Если сказанное кажется убедительным, то пришла пора собирать урожай. Европа отчетливо делится на две части: Западную и Восточную (Центральную). Первая – преимущественный, за считанными исключениями, ареал германских и романских народов, бастион геополитического Запада и, если пользоваться категориями мир-системного анализа, принадлежит ядру капиталистической мир-системы, КМС. Вторая – зона славян, греков, угров, румын, в последние века находившихся в колониальной зависимости от соседствующих великих империй; эта зона более удалена от мировых финансовых и экономических центров и ныне стоит на более низкой ступени модернизации, относится к полупериферии КМС. Каждая из двух частей включает в свой состав четыре легитимных региональных ансамбля и один лимитрофный, т.е. может быть описана формулой "четыре плюс лимитроф". Формула Европы в целом предстает в следующем виде:
лимитроф + четыре ¦ четыре + лимитроф
В итоге общая европейская структура оказывается в логико-числовом отношении зеркально-симметричной (хотя в экономическом плане в настоящий момент наличествует градиент: от более высокого уровня жизни на Западе к более скромному на Востоке; о полной симметрии речь, разумеется, не идет).
Обратим внимание на один частный, но немаловажный момент. В той мере, в какой мы рассматриваем европейскую систему, ее западную и восточную половины в качестве "самодовлеющих", семантически относительно замкнутых единиц, их ансамблевое строение предстает строго кватерниорным, как и предписывается теоретической моделью. Однако в действительности современная Европа – не замкнутая, а открытая система, и это обстоятельство находит отражение в ее архитектуре: функция открытости субстантивируется в дополнительных, лимитрофных, звеньях, чья роль – быть преимущественным носителем связи ЕС со смежными блоками. Складывающаяся Европа интериоризирует, включает в свои рамки не только собственное "ядро", но и "оболочку", оказываясь Европой не только "an sich", но и "f?r sich". Физик в сходной ситуации мог бы вспомнить о феномене "присоединенной массы", лингвист – о приращении тезаврического значения слова или предложения благодаря контексту.
Если иметь в виду чисто логический, семантико-числовой аспект, то что побуждает многочисленные европейские народы, продвигаясь сквозь коллизии, драмы и даже кровь, последовательно структурировать свои отношения таким общим, сквозным, сверху донизу(59) образом? Экзотические версии, наподобие руки провидения или гипотетического мирового правительства, означали бы объяснения obscurum per obcurius (неясного через еще более неясное), вдобавок оказались бы не более, чем нарративом, описанием, но никак не действительным объяснением, т.к. оставили бы за скобками причины, по которым множество различных национальных социумов санкционируют применение к себе одного и того же унифицирующего принципа. Полное впечатление, что перед нами разворачивается результат коллективных действий несколькосотмиллионных масс, воли каждой части которых капризны, стохастически разнонаправленны, но при этом они имеют-таки общую составляющую – рассудок. Как не вспомнить, что мы имеем дело с континентом, отличающимся образованным населением? И значит, все сказанное в Предисловии о рациональном коллективном бессознательном применимо и в настоящем случае. Бессознательный характер находит выражение в частности в том, что человек не отдает себе отчет, насколько он в массе разумен, однако плоды его деятельности в конце концов представляются таковыми.
По мере возможности мы старались избегать в процессе изложения любого – "демократически-прогрессивного" или "пещерного, империалистического" – идеологического крена, интересуясь исключительно бесстрастными числами. Это непросто, поскольку, по справедливому напоминанию С.Золяна, используемый при политических описаниях язык обыкновенно основывается на прагматических , а не информационных или когнитивных факторах [132, c. 96] . Тем не менее, каждый из использованных нами терминов, несмотря на иногда напрашивающийся оценочный довесок (лучше сказать: коннотацию), следует понимать все-таки без него, так сказать, на уровне "незаинтересованности": ведь основная задача заключалась в построении как раз информационного и когнитивного здания.
Чтобы закруглить тему, осталось сделать лишь несколько замечаний. При анализе строения СНГ (см. раздел 1.4.2- ) одно из государств, объявившая о своем нейтралитете Молдова, осталось незадействованным в активных евразийских структурах, отчего было наделено статусом "остальных". Возможно, этого достаточно для настоящего дискурса, и реальное будущее данной страны сохранит соответствие упомянутому статусу. Но не обязательно.
Молдова длительное время разделяла историческую судьбу Румынии, говорит (частично за исключением Приднестровья) на одном с ней языке, в последний раз была отделена от нее, в пользу СССР, лишь в 1940 г., а в настоящие годы в ней усилились настроения – особенно у некоторых политиков – вновь воссоединиться. Главное препятствие этому – позиция русскоязычного Приднестровья(60) , небольшого по территории, но главного индустриального района страны, с ХVIII в. входившего в состав России. Кроме того, Румыния в ее нынешнем экономическом и политическом состоянии навряд ли годится на амплуа достаточно яркой приманки, т.е., помимо историко-культурных, другие мотивы к объединению по существу отсутствуют.
Ход дальнейших событий, очевидно, будет зависеть от сравнительных перспектив СНГ и ЕС. Если Румыния принимается в ЕС, устанавливает особо доверительные отношения со своими партнерами по ансамблю (Болгарией, Грецией, Кипром), весь регион демонстрирует качественное повышение своих экономических показателей, а СНГ продолжает оставаться в экономических и политических руинах, то исход понятен: никаких "остальных" на стыке СНГ и ЕС не останется, строгость общего строения лишь возрастет. Впрочем, необходимость настаивать именно на таком варианте отсутствует, тем более, что речь идет о периферийном по значению регионе – как для СНГ, так и ЕС, т.е. легкие вариации здесь вполне вероятны.
