– Мои высокопоставленные друзья! И кто привёл тебя сюда, Фалько?
«Есть еще более заслуживающие рекомендации друзья, занимающие еще более высокие государственные должности», — прямо ответил я.
Возвращение к Анакриту было почти облегчением. До того, как он приказал покушаться на мою жизнь, мы с начальником шпионской сети работали вместе. Анакрит был человеком непростым, но, как и я, умел наслаждаться жизнью. Он любил хорошее вино, крепко держал своего парикмахера и был известен тем, что иногда отпускал шутки об аристократии.
Учитывая, что император стремился сократить расходы и выступал против чрезмерных мер безопасности, Анакрит, должно быть, чувствовал угрозу. Во-первых, он, безусловно, хотел держать меня подальше. Некоторое время назад он пытался меня дискредитировать и даже замышлял казнь по приказу коварного иностранного властителя, но к тому времени я уже точно знал, в каком положении мы оба. Ну, насколько это вообще возможно, имея шпиона.
«Что случилось, Фалько? Мой молодой друг благородного происхождения донимает тебя своими злобными обвинениями?»
Я ответил, что его юному другу грозит разбить нос. Мы с Анакритом возобновили нашу обычную враждебность.
Я поднял глаза и остановил свой взгляд на полированной бронзовой лампе, по форме напоминавшей эрегированный фаллос, которая горела чистым, лишенным запаха пламенем добра.
Бетиновое масло. То ли диковинный сосуд качался сильнее, чем следовало, то ли вся комната закружилась в головокружительном кивке…
Я решил, что с меня хватит красного вина из Барсино. И
В этот самый момент, как это часто бывает, раб наполнил мою чашу. Вздохнув, я приготовился к долгому вечеру.
Должно быть, в последующие часы я выпил ещё немало, хотя и не могу сказать точно, сколько. В результате ничего интересного не произошло. По крайней мере, для меня. Другие, несомненно, бросились на риск и интриги.
Вероятно, кто-то устроил свидание с танцовщицей из Hispalis.
Похоже, это был тот фестиваль, где соблюдались все традиционные обычаи.
Я ушёл, когда атмосфера ещё была оживлённой. Я не видел ни одного упавшего в обморок, и уж точно, в тот вечер, трупов не было. Единственное, что я помню из моего последнего часа, – это тот деликатный момент, когда я взвалил амфору на плечо. Она доходила мне до пояса, и в моём состоянии её невозможно было сдвинуть с места. Молодой человек в тунике цвета овса с другого ряда лож тоже поднял тогу; он казался относительно трезвым и заботливо предложил мне нанять ещё нескольких рабов, чтобы отнести тяжёлый, громоздкий сосуд к моему дому, подвешенный на шесте. Внезапно я понял, что это лучшее решение, и мы рассмеялись. Я был слишком пьян, чтобы спросить его, кто он, но он показался мне приятным и умным человеком. Я удивился, что он пришёл на пир один.
Не знаю как, но мои ноги сами нашли путь от Палатина до Авентина. Квартира, где я прожил несколько лет, находилась на шестом этаже ветхого дома. Рабы отказались подниматься.
Я оставил амфору у подножия лестницы, спрятав её под кучей грязных тог из прачечной Лении, занимавшей первый этаж. Это была одна из тех ночей, когда моя левая нога шла в одну сторону и натыкалась на правую, которая шла в другую. Не помню, как мне удалось уговорить их помочь и отвести меня наверх.
Наконец, я проснулся от беспокойной темноты, услышав далёкие крики рыночных торговцев и спорадический звон колокольчиков на упряжи. Я понял, что шум с улицы под моим окном беспокоит меня уже давно. Было первое апреля, и улицы…
Поднялся большой переполох. Собаки лаяли на кур, а молодые петухи кукарекали от чистого удовольствия. Солнце уже давно взошло. Под тентом окна ворковал голубь, тревожно воркуя. Полуденный свет с почти болезненной интенсивностью лился через балкон.
Мысль о завтраке пришла в голову автоматически. Но тут же исчезла.
Я чувствовал себя ужасно. Сев на неудобном диване для чтения, на котором я вчера рухнул, я оглядел квартиру, что только усугубило ситуацию. Я не собирался звонить Хелене, даже извиняться. Моей девушки дома не было.
И я оказался не там, где думал.
Я не мог поверить, что сделал что-то подобное, но голова, пульсирующая от боли, подсказала мне, что я не ошибся. Я был в нашей старой квартире. Мы там больше не жили.
Елена Юстина будет у нас на новом месте и будет ждать меня всю ночь. Конечно, если она ещё не ушла от меня просто потому, что всю ночь тусовалась. Любая разумная женщина истолкует это так, будто она была с другой девушкой.
В
Наш дом представлял собой тёмную квартиру на первом этаже дома на теневой стороне площади Фонтанов. На первый взгляд, эта часть выглядела лучше остальной площади, но лишь потому, что солнце не достигало обветшалого вида, покрывавшего все эти здания, словно слой мха. Ставни облупились. Двери плохо прилегали. Жильцы часто теряли терпение и переставали платить за аренду; зачастую они предпочитали уморить себя голодом, чем быть избитыми мускулистыми головорезами арендодателя в наказание за неуплату.
Все, кто там жил, намеревались уехать: плетень корзин, владелец лавки с дверью, выходящей на улицу, хотел уйти на пенсию в Кампанию, а арендаторы менялись с такой скоростью, которая красноречиво говорила о...
Бытовые удобства (точнее, полное их отсутствие) и мы с Еленой, субарендаторы корзинщика, мечтали о побеге в роскошную виллу с водопроводом, сосновой изгородью и хорошо проветриваемыми колоннадами, где прохожие могли бы вести изысканные беседы на философские темы. По правде говоря, всё было бы лучше, чем эта тесная трёхкомнатная лачуга, где ругающиеся и ругающиеся обитатели верхних этажей имели преимущественное право прохода мимо нашей двери.
Дверь здания была отшлифована и выровнена плотницким рубанком и готова к покраске. Оставив её позади, я поплелся по коридору, заваленному сложенными вещами. В первой комнате, выходящей из коридора, стены были голыми, и мебели я не увидел. Вторая была такой же, если не считать невероятно непристойной фрески напротив входа. Елена потратила немало времени, кропотливо соскребая изображения совокупляющихся похотливых парочек и чувственных сатиров в пышных гиацинтовых венках и с флейтами, прячущихся за лавровыми деревьями, украдкой наблюдающих за происходящим. Снятие их было медленным процессом, и в тот момент все скребки и влажные губки валялись брошенными в углу. Я мог догадаться, почему.
Я продолжил идти по коридору. Под ногами доски, недавно прибитые к полу, казались твёрдыми. Я потратил несколько часов, выравнивая их.
На стене висела серия небольших греческих табличек с изображениями олимпийских сцен, подобранных Еленой. Ниша в стене создавала впечатление, будто она ждала пару домашних богов. За дверью задней комнаты я заметил незнакомый красно-белый ковёр; на нём спала лохматая собака, которая недовольно встала и ушла, когда я подошла.
–Привет, Нукс.
Накс тихонько пукнул и повернул голову, чтобы с легким удивлением осмотреть свою заднюю часть.
Несколько раз легонько постучав по дверному косяку, я открыл её. В глубине души я надеялся, что постоянный жилец вышел прогуляться, но не тут-то было.
Там была Елена. Мне следовало бы знать. Я приказал ей, что если она выйдет из дома без меня, она должна взять с собой собаку. У Елены не было причин для этого.
Да, он привык подчиняться моим указаниям, но я очень привязался к этому животному.
–Привет, кареглазый. Здесь живёт Фалько?
–Судя по всему, нет.
«Не говори мне, что он сбежал, чтобы стать гладиатором! Вот свинья!»
– Он уже достаточно взрослый. Он может делать всё, что захочет.
«Ни в коем случае», — сказал я себе. Если бы у меня сохранилась хоть капля ясности сознания, я бы вёл себя очень осторожно.
По традиции, новый офис Фалько был обставлен как спальня. Работа информатора — грязное дело, и клиенты ожидают, что атмосфера, которая их окружает, будет ошеломлять.
Более того, всем известно, что информатор тратит половину своего времени на обучение своего бухгалтера тому, как обманывать клиентов.
