом (а в ряду архетипов он числил и четверичные формы).
Затем следует обсуждение ряда «ошибок» со стороны мировых, европейских и русских политиков в решении проблем региона и констатировано, что постепенно все входит в надлежащее русло.
Попутно отметим, что нынешняя Союзная Республика Югославия состоит из Сербии и Черногории (вероисповедание – православие), однако в Сербии вплоть до недавнего времени существовали две автономии: северная Воеводина, на территории которой компактно проживает венгерское меньшинство (католическое), и на юге – край Косово, населенный преимущественно албанцами-мусульманами. Бывшие автономии заявляют о себе и в новых условиях, М = 4. Подведем итоги.