Не беспокойтесь. Это была та самая зарубежная поездка, из которой мы не собирались возвращаться домой, ожидая следующего ребёнка, зачатого на вершине холма. Если мы когда-нибудь хотим стать уважаемыми родителями троих детей и получить дополнительные социальные привилегии, нам нужно будет лучше всё организовать.

Были и другие холмы, пейзажами которых, за неимением другого выбора, мы неустанно любовались. Возвращаясь в город, мы достигли горы Ликавитос, крутого утёса, возвышающегося над северо-восточной частью города. Мы видели её с Парфенона; оттуда, должно быть, открываются великолепные виды прямо на море.

«Лицей». Заметки Елены об экскурсии становились лаконичными. «Аристотель».

Даже она уже начала уставать; на этот раз она осталась с повозкой, пока я принимала Нукс для пробежки. Собака шла рядом довольно тихо, пока мы поднимались в гору, словно то, что случилось с Клеонимом на Коринфском акрополе, окончательно её усмирило.

День выдался ещё один прекрасный, хотя я благоразумно взяла шляпу. И всё же я была рада, когда мы с Нуксом свернули за поворот дороги и наткнулись на небольшую соломенную хижину. Снаружи, скрестив ноги, сидела местная жительница на небольшой платформе; она напоминала низкую скамейку без спинки. На ней тоже была шляпа – соломенная, с высоким остриём, причудливого узора, словно она сама её неумело сплела. Рядом с ней стоял большой кувшин для воды; проезжающие могли остановиться здесь, чтобы купить прохладительного напитка.

Сердце у меня ёкнуло. Неожиданно я нашёл свидетеля. Должно быть, я наконец-то догнал старуху, которую Гай и Корнелий встретили по дороге в Акрокоринф, продавая воду из пиренского источника.

Я тихо подошёл. Нукс села и почесалась. Она всегда умела создать непринуждённый тон на собраниях. Мне налили напиток в приличных размеров стакан; я бросил медяки в протянутую руку. Только тогда старуха – как я и предполагал – подняла взгляд из-под

Эксцентричная шляпа в знак благодарности. Теперь я испытал второй шок. Это была не старуха; она была просто средних лет и неопределённой. Это была Филомела.

«Мы встретились снова!»

«Ты любишь штампы, Фалько».

Я пила воду, задумчиво смакуя её. Нукс облизывала носик большого кувшина, поэтому я налила ей ещё. Собака решила, что если пить разрешено, то она не хочет.

«Глупышка, Нукс! Почему-то я теперь с тоской думаю о своих детях; они тоже ужас... Пора ехать домой, я думаю».

«Тогда я должна кое-что сказать», — заявила Филомела. «Я хочу передать тебе одно сообщение, Фалько. Я хочу, чтобы ты объяснил кое-что кое-кому в Риме».

«Кто? Что? Где что-то произошло?»

«Олимпия».

Гай и Корнелий сказали, что их торговка водой рассказала им, что она работала на холме Кроноса. Что бы Филомела мне ни рассказала, я знал, что это будет важно.

Я присел на корточки и оглядел её. Филомела молчала, словно желая добиться максимального напряжения. Она лишь разозлила меня.

Я попытался её подбодрить: «Надеюсь, речь идёт о том, что случилось с Валерией Вентидией или Марцеллой Цезией. Полагаю, ваша профессия позволяет вам видеть Цезию?»

«Моё ремесло!» Она коротко рассмеялась. «Живу скромно, как видите…» — она указала рукой на хижину позади себя, крошечную и, без сомнения, крайне грубую внутри. Я предпочитала этого не знать. Ненавижу деревенские хижины; от них воняет дымом и куриным помётом. «Продаю воду, чтобы заработать гроши, просто чтобы выжить».

«Нет семьи, которая могла бы тебе помочь?»

«Родственники по браку. Они не знают, что я вернулся в Грецию.

Они думают, что я путешествую по другой провинции. Меня это устраивает. Я хотел затеряться.

Я не мог заставить себя потакать ее романтическим чувствам. «Люди, которые

«теряют» себя — либо неудачники, либо мошенники с постыдными секретами».

«Вы печальный человек».

«Я — доносчик. Когда-то я был весёлым оводом, но доносы делают тебя жестоким. Филомела, скажи мне правду. Ты была в Олимпии, когда Марцелла Цезия поднялась на холм Кроноса, а затем исчезла?»

"Я был.'

«Вы действительно были на холме Кроноса в тот день?»

«Да, я там был».

«Вы видели, как она поднялась? Кто-нибудь был с ней?»

«Два человека поднялись на холм вместе».

«Один из них был мужчиной?»

«Нет. Одной была Марцелла Цезия; другой была женщина, Фалько».

Это заставило меня задуматься.

«Ты знаешь, что случилось с Цезией?»

"Я делаю.'

В этот драматический момент нас прервали. Меня окликнул знакомый голос. Должно быть, Елена всё-таки привязала пони и пошла за мной на холм. Нукс побежал ей навстречу. «Так у тебя всё-таки есть жена!» — прокомментировала так называемая Филомела.

«Я так и сказал». Я представился. «Елена Юстина, дочь благородного Децима Камилла Вера, любезная жена моя; Елена, это дама из Тускула, которая теперь называет себя Филомелой».

Елена смотрела на него, широко раскрыв глаза от удивления. Я уже предупреждала её, что, по-моему, Филомела не совсем в себе. «Кажется, я знаю, кто ты», — бодро заявила Елена.

Филомела сняла свою необычную соломенную шляпу, словно обнажая свою истинную сущность. Елена сама заправила свои тонкие волосы за уши, вытащив костяную булавку и неосознанно вернув её на место. Они были…

словно две подруги, усевшиеся за чашечкой мятного чая на женском вечернем собрании.

«Скажите, вы Марцелла Невия?»

«У тебя необыкновенная жена, Фалько!» — пропела тетя Марцеллы Цезии.

Цезий Секунд уверял нас, что эта женщина путешествовала по Египту. Всё это время она слонялась по Греции под вымышленным именем.

Я никогда не предполагал, что смерть племянницы в Олимпии превратила её в нимфу, помешанную на луне. Марцелла Невия, должно быть, всегда была склонна к широко раскрытым глазам и тоске перед лицом реальной жизни. Это придавало трагедии мрачный оттенок. Доверять юную девушку её единоличным заботам в дальнем путешествии было крайне неразумно. Не то чтобы мы когда-либо сказали это Цезию Секунду. У него и так было достаточно проблем, и он не винит себя за доверие к непутёвой тётке.

Она была более чем неудовлетворительной, как мы вскоре выяснили. Я был рад, что Елена присоединилась к нам. Мне нужен был свидетель. Елена поддержит меня, когда мне придётся рассказывать эту историю. Теперь Цезий Секунд наконец-то мог перестать гадать, хотя, узнав, что на самом деле случилось с его дочерью, он ещё больше разволновался. По крайней мере, он мог наконец примириться, похоронить те кости, которые я видел в свинцовом гробу, и определить виновных, если бы захотел.

«Мы с племянницей хотели обрести покой и уединение». Это соответствовало всему, что я видел в Марцелле Невии. И я уже смотрел на неё с опаской. Мне стало интересно, не мечтала ли эта девушка; возможно, и нет.

В рассеянности тёти таилась сталь. Я представляла, как она коварно убеждает свою гораздо более молодую спутницу, подталкивая Цезию к своим странным поступкам. Проведя несколько недель в изоляции с тётей, совершенно нормальный подросток мог бы потерять чувство реальности.

«Мы поднялись на холм Кроноса, чтобы пообщаться с богами. Пока мы там были, разразилась ужасная гроза. Мы почувствовали близость к Зевсу, Всемогущему Громовержцу».

«Это не мирно!» — пробормотал я. Мы сами видели, как бури бушуют вокруг Олимпии.

«Мы находились в другом измерении мира. Мы ушли далеко-далеко от других людей», — восторженно восклицала Марчелла Невия. «Мы сбежали...»

.» Она помолчала.

«От кого сбежала?» — резко спросила Хелена. «Ваша племянница была молода, с живым характером», — добавила она. «Отец описывал её нам как любопытную, познающую мир, но ей было… сколько ей было? — восемнадцать, кажется. Она была незрелой для своего возраста? Я имею в виду, в социальном плане?»

Марселла Наэвия кивнула.

«Предположим, — продолжала Елена, — среди группы, с которой вы путешествовали, был мужчина, который пользовался женщинами, приставал к ним и домогался их. Марцелла Цезия бы это возмутила».