Что касается прошлого, кажутся правомочными следующие выводы. Оригинальность партийного строения послевоенной Италии не помешала реализации в ней – как и в классических биполярных системах – действующей пропорции золотого сечения. При этом поскольку, в отличие от обычных биполярных стран, Италия была дважды биполярна и поскольку в ней оказались значимыми не одна, а две логические оппозиции, постольку это находило выражение в перемежаемости или сосуществовании двух различных критериев. Практически в каждый момент итальянцы знали или ощущали, что конкретно они имеют в виду. Благодаря этому, вопреки видимой нестабильности, итальянской политической системе удавалось на протяжении десятилетий не только выстоять, но и в целом успешно справляться с управлением государством.
Норберто Боббио, крупнейший политический философ Италии, утверждал: "Итальянские политики изобрели не перманентную революцию, а перманентный кризис. Итальянская демократия постоянно в кризисе. Италия – слабая демократия, демократическая машина в нашей стране обладает слабым мотором, но я все же не считаю, что этот "вечный кризис" является предвестником катастрофы". И далее: "Итальянская демократия слаба, но устойчива. Итальянцы, может быть, не демократы по убеждению, но они между тем привыкли к демократии. Наша страна является демократической по привычке", цит. по: [56] . Остается лишь задаться вопросами, что в конечном счете удерживало Италию от перерастания хронических кризисов в обвал, что ответственно за упомянутую "привычку", и не взяла ли на себя функцию предохранителя, внутренней опоры и костяка исследуемая сила рационального бессознательного.
Приведенные расчеты имеют характер предварительных, ибо опираются исключительно на формальные данные. В них не учтена ни кулуарная, ни закулисная деятельность, исключительно важная для Италии. Так, правительства меньшинства или незначительного большинства в действительности могли опираться, благодаря неафишируемым договоренностям, на более значительные части парламента, что не может не повлиять на арифметику, на пропорции. Но в нашу задачу не входит анализ, пусть и важных, деталей. Уточнение расчетов – дело специалистов. Целью настоящего раздела, да и главы в целом, является не исчерпывающее исследование, не закрытие вопросов, а, напротив, их постановка, открытие.
Сделав шаг назад, к стандартной дихотомной ситуации, нелишне обратить внимание, что в разных странах к подведомственности золотому сечению в той или иной мере тяготеет процент явки избирателей к урнам для голосования. В данном случае, соответственно, речь идет о естественном разделении полной группы населения, наделенного избирательным правом ( с ), на две самостоятельные подгруппы: 1) тех, кто считает необходимым принять участие в процессе голосования, и 2) тех, кто воздерживается от реализации этого права. Далее следует выяснить, какова в среднем оценка каждой подгруппой акта явки на избирательный участок. В первом случае перед нами граждански активная и ответственная установка, восприятие акта голосования как выражения собственной позиции. Я прихожу на участок, чтобы определить политическое лицо общества, тогда как отказ от подобной возможности означал бы ущемление моих личных прав, ничтожность моих убеждений. Не придя на участок, я пожертвовал бы своим голосом в пользу тех, кто не придерживается моей точки зрения. Образ мысли второй группы, напротив, предполагает восприятие необходимости куда-то ходить, тратить личное время как лишнего бремени. Почему и ради чего я, собственно, должен жертвовать персональными планами, подстраиваясь под срок, на который кому-то было угодно назначить дату голосования? Зачем мне следить за предвыборной кампанией, за дебатами, когда я точно знаю, что все участники стремятся заморочить мне голову? Пусть они сами решают собственные проблемы, а я займусь своими.
На следующей ступени анализа придется постараться понять, какой из двух типов настроений в настоящий момент доминирует в обществе. Если социум находится в политически активном режиме, если неучастие в голосовании воспринимается большинством как ущерб самим себе, то процент явки должен составить величину, близкую к 60%, точнее, к 61,8%. Если обстановка противоположная, т.е. спокойная и "рутинная", на первый план выходит отношение к визиту на избирательный участок как к бремени, как к принесенной жертве. Тогда от процента явки следует ожидать значения, тяготеющего ко второму устойчивому варианту – 38,2%.
Непременно стоит отметить, что настоящий случай – деление целого на две группы: активную и пассивную, – довольно существенно отличается по характеру от ранее изучавшейся ситуации межпартийной (вар.: межблоковой) борьбы. В последнюю вступают только заведомо активные части электората, принимающие участие в одних и тех же соревновании или игре, их соперничество оказывается принципиальным и острым. Напротив, когда решается, приходить на участок или нет, две позиции – активная и пассивная – за редкими исключениями контактируют друг с другом будто сквозь вату. Стандартные призывы к выполнению гражданского долга доходят до сердца и разума лишь части потенциальных избирателей, в то время как остальные не посещают участок главным образом не по принципиальным мотивам (если бы по принципиальным, то сценарий по-прежнему отличался бы концептуальной контрастностью), а из элементарного равнодушия . Подобный индифферентизм заставляет усомниться, действительно ли две упомянутые группы принимают участие в одной и той же игре. Одни относительно точно знают, чего хотят, установка других грешит "аморфностью и размытостью". По этой причине "зацепление" между активным и пассивным электоратами может оказаться не очень прочным, и названные проценты могут соблюдаться с меньшей степенью обеспеченности (так, кстати, и происходит в реальности, ибо приходится сталкиваться с самыми разными цифрами).(2) Поэтому в данном случае мы предпочитаем говорить лишь о сравнительно мягкой тенденции (вернее, тенденциях, т.к. перед нами, напомним, по сути две парадигмы: 61,8% и 38,2%), о прямой или косвенной склонности, тренде , а не высказываться столь определенно, как ранее.
