Он сжал кулаки. Он слышал, как один из матросов говорил своему товарищу, когда они занимались сращиванием под квартердеком:

«Говорю тебе, Тед. Мы больше никогда не увидим подобного ему, и это правда!»

Простая дань памяти моряка, разделяемая столь многими. И всё же, как и многие, этот неизвестный моряк никогда не видел Ричарда Болито.

Дверь открылась, и он увидел капитана Форбса, осматривающего каюту, вероятно, чтобы убедиться, что адмирал не изменил ее до неузнаваемости.

«Что случилось, Виктор?»

Отраженный солнечный свет был слишком ярким, чтобы он мог разглядеть выражение лица капитана, но он почувствовал, что на нем читалась неуверенность, если не прямое неодобрение.

Мы примерно ровесники, но он ведёт себя как мой начальник. Он попытался улыбнуться, но не вышло.

Капитан Форбс сказал: «„Unrivalled“ встал на якорь, сэр». Затем, немного подумав, добавил: «Она большая. Нам бы не помешало ещё несколько таких же, когда…»

Он не продолжил. В этом не было необходимости.

«Да. Прекрасный корабль. Завидую его капитану».

Это действительно удивило Форбса, и на этот раз он не смог этого скрыть. Его вице-адмирал, которого любили и уважали, и который, несомненно, достигнет ещё более высокой должности по решению Адмиралтейства, ни в чём не нуждался. Он мог распоряжаться благосклонностью или антипатией по своему усмотрению, и никто не стал бы его в этом упрекать. Открыто завидовать было немыслимо.

«Я подам сигнал, сэр».

«Очень хорошо. Капитанский ремонт на борту». Сколько раз он видел, как это случалось на верфи, у себя и у других. А теперь и у Адама Болито. Каждая новая встреча, подобная этой, была бы дополнительным напряжением. Для нас обоих.

Форбс все еще был здесь, держа руку на сетчатой двери.

«Я тут подумал, сэр. Может быть, нам стоит пригласить капитана «Непревзойдённого». Уверен, кают-компания будет польщена». Он помедлил под пристальным взглядом Бетюна. «Вы знаете, как это бывает, сэр. Весточка из дома». Он осторожно добавил: «Вы тоже, конечно, будете нашим гостем, сэр».

«Уверен, капитан Болито будет в восторге». Он отвёл взгляд. «Мне тоже будет приятно. Никто из нас не должен забывать, как и почему мы здесь».

Он слышал, как Форбс шагал по квартердеку, зовя вахтенного мичмана. Бетюн даже не видел, как он выходил из каюты.

«Непревзойдённый» присоединился к его эскадрилье. Это был лучший выход. Он снова подумал о Болито. Никакого фаворитизма.

Но сначала они выпьют по бокалу, пока он читает свои донесения из того, иного мира. Он снова улыбнулся, и это было очень грустно. Оглядываться назад нельзя.

Адам Болито сидел в одном из кресел каюты, скрестив ноги, словно это действие могло заставить его расслабиться. Его встретили очень любезно, когда он поднялся на борт Монтроуза, под щебет боцманских кличей, под грохот и треск мушкетов, доносившихся до настоящего момента под облаком трубочной глины. Капитану – дань уважения, и он удивлялся, почему это его удивляет. Его так принимали на борту многих кораблей, больших и малых, и в любых условиях. Когда трудно было удержать шляпу, которую сдувал ветер, или когда плащ запутывался вокруг ног. Он никогда не забывал историю, рассказанную ему дядей, о капитане, который споткнулся о собственную шпагу и упал обратно в баржу, к радости собравшихся гардемаринов.

Возможно, он тоже изменился, подобно вице-адмиралу, сидевшему напротив него и с привычной быстротой перелистывавшему страницы своих донесений. По пути к флагману он взглянул за корму на своё собственное подразделение. Над своим отражением, с аккуратно убранными парусами, со всеми шлюпками, спущенными в воду для герметизации швов, она вызвала бы зависть любого будущего капитана. И она моя. Но с этого момента она станет частью эскадры, и, как и она, он должен будет принадлежать к ней. Он смотрел на склонённую голову Бетюна, на локон волос, падающий на лоб. Скорее лейтенант, чем вице-адмирал Синего флота.

Встреча выдалась неловкой, и даже шум приёма не мог её скрыть. Друзьями? Вряд ли их можно назвать друзьями.

Но они всегда были частью чего-то. Кого-то.

Он упомянул Бетюну о бригантине и своих подозрениях. Это должно было быть включено в его доклад, но он чувствовал, что должен был воспользоваться этим, чтобы развеять сохраняющуюся между ними напряженность. Вместо того чтобы отмахнуться от этого, вице-адмирал, казалось, проявил большой интерес.

«Это своего рода тайная война, которую мы здесь ведём, Адам. Алжирские пираты, работорговцы — мы сидим на пороховой бочке».

Бетюн внезапно поднял взгляд. «Похоже, лорды Адмиралтейства так же невежественны, как и мы!»

Адам сказал: «Вы знаете это лучше, чем кто-либо другой, сэр». Они оба рассмеялись, и напряжение почти исчезло.

Ему понравилось то, что он увидел. У Бетюна было открытое, умное лицо, губы, не разучившиеся улыбаться. Из писем Кэтрин он понял, что она доверяла ему. Он понимал, почему.

Бетюн сказал: «Чуть не забыл. Когда мы прибудем на Мальту, у меня будет больше информации, чтобы действовать». Он принимал решение. «В моём штабе там есть лейтенант Джордж Эвери. Вы его знаете?»

«Флаг-лейтенант сэра Ричарда, сэр». Он почувствовал, как напряглись мышцы, но предпринял ещё одну попытку. «Полагаю, они были очень близки. Я думал, он вернулся в Англию во Фробишере».

«Я не заставлял его оставаться, но его знания очень ценны для меня – для нас. Он был с сэром Ричардом, когда тот разбирался с алжирцами. И имел определённые испанские связи». Он слегка улыбнулся. «Вижу, это вас заинтересовало?» Он обернулся, услышав приглушённые удары со стороны кают-компании. Адам знал о приглашении и о том, что капитан «Монтроза» тоже будет там. В качестве гостя, как было принято, хотя Адам никогда не видел, чтобы капитан отказывался войти в кают-компанию на своём собственном корабле.

Бетюн сказал: «В любом случае, мне не пришлось давить на лейтенанта Эвери. Похоже, ему не за чем возвращаться».

У меня есть корабль. У Джорджа Эвери нет ничего.

«С нетерпением жду новой встречи с ним. Мой дядя, — он замялся, — и леди Сомервелл высоко отзывались о нём. Как о друге».

Бетюн взял свой нетронутый бокал вина.

«Я тебе скажу, Адам: „За отсутствующих друзей“». Он сделал большой глоток и поморщился. «Боже, какая гадость!»

Они оба понимали, что это делается для того, чтобы сдержать нечто гораздо более глубокое, но когда капитан Форбс и его первый лейтенант прибыли, чтобы сопроводить их в кают-компанию, они не почувствовали ничего необычного.

Адам заметил, как взгляд Форбса на мгновение остановился на старом мече Болито, лежавшем рядом с мечом Бетюна.

Почему он сам этого не видел? Как он мог сомневаться? Оно всё ещё было здесь, словно протянутая рука.

Спасательный круг.

3. Вопрос гордости

Сэр Уилфред Лафарг подождал, пока Спайсер, его клерк, собрал объемистую папку документов, а затем сложил руки на пустом столе.

«Я предвижу несколько проблем, возможно, серьёзных, которые возникнут в ближайшем будущем. Но непреодолимых? Думаю, нет».

Обычно такой комментарий вселяет в клиента надежду, если не полное удовлетворение. Но Лафарг, как юрист и старший партнёр этой престижной фирмы, носящей его имя, осознавал лишь бессодержательность этого комментария.

Он знал, что это из-за его посетителя, стоявшего сейчас у дальнего окна этого огромного кабинета. Это был любимый вид Лафарга на лондонский Сити, а купол собора Святого Павла – постоянное напоминание о его могуществе и влиянии.

Лафарг всегда был хозяином положения; с того момента, как высокие двери открывались, чтобы впустить клиента, потенциального или уже знакомого, его распорядок дня не менялся. Прямо напротив этого внушительного стола стоял стул, заставляя клиента смотреть прямо в свет окон, словно жертва, а не тот, с кого в итоге возьмут плату, которая, возможно, заставит его побледнеть и передумать, прежде чем вернуться. Однако они всегда возвращались.