a ~ c

(16)

b ~ c

a + b = c,

откуда нетрудно вывести, что оба актора должны получить теоретически одинаковые проценты: a/c = b/c = 50% .(4) Соответственно, Дж.Кеннеди добился лишь чисто символического перевеса над Р.Никсоном (около ста тысяч голосов). Однако тем самым, хотя бы постфактум, лидер все же определился.

В США, как известно, принята двухступенчатая система. 6 января 1961 г. были объявлены окончательные итоги подсчета голосов выборщиков. За Дж.Кеннеди было подано 303 голоса, за Р.Никсона – 219, за сенатора Г.Бирда (хотя он и не выставлял свою кандидатуру, за него высказались представители нескольких южных штатов) – 15 [125-62] . При определении соотношения только между двумя главными участниками эти последние 15 голосов, очевидно, должны быть исключены из расчета. Тогда общее количество проголосовавших за двух главных кандидатов составляет с = 303 + 219 = 522. На долю Кеннеди приходится а/с = 303 / 522 = 58,0%. Сравнение с теоретическими 57,7% демонстрирует вполне приличное совпадение вычисленного значения с реальным.(5)

Теперь обратимся к более животрепещущим для нас прецедентам из новейшей русской истории. Согласно данным Центральной избирательной комиссии РФ о результатах второго тура президентских выборов 3 июля 1996 г., за Б.Н.Ельцина было опущено 40 млн. 208 тыс. 384 бюллетеня, за Г.А.Зюганова – 30 млн. 113 тыс. 306.(6) Вариант "против всех" предпочло 3 млн. 604 тыс. 505 человек. Стандартное представление результатов заключается в определении процентных долей голосов, взятых от общего количества действительных бюллетеней. При таком способе представления у Ельцина – 53,82%, у Зюганова – 40,31%, против всех – 5,87%. В таком виде обычно и приводится информация. Однако наша теоретическая модель определяет соотношение лишь между двумя вариантами: в данном случае между Ельциным и Зюгановым, т.е. в ракурсе "двухпартийного вотума". В ту же форму, значит, должны быть облечены и фактические данные.

Вначале определим общее количество голосов, поданных только за двух кандидатов: с = 40 208 384 + 30 113 306 = 70 321 690. Итог же оказывается следующим: у Ельцина – 57,2% (у Зюганова – 42,8%). Теоретическая величина 57,7% расходится с фактическими 57,2% всего на 0,5%.

Предшествующие президентские выборы в России, 1991 года, проходили в совершенно других условиях. Если в 1996 г. состоялась действительно острая борьба между двумя кандидатами, и масс-медиа удалось внушить населению, что государство находится перед воистину судьбоносной развилкой: возврат к коммунизму или же вперед к демократии, возрождение прошлого или рождение будущего, – то предвыборная кампания 1991 г. протекала в несравнимо менее конкурентных условиях. Вопрос о лидере, или фаворите, по существу не стоял, настолько все выглядело очевидным. Ельцин одержал верх уже в первом туре. На первый взгляд, испытываемая модель неприменима к подобному случаю. Но стоит вспомнить существовавшую обстановку в стране, доминировавшие общественные настроения.

Главный претендент на высший пост считался, как сказано, определенным, тогда как остальное множество кандидатов воспринималось скорее в качестве общего фона ("без альтернативности нет демократии"). Этот "фон" по сути сливался в обобщенного "коллективного соперника", и центральный вопрос на выборах стоял практически так: "Ельцин или не Ельцин".

Подобной "дихотомизации" в тот период соответствовала и коллективно-психологическая оппозиция "Ельцин – Горбачев" (М.С.Горбачев занимал в тот период пост президента СССР и непосредственно в выборах президента РФ не участвовал, но над всеми событиями ощутимо нависала его "тень"). Против Ельцина Горбачев категорически возражал,(7) поэтому всё, что не Ельцин, казалось креатурами Горбачева или просто выгодными для него людьми. В такой подразумеваемой, но отчетливо ощутимой конфронтации первому, т.е. Ельцину, массовая мифология отводила место "героя", бескомпромиссного и решительного демократа и реформатора, мужественного поборника справедливости, тогда как во втором, т.е. "не-Ельцине", читай: Горбачеве, большинство уже явно разочаровалось. Его политическое поведение производило впечатление нерешительного и непоследовательного, его слова грешили дистанцированностью от дел. В такой проекции предвыборная кампания выглядела как борьба Ельцина с "тенью Горбачева".

За схваткой стояли и более мощные общественные реалии. СССР находился на грани распада, что сопровождалось подъемом национального самосознания не только в нацрепубликах, но и в самой РСФСР. С подавляющим перевесом Верховный Совет РСФСР принимает декларацию о суверенитете Российской республики, оглашение результатов голосования сопровождается ликующими овациями и вставанием. Национальное государство Россия и ее решительный демократический лидер, с одной стороны, и коммунистический СССР, завязший в вялотекущих реформах, с другой, – во многом таким представлялся центральный нерв коллизии.

Если допустить оправданность подобной "дуализации", или "дихотомизации", президентских выборов 1991 г., – а нам она представляется достаточно адекватной, – то сравнение с теоретической схемой все же возможно. Ельцин или "не-Ельцин", Ельцин или "тень Горбачева", энергичная национально-демократическая идея или одряхлевший, полуанемичный СССР – вполне бинарная действующая конструкция. В таком случае допустимо сравнение доли поданных голосов за реального фаворита, с одной стороны, и теоретического субъекта а из нашей модели, с другой.

За Б.Н.Ельцина на выборах 1991 г. отдали голоса 57,3% избирателей [244] , что лишь на 0,4% отличается от теоретических 57,7%.

Это довольно любопытный и по-своему знаменательный результат: несмотря на множество перемен, пережитых страной за пять лет, несмотря на кардинальное, казалось бы, преображение общественных настроений и обстановки, на качественное изменение личного образа Ельцина (катастрофическое падение его популярности), параметр а/с – равный 57,7% в теории, 57,3 и 57,2% на практике – остался по существу неизменным. Прежде всего, это явно противоречит единодушной констатации политологов, что политическая ситуация в стране и в 1991, и в 1996 гг. характеризовалась коренной нестабильностью, отражая качество переходности. Если она действительно нестабильна, то следовало бы указать, в каком именно смысле, в каких конкретных аспектах. Гуманитарная политология то и дело грешит неточными, многозначительными выражениями, которые каждый волен понимать, как заблагорассудится. Напротив, элементарный подсчет демонстрирует, что параметр а/с остался по сути инвариантным. Мало того, с высокой степенью точности он совпадает с теоретической величиной 57,7%, полученной из предпосылки как раз принципиальной стабильности. Этот результат согласуется и с результатом американских выборов (см. Дж.Кеннеди). Россия – особенная страна, которую "умом не понять" и в которой всё не так, как на Западе? – Типологически одинаковые процессы повсюду в образованных странах приводят к одним и тем же итогам. Реальная действительность предпочитает, чтобы ей задавали строго сформулированные вопросы, тогда она и отвечает на них конкретно и точно.