– Нет, сын мой, я приду к тебе попрощаться, ты лежи, поправляйся. А у меня своя боль, Армения неизлечимо больна сейчас – вот что меня терзает.

Наутро паша снова пришел ко мне и дал мне шесть тысяч денег, а потом еще три тыщи.

– Сынок, – сказал, – адрес мой знаешь?

– Не знаю, – ответил я.

– Сын мой, – сказал, – запомни мой адрес: генерал-майор Андраник. Куда ни пошлешь письмо, оно меня найдет. – Он помолчал, потом сказал: – Ежели пойдешь в Татэв зажечь свечку, помяни меня.

– Раз ты про Татэв подумал, непременно туда пойду, полководец.

– В этом монастыре раскачивающийся камень очень похож на судьбу нашего народа. Вечно нас качает из стороны в сторону, а мы все не падаем. Ну, держись крепко мой храбрый сотник, мой хороший боец. – Погладил меня по голове, наклонился, поцеловал меня в лоб, попрощался, «будь здоров», сказал.

Больше я его не видел. Ушел. Навеки ушел».

Падение Города-крепости Стояла осень, октябрь месяц, земля была мокрая, скользкая, хлябь одна, дороги развезло.

Вдруг пришло известие, что войско Черного Бекира напало на Армению. И я увидел, как со стороны Сарыкамыша они двинулись к Городу-крепости. Это была все таже знакомая мне коварная орда, с которой дрались армяне-фидаи под стенами монастыря Аракелоц, на Сулухском мосту, в Сардарапатском поле и на берегах Тхмута.

И снова шли они на Армению, но вел их на этот раз не Скопец Бинбаши и не Али-паша, а Черный Бекир. Вместо фески на них были башлыки, и у всех в руках – мосинские винтовки.

В Городе-крепости есть тринадцать крепостей, самая большая из них стоит в центре города. Триста пушек укреплено на этих крепостях и около двухсот пулеметов.

Командующим всеми этими крепостями был полковник Мелик-Осипов, один из тех пяти офицеров, которых я увидел в давние те времена в мастерской шорника, в бытность мою в этом городе.

Когда орда приблизилась к Городу-крепости и увидела, что его невозможно взять приступом, Черный Бекир остановил свое черное войско, и все воины по его приказу сменили черное одеяние. …Я запомнил его в мастерской шорника Аршака спорящим с игдирцем Суреном-пашой. Это был тот самый молодой офицер александрополец, одетый во френч. Патриот-полковник обнажил саблю и приказал полку следовать за ним.

– Армянские воины, – сказал он, – Черный Бекир решил обманом занять Город-крепость, наш Карс. Не дадим этого сделать! За мной, мои орлы!

Но войско не двинулось с места. И тогда полковник приказал во второй раз. Только несколько солдат с саблями наголо встали у него за спиной. И когда храбрый полковник увидел, в каком он оказался положении, обернулся и сказал: «Армяне, вместо того чтобы турки пришли и плюнула мне в лицо за то, что я без боя сдал такой город, плюньте лучше сейчас на мой труп», – и он выстрелил себе в висок на глазах у всего войска.

И не было Андраника, который пришел бы на выручку в роковую минуту.

И я увидел, как вошло в город войско Черного Бекира под своим развевающимся на ветру зеленым знаменем.

И прославленный армянский город Карс, этот Город-крепость, никогда ни перед кем не склонявший головы, без единого выстрела сдался на милость врага, самого коварного из всех врагов.

И целых три дня в городе шел погром.

Не щадили ни мирное население, ни пленных солдат. Всех загнали в казематы или же в их собственные дома и самым жестоким образом предали огню. А кого помиловали, тех погнали в глубь страны на каторжные работы.

И пал бесподобный армянский город Карс. Тринадцать крепостей было в этом городе и шесть мостов. И один из мостов назывался «Полководец Вардан», а другой – Чугунный, и прошла черная орда Черного Бекира по этим крепостям и по этим мостам, прошла по прибрежной улице Лорис-Меликова, столкнув бронзовый памятник русскому солдату-победителю перед цитаделью, – все смела на пути и, перекрыв все ходы-выходы из города, двинулась на старый Гюмри.

Седьмого ноября войско Черного Бекира вошло в Александрополь, как теперь назывался этот город.

Только мы оказали сопротивление врагу – на дороге, ведущей из Города-крепости в Олти. Моя часть вышла из Ардахана и под горой Члауз нанесла Бекиру сокрушительный удар – на том самом месте, где на виду у всего войска покончил с собой славный полковник-александрополец.

Десять дней длилась ожесточенная схватка между бандой Бекира и моими ребятами. Со мной были хнусцы, мушцы и старые добровольцы-сасунцы. Опять со мною были Ахо, Борода Каро, Орел Пето, Тер-Кадж Адам, Фетара Исро, Арха Зорик и участник Сардарапатской битвы конюх мой Барсег. И Франк-Мосо был с нами.

Последний раз мы оказали сопротивление врагу в Ширакской долине. Черный Бекир уже вовсю бесчинствовал в Александрополе.

На мой полевой бинокль упал желтоватый лист и соскользнув, упал на колени Арха Зорику. Но это был не лист – это был клич, обращенный ко всем воинам-армянам.

«Армянские солдаты, – говорилось в воззвании, – войска Черного Бекира идут не истреблять вас, они идут, чтобы спасти Армению от грабителей-дашнаков, от их главарей – Сурена-паши и Томасбекова. Не верьте в то, что туредкие войска в Александрополе и Карсе занимались грабежом и убивали, – это неправда. Турки пальцем никого не тронули. Они пришли установить рабоче-крестьянскую власть».

Откуда принес ветер этот листок?

Арха Зорик, которого мой конюх Барсег после Сардарапатского сражения называл не иначе как «большевик Зорик», положил листок с воззванием себе в карман и той же ночью проник в Александрополь, а вернувшись, рассказал нам, что 18 ноября Черный Бекир учредил в Александрополе так называемый ревком Армении и будто бы провозгласил там Советскую власть. Этот листок тоже сочинил Черный Бекир от имени выдуманного несуществующего «ревкома», желая сломить сопротивление армянской армии. Но большевики Армении прознали про чудовищную провокацию и поставили в известность правительство Советской России, призвав армянские войска противостоять продвижению Черного Бекира.

Мои солдаты, видевшие, что сделал Бекир с Карсом и селами Ширакской равнины, узнав о коварстве Черного Бекира, удвоили пыл. С яростью срывали мои парни с голов аскяров шапки с пятиконечной звездой, срывали красные полосы с их кителей – их маскировку.

Много армянских добровольцев геройски погибло в этих боях – все мои ребята встали грудью, чтобы не дать захватчику продвинуться в глубь нашей страны. Многих воины Черного Бекира, схватив, замучили до смерти или же побросали в тюрьмы, из них назову только Франка-Мосо, верного фидаи, того, что с отрядом Маленького Арама пришел на Кавказ и отличился в битвах при Багеше и под Хоем. Того, что спорил когда-то с бердакцем о границе между селами…

Наше сопротивление было отчаянным, и все же мы потерпели поражение, не выдержав западных ветров и южнoгo самума. Наше дело было правое, но нас было мало, а они были коварны и их была тьма.

Разбойничьи банды Черного Бекира заняли Александрополь и Ширакскую равнину. По горам Кохба прошли в Сурмалу. Заняли Ани и подняли свой полумесяц над старинной анийской цитаделью.

По нашей стране прошел смерч… И была страшная резня и погром в Восточной Армении.

Не стреляла больше пушка в Городе-крепости, не сверяли по ней жители города свои часы. Время в Армении остановилось. Люди были растеряны и не то что про часы – про собственные головы забыли.

Но одни часы продолжали отбивать время – для всего мира отбивали они время.

И дошла до Ленина весть о нависшей над Арменией угрозе.

И приказал он своей Красной Армии отшвырнуть от Александрополя войско Черного Бекира.

Пришлось убраться черным полчищам. Перед тем как уйти, они взорвали Александропольский форт. Взорвали и ушли.

Но их полумесяц остался над цитаделью Ани.

О, горе мне, видевшему эти дни!

Слово Чоло над Ахо А теперь я должен рассказать вам о конце Ахо, одного из самых храбрых моих солдат.

Это он, Ахо, синеглазый фидаи, когда Сасун пал, предложил разжечь на вершине Андока большой костер и всем нам сгореть в этом костре, чтобы не даться живыми врагу.