– Из учеников отца Ованеса, принес молитвенник «Кочхез» в дар монастырю. Если не желаешь целовать мне руку, поцелуй хотя бы эту книгу, сын мой, – сказал Хесу, приблизив к лицу Андраника молитвенник Рыжего попа.

– Я поцелую твою руку, раз она держит этот молитвенник, святой отец, – сказал главный фидаи и поцеловал руку Хесу. Потом взглянул на меня и едва приметно улыбнулся. – А теперь садитесь, – обратился он к парламентерам.

Бешкомисер прислонил белый флаг к столу, покрытому зеленой скатертью, и занял место перед главой гайдуков. Рядом с ним сел Мехмед-эфенди, рядом с Мехмедом – архимандрит Хесу.

– Курить можно? – спросил Мухти-эфенди.

– Но только осторожно, рядом наш арсенал.

Один из воинов подбежал к печке и голой рукой выхватил горящий уголек.

– Господи, чувяком возьми, чувяком! – воскликнул начальник жандармов со своего места.

Солдат с угольком в руках подошел к нам и дал всем прикурить. Мухти-эфенди снова начало трясти от страха.

– Господа, военный совет защитников монастыря поручил вести переговоры мне, – сказал Андраник. – Кто уполномочен говорить от имени султана?..

Глава жандармов рукою указал на Мехмеда-эфенди. Мехмед встал и, придав лицу суровое выражение, обратился к Андранику со следующей речью:

– Господин паша, мы находимся здесь по приказу султана. Нам надо договориться. Все равно вы в наших руках, и, если война эта затянется, я должен буду снести вам голову и подарить ее падишаху, чьим слугой я являюсь.

– Твоя голова последует за моей, вдобавок мои ребята вытянут твой язык через затылок, понял?! – И Андраник выхватил из-за пояса кинжал.

Мехмед-эфенди продолжал как ни в чем не бывало:

– Представляя здесь султана, Али-пашу, Ферика-пашу и наместника Багеша, мы хотим выяснить, почему вы и Геворг Чауш со своими солдатами оккупировали монастырь и не покидаете его…

– Господин парламентер, – заговорил Андраник, – наши предки построили этот монастырь как олицетворение нашей веры, и мы пришли сюда с сасунских гор как паломники, но ваше войско под предводительством Мухамед-Али-паши окружило нас – мы были вынуждены прибегнуть к самообороне.

– Вам должно быть известно, – сказал Мехмед-эфенди, – что в глазах султана вы неблагонадежные люди, поэтому вас будут преследовать, где бы вы ни были. Если хотите сохранить голову на плечах, вам следует сдаться. Наш милостивый султан простит вас и отпустит по домам.

На это Андраник ответил, что в стране султана огонь в их очагах давно погас и им некуда возвращаться. Оружие же они сложат тогда только, когда их требования будут по справедливости удовлетворены.

Мехмед-эфенди пожелал узнать, каковы именно эти требования.

– Да, скажи, чего ты добиваешься и что просишь? – воодушевленный смелым поведением своего помощника, заговорил Мухти-эфенди и дрожащей рукой достал бумагу и карандаш, чтобы записать.

Андраник коротко изложил эти требования: полное равенство всех наций мусульманского и христианского вероисповедания в Османской империи и восстановление армянской государственности под покровительством России и великих европейских держав.

– И вы всё еще связываете надежды с Европой? Не проучили они вас еще? Мы, люди султана, знаем по опыту, что Европа только на словах защищает христиан, но никогда на деле. Если мы уничтожим всех армян до единого, Европа и пальцем не шевельнет. Совсем недавно вы обратились к неверным царям за помощью. И что же? Ваш посланец вернулся с позолоченной люлькой. Вот и вся их помощь.

– Законное право раба и подданного – стремиться к свободе. Приведите в исполнение все наши требования, и мы покинем монастырь, – решительно объявил гайдукский предводитель. – А если нам будет отказано, мы не сложим оружие и будем продолжать нашу войну.

– И вы, со своей горсткой солдат, выдвигаете такие неприемлемые требования?

– Это требования всех христианских и нехристианских народов, находящихся под вашей властью, комиссар.

– А я думаю, будет лучше, если вы найдете приемлемую грань для мирного соглашения. В противном случае вы все погибнете в осаде.

Андраник показал на сложенные во всю длину стены сундуки и сказал:

– Мы все учли, когда вооружались. С того дня, когда мы взяли в руки оружие, мы приняли смерть. Но сначала мы пустим в ход все, что есть в этих сундуках, до последнего патрона, а уж затем умрем. Что нам смерть? Мы, бунтовщики, похожи на грибы: вместо одного упавшего вырастают тысячи.

– Господин паша, насколько нам известно, вы сын плотника и сами тоже плотник. Почему вы оставили свою родину – гору Шапин – и, придя в Сасун, так упорно пытаетесь свергнуть с престола нашего добросердечного султана?

– Это верно, мой отец был плотником, но однажды он пришел домой с окровавленной головой. Чьих рук это было дело? Кто это сделал? Люди султана. За что? За то, что был христианин. Судите сами, мог после этого сын несчастного плотника заниматься как ни в чем не бывало своим ремеслом? Не от хорошей жизни вооружились мы и поднялись в горы. Кто погубил шеникского героя князя Грко? Что послужило причиной, что героиня Шаке бросилась в пропасть? Кто разорил – камня на камне не оставил – село Спаханк? Кто вздернул на виселицу учителя Маргара? Кто препроводил в тюрьму Миграна Тамаджяна со сломанной ногой? Кто похитил невинную дочку Миро из Карса? Кто сжег пахаря Ованеса в печи? Кто убил настоятеля церкви св. Ахберика? Кто отрубил голову герою Согорда Роднику Серобу? И вы еще спрашиваете, почему мы себя считаем обездоленными?!

Андраник говорил разгоряченно, прислоняясь спиной к сундукам, рука на рукояти кинжала.

– А кто убил Халила-агу?

– Халил-ага снес голову нашему герою и поплатился за это своею собственной головой. Вы зовете нас разбойниками, но мы честные фидаи, а разбойников правительство должно искать в своем окружении. Мы не причинили мирному населению никакого зла, Халил был преступником, и я этой вот рукой отсек ему голову. Так будет со всеми преступниками. Рано или поздно все тираны слетят со своих тронов. И мы, доверившись нашим горам и крепостям, сделаем все, чтобы самый кровавый среди этих тиранов свалился как можно скорее – я говорю о султане Гамиде.

– А я, господин паша, от имени этого самого султана предлагаю вам сегодня же сдать оружие Али-паше и покинуть монастырь. На руке нашего правителя возникла большая опухоль – действующие в Сасуне гайдуки, и прежде всего Андраник и Геворг Чауш. Вам следует сдаться без промедления, в противном случае султан будет вынужден удалить эту опухоль хирургическим путем, применив нож.

– Похоже, что мы друг друга не понимаем, – сказал Андраник. – Мы пересекли сотни миль и пришли сюда с саванами в мешках. Мы не сдадимся Али-паше и не сложим оружие. Если вам в этом монастыре холодно, мы можем помочь вам выйти отсюда.

– Это ваше последнее слово? В вашем положении следует быть сговорчивее…

– Я все сказал и более говорить не намерен, – резко оборвал военачальник и, поднявшись с места, подошел к амбразуре.

Внизу священник-гайдук и женщины-фидаи рыли траншеи. Священник вытер рукавом пот с лица и с силой вонзил кирку в землю.

Вошел солдат с пышными усами и сообщил, что аскяры Али-паши, надев фески на штыки, провоцируют гайдуков на перестрелку. Стрелять или нет?

– Стрелять! Но не по фескам! – Андраник поднес бинокль к глазам.

Несколько красных фесок попадало на снег, следом повалились на снег подбитые аскяры. Мухти-эфенди, молча делавший записи в своей записной книжке, побледнел и, видно, почувствовал себя совсем уже дурно.

– Возможно, Мухти-эфенди хочет пойти в нужник? – спросил Мехмед-эфенди, заметив беспокойное состояние бешкомисера. Он сказал это так, словно заранее знал отрицательный ответ и то, что он сам следом за этим сделает.

– Нет, мне не надо, – сказал Мухти-эфенди.

– Значит, ты оставайся здесь и поговори с отцом Хесу, пока я справлю нужду и вернусь. Пошли, сын мой, покажи, где тут у вас нужник, – сказал Мехмед-эфенди, и мы вместе вышли из помещения.