Пальцы Кая дрогнули, потом он резко убрал руку, словно испугавшись, что может причинить боль.

— Ненавижу её, — выдохнул он. — Не хочу никого ненавидеть — это разъедает изнутри, — но я ненавижу её всей душой.

— Я сказала им, что она солгала. Что ты сделаешь для них всё.

Кай покачал головой, резко, с отчаянием.

— Не поверят. Пока не увидят. Пока не почувствуют. Слова ничего не значат для тех, кто вырос, как я. Все лгут, все предают, все делают больно. Они должны увидеть, что я не такой.

Я переплела свой мизинец с его.

— Увидят. Обязательно.

Кай смотрел на наши пальцы.

— Не остановлюсь, пока это не докажу.

— Я знаю.

— Надо взять еду, Воробышек.

Я не хотела его отпускать, но заставила себя. Сколько раз я уже это делала и всё равно было невыносимо.

С каждой минутой, что его не было, тревога внутри росла, будто я боялась, что он не вернется. Но когда Кай вышел из ресторана, я непроизвольно рассмеялась — последняя реакция, которой от себя ждала. Конечно, только Кай мог добиться этого.

Он нёс в обеих руках две огромные сумки и два подноса с напитками. Как он не споткнулся — чудо. Я открыла дверь и подхватила один из подносов.

— Что ты натворил?

Кай пожал плечами.

— Тебе нужен имбирный эль — от тошноты, диетическая Кола — для бодрости, вода — для восполнения сил и двойной шоколадный шейк — за послушание.

В груди что-то болезненно сжалось, будто сердце не понимало, что ему делать.

— Кай…

Он встретил мой взгляд.

— Я всегда буду о тебе заботиться.

Давление в груди, в том самом месте, где жил Кай, стало почти невыносимым. Но я промолчала. Эти слова были слишком опасны — и для него, и для меня.

Он передал мне второй поднос со своими напитками, поставил пакеты у моих ног.

— Не знал, чего ты захочешь. Взял чизбургер, горячий сэндвич с сыром и индейку с овощами.

— Твоя фотография точно стоит рядом со словом «чересчур» в словаре, — буркнула я.

— Остатки заберешь домой, — возразил он.

— Спасибо.

Он не ответил, просто закрыл мою дверь и обошел машину. Мы ели прямо в пути — привычно: я разворачивала ему бургер, ставила картошку так, чтобы было удобно дотянуться. Разговор шёл легко, поверхностно. А Кай вел грузовик в сторону ранчо Колсонов.

Мы болтали о бриллиантовой мозаике Лолли для Коупа и снимке с УЗИ, который Арден прислала в общий чат, пока я лениво доедала сэндвич с сыром и запивала всё подряд — то колой, то водой, то шейком.

Кай скосил взгляд на мой сэндвич.

— Ты съела слишком мало.

— Работаю над этим. Медленно, но верно. Последнее, чего тебе хочется, — это чтобы я заблевала твою любимую детку.

— Не в первый раз, — сухо заметил Кай.

Я поморщилась.

— Даже не напоминай.

Он как-то раз забирал меня после особенно «весёлой» девичьей вечеринки, и я вывернула желудок прямо на переднее сиденье его грузовика. Кай тогда ни слова не сказал — просто отвёз домой, уложил, потом сам отдраил машину и всю ночь следил, чтобы со мной всё было в порядке.

Он ласково похлопал по приборной панели:

— Она пережила. После двух генеральных чисток подряд.

Я закрыла лицо руками.

— До сих пор не переношу запах Jack Daniel’s.

Кай рассмеялся, сворачивая на гравийную дорогу напротив ранчо Колсонов.

— Учту на будущее.

— Куда мы едем? — спросила я, выпрямляясь и вглядываясь вперёд.

— Доешь сэндвич — узнаешь.

Я демонстративно откусила огромный кусок, прожевала и проглотила.

— Готово. Говори.

— Хотел показать тебе дом, который я построил.

Я повернулась к нему. Его взгляд был прикован к дороге.

— А Шеп его не строил?

Он говорил, что нет, но сомнение всё же кольнуло — больно думать, что он мог поделиться чем-то таким важным с кем-то из моих братьев, а не со мной. Но Кай быстро покачал головой.

— Нет. Не хотел... Мне нужно было, чтобы это было моё. Я не был готов делиться.

Я нахмурилась, разглядывая его профиль, пытаясь понять, почему дом — простое, казалось бы, дело — стал для него тайной.

Мы ехали по гравийке ещё около километра, пока Кай не свернул на подъездную аллею. Перед нами выросли массивные ворота и всё в них кричало о нём. Дизайн был как татуировка на металле: горный пейзаж, по небу которого летели воробьи, а в центре — одно слово, вырезанное крупными буквами: Haven.

— Красота, — прошептала я.

— Рад, что тебе нравится. — Кай опустил стекло и набрал код на домофоне. Ворота мягко распахнулись, открывая асфальтовую дорогу, по обе стороны которой стояли стройные ели.

Деревья заслоняли обзор, и я поймала себя на том, что затаила дыхание, пока мы ехали всё глубже на территорию.

— Сколько здесь акров?

— Чуть больше сотни.

Я сглотнула, чувствуя, как першит в горле.

— На таком просторе и потеряться можно.

Я прекрасно понимала, во сколько обойдётся такой участок — особенно сейчас, когда половина Орегона рванула сюда за природой и простором.

— Иногда потеряться — именно то, что нужно, — произнёс Кай.

Его слова задели. Я перевела взгляд с дороги на него, пытаясь понять, чего он ищет в этом «потеряться». Так увлеклась, что даже не заметила, как впереди показался дом. Только когда Кай остановил машину.

Я повернулась и меня будто ударило током.

Перед нами стоял дом, в котором переплелись викторианский и ремесленный стиль: тёплое дерево, глубокий сине-зелёный цвет стен, высокие окна, резные детали. Полудом-полуособняк, часть замка, часть фермы и при этом всё вместе казалось нереально гармоничным. Именно такой дом я рисовала сотни раз и всё равно этот был ещё лучше.

— Кай, — прошептала я охрипшим голосом. — Это же мой дом.

14 Кай

Я пытался увидеть дом глазами Фэллон. Воссоздать в голове те кусочки, как она могла бы их сложить. И не мог не ёрзать на сиденье, думая, сочтёт ли она меня одержимым идиотом. Если да — будет права.

Фэллон распахнула дверцу и вышла из пикапа, направляясь к возвышающемуся над ней дому. В нём было волшебство и прихоть — редкое, особенное сочетание, как и у девушки, которая когда-то его придумала. Она и сама была соткана из такого же волшебства. Когда она подняла взгляд на трёхэтажное здание с круглыми башенками и балконами, её челюсть буквально отвисла.

— Кайлер… как мой дом стал настоящим?

Я сжал кулаки, удерживая это имя — то, как оно звучало на её губах, будто принадлежало только ей. В каком-то смысле так и было.

— Потому что я его построил, — ответил я хрипло, будто не произносил ни слова весь день.

Фэллон не обернулась, когда задала следующий вопрос:

— Зачем?

Вот он, момент истины. Я мог бы сказать всё, как есть. А мог бы смягчить, спрятать то, что было вложено в каждую доску и гвоздь. Я не хотел, чтобы она знала. Не хотел отдавать ей все карты — по множеству причин. Но и лгать ей не мог. Не сейчас, когда собирался просить о жертве, на которую не каждый решится.

Я проследил за её взглядом, пытаясь понять, на какой детали она остановилась.

— Когда я потерял тебя, потерял то, что было между нами, мне нужно было хоть за что-то держаться. Я решил, что если построю этот дом, если смогу жить в нём, то хоть как-то сохраню тебя рядом — ту тебя, какой ты была тогда. Но когда стройка закончилась, пару лет назад, я понял, что не смогу здесь жить. Без тебя — не смогу.

Я обернулся — и увидел блеск слёз в её глазах.

— Кайлер…

Сколько лет я хотел, чтобы она думала, будто я отпустил прошлое. Что она для меня важна, но я не тоскую по тому «почти», которое нас когда-то связывало. Что мы друзья, почти родные, и не больше. Но это была ложь.

Я называл братьев и сестёр Колсонов «брат», «сестра» — всех, кроме неё. Потому что она была всем, кем угодно, только не сестрой. Моё тело само отвергало это слово.