Он сразу увидел тревогу, беспокойство. Как у мальчика, когда он спросил его о будущем.

«Справедливо, сэр», — вздохнул он. «Бывают дни лучше, бывают хуже».

Адам серьёзно посмотрел на него. «Остерегайтесь непогоды, мистер Ричи. Может быть, поговорить с хирургом?»

Измученное лицо Ричи расплылось в улыбке. «Конечно, сэр».

Джордж Минчин был хирургом старой школы, одним из мясников. И всё же, даже пропитанный ромом, он, вероятно, спас больше жизней в своём жестоком ремесле, чем другие, более внимательные к риску. Он был хирургом Болито на старом «Гиперионе», когда тот вёл свой последний бой. Выпивка давно должна была вознести его на небеса, подумал Адам, но он всё ещё был с ними. Он понимал нежелание Ричи попасть к нему в руки.

Он увидел, как Ричи слегка повернул голову. «Он один из ходячих мертвецов, которых я когда-либо видел, сэр!»

Этот человек был высоким, узкогрудым и костлявым, словно живой скелет. Если не считать того, что Адам видел, как он нёс сундук капитана Дейтона и другие вещи с лодки, не имея ни снастей, ни помощи от других рук; мускулы у него были стальные. Он был личным слугой Дейтона и носил имя Джек Норвей. Если его действительно так звали.

Когда к нему обращались, он внимательно слушал, слегка склонив свою худую голову набок и не отрывая взгляда от говорящего. Дайер раздраженно заметил: «Ни слова не произносит, чёрт возьми! Скорее телохранитель, чем слуга, если хотите знать мое мнение!» Он не проявлял никакого интереса к общению с окружающими, и остальные, похоже, были этим вполне довольны.

Адам вытащил часы и открыл фиксатор. Затем он слегка повернул их, чтобы поймать солнечный отблеск на гравированной русалке, которая сразу же привлекла его внимание в магазине в Галифаксе. Часы с боем, часы всех видов, и эти. Его старые часы пропали после того, как он был ранен в Анемоне, или их украли во время заключения. Русалочка. Как те, что, как говорили, посещали церковь в Зенноре, где сейчас лежала Зенория. Или она…?

«Мы проверим правую батарею после того, как матросы покормят, мистер Ричи». Он учуял в тёплом воздухе пьянящий аромат рома — ещё один неотъемлемый атрибут корабельной жизни. И мой тоже.

Он увидел, как один из гардемаринов чистил свой секстант, а затем отвернулся, когда на шканцах появился Дейтон.

Он взглянул на рабочих на палубе: парусников, с их иглами и ладонями, сшивающих и чинящих, не давая пропадать ни единому лишнему пальцу. Фаскен, канонир, склонился над одной из карронад левого борта, а лейтенант Уоррен, до недавнего времени бывший мичманом, с тревогой наблюдал за ним. Разница между ними, наверное, лет сорок.

Дейтон заметил: «Некоторые из них опытные, капитан Болито, но некоторые очень молодые, вы согласны?»

Адам сказал: «На корабле хороший костяк опытных матросов, уорент-офицеров и тому подобного. Мне повезло. Некоторые из них довольно молоды, и у меня всё ещё не хватает людей, несмотря на добровольцев из Галифакса, но даже у молодых есть достаточный боевой опыт».

Он изучал профиль Дейтона, короткие рыжие волосы, вечно беспокойные глаза.

Дейтон, словно обращаясь к самому себе, добавил: «Держи их занятыми, гони их как угорелых — вот и всё. Но я уверен, ты это знаешь, да?»

«Это не линейный корабль, капитан Дейтон. Мы часто преследуем вражеские суда, оставляя в конце дня один-два приза. Нам всегда нужны дополнительные люди для управления призами, где бы и когда бы мы их ни нашли».

Дейтон медленно кивнул. «И, как я слышал, вы добились более чем успеха».

Адам указал на правый борт. Для тех, кто сумеет их вытащить, там полно призов.

Дейтон взял со стойки телескоп и осмотрел горизонт непосредственно перед кораблем, останавливаясь у каждого транспорта и туманного фрегата за ним.

«Должно быть, это Дикий Огонь. Капитан Прайс».

Адам слегка улыбнулся. Прайс, валлиец с безумным взглядом, сказал лишь: «Хороший офицер».

«Да, да. Посмотрим».

Дневная вахта заняла свои посты, и, направляясь на корму, матросы поглядывали на другого капитана, их взгляды были полны любопытства, а возможно, и враждебности.

Адам задавался вопросом, почему. Потому что Дейтон был для него чужим? Но и я тоже.

Дейтон резко спросил: «А кто это?»

Адам увидел мальчика, Джона Уитмарша, остановившегося у причала, чтобы посмотреть на море.

«Мой слуга».

Дейтон впервые улыбнулся. «Намного красивее, чем у меня!»

Где вы его нашли?

Он был удивлен, что Дейтон мог вызвать у него такое негодование.

«Он был одним из немногих, кто выжил, когда мой корабль затонул». Он повернулся и посмотрел прямо на него. «Я выдвигаю его на повышение».

«Понятно. Он из хорошей семьи? Его отец, что ли…?»

Адам коротко ответил: «Его отец умер. У него нет средств к существованию».

«Тогда я не понимаю», — он коснулся рукава Адама. «Или… возможно, понимаю».

Отряд морских пехотинцев выстроился на квартердеке, а сержант осматривал их мушкеты. По сигналу с носовой части товарищи плотника выбросили за борт несколько старых самшитовых бревен.

«Морские пехотинцы, готовы!»

Адам подозвал лейтенанта морской пехоты: «Продолжай!»

Мимо проплыли деревянные конструкции, и по команде каждый морпех по очереди выстрелил из мушкета. Послышались ухмылки и презрительные возгласы бездельников на орудийной палубе, когда вокруг импровизированных мишеней раздались брызги.

Адам протянул руку, взял пистолет морского офицера и попробовал его на вес: он оказался тяжелее и неудобнее его собственного. Он взобрался на кнехты и прицелился. Коряга теперь была дальше, и он услышал, как Дейтон заметил: «Там мало шансов!»

«Я думаю, капитан Дейтон, вы были правы в первый раз. Вы не понимаете».

Он почувствовал, как пистолет дернулся в его руке, и увидел, как один из деревянных обломков раскололся. Затем он передал пистолет лейтенанту морской пехоты и сказал: «Теперь, думаю, мы все так считаем».

4. Самый длинный день

Кэтрин осторожно подняла оконную задвижку и, оглянувшись через плечо, увидела их кровать. Занавеска была приоткрыта, скрывая лицо от первых лучей солнца; он спал, протянув руку к её подушке, пребывая в покое, возможно, в единственном своём убежище.

Она открыла окно и посмотрела вниз, на сад, на яркие краски первых роз. Солнце грело её кожу даже в столь раннее утро, воздух был чистым и лишь с лёгким привкусом морской соли.

Если бы она высунулась, то увидела бы серо-голубую воду залива Фалмут за мысом. Но она не высунулась. Сегодня, как никогда раньше, море было для неё врагом.

Платье её распахнулось, и она почувствовала дыхание моря на коже. Её никто не видел. Работники поместья были в полях, и она слышала слабый стук молотков по сланцу. Когда-то она думала, что никогда не привыкнет к этому месту и не назовёт его домом, а теперь оно стало частью её самой.

Она коснулась своей груди так же, как он, всё ещё ощущая глубину его объятий и его желание. Как будто он только что отстранился от неё.

Как быстро пролетело время с момента их возвращения из Лондона. Ездили верхом, гуляли и были наедине друг с другом.

Теперь в доме было так тихо, словно он затаил дыхание. Джордж Эйвери навещал их несколько раз и вместе с Ричардом разбирал холщовые сумки, регулярно приходившие от их светлостей. Она слушала их, стараясь поделиться, чтобы это продлилось. Как новый флагман Ричарда, «Фробишер». Они обсуждали корабль, как профессиональные моряки, которыми они и были, как человек, живое существо.

Эйвери остановился в гостинице в Фаллоуфилде, возможно, чтобы дать им как можно больше времени побыть наедине, а также чтобы обдумать отказ Сюзанны Майлдмей. Она знала, что это огорчило Ричарда; он винил себя, потому что Эйвери поставил преданность выше своего личного счастья. Если она действительно была той женщиной, которая ему нужна… Она наблюдала за парой трясогузок, порхавших среди цветов. Разве не так обо мне говорили в обществе?